Звездная пыль

Конь выглядел перепуганным. Грива его намокла от пота и крови, глаза вылезали из орбит. Только сейчас Тристран заметил, что на лбу у него красуется длинный рог цвета слоновой кости. Единорог взвился на дыбы с яростным ржанием и острым неподкованным передним копытом ударил льва в грудь. Тот завыл, как ошпаренный кипятком гигантский кот, и отскочил в сторону. Держась на расстоянии, лев закружил вокруг настороженного единорога, не сводя золотых глаз с острого рога, неизменно развернутого в его сторону.

– Останови их! – прошептала звезда. – Они же убьют друг друга!

Лев снова зарычал. Начался его рык негромко, как отдаленный раскат грома, и постепенно вырос до страшного рева, сотрясавшего кроны деревьев, скалы и сами небеса. Потом лев прыгнул, единорог прянул ему навстречу, и по поляне покатился золото-серебряно-алый клубок. Лев вцепился-таки единорогу в спину, глубоко вонзая когти ему в бока и вгрызаясь зубами противнику в шею; единорог стонал и лягался из последних сил, перекатывался на спину в попытке сбросить огромную кошку. Его копыта и рог беспомощно разили воздух, не в силах дотянуться до мучителя.

– Пожалуйста! Ну сделай что-нибудь! – умоляла девушка, чуть не плача. – Ведь лев его убьет!

Тристран мог бы объяснить ей, что единственное, на что он мог рассчитывать, вмешавшись в схватку могучих зверей, – это быть проколотым рогом, и затоптанным, и разорванным на части, а то и проглоченным. Он мог бы пойти и дальше в своих объяснениях и изложить, что даже умудрись он чудом выжить – разнять дерущихся все равно бы не удалось. Ведь Тристран не располагал сейчас и ведром с водой – традиционным застенским средством против драки животных.

Все эти полезные мысли разом пронеслись у юноши в голове, в то время как ноги сами собой вынесли его на середину поляны, где он застыл в паре шагов от свившихся клубком противников. От льва исходил сильный и страшный звериный запах, и Тристран стоял достаточно близко, чтобы разглядеть умоляющие черные глаза единорога…

Вел за корону смертный бой со львом единорог, неожиданно вспомнился Тристрану старый детский стишок.

Гонял единорога лев вдоль городских дорог, И раз побил, И два побил, Его помучив всласть, И третий раз отколотил, Свою упрочив власть…

Повторяя про себя слова стишка, юноша поднял с травы золотую корону, тяжелую и одновременно мягкую, как свинец. Сделал шаг к сцепившимся животным и обратился ко льву тоном, которым он обычно увещевал драчливых баранов и пугливых овец на отцовских полях:

– Ну, ну… Успокойся, тише… Вот твоя корона…

Лев тряхнул единорога за загривок, как кошка, треплющая шерстяной шарф, и скосил на Тристрана изумленные глаза.

– Молодец, – приговаривал Тристран, обеими руками протягивая корону могучему зверю. В гриве льва запутались мелкие камешки и листья. – Ты молодец. Ты победил. А теперь отпусти единорога.

Он приблизился еще на шаг и дрожащими руками водрузил корону льву на макушку.

Лев выпустил наконец измученного противника и принялся горделиво расхаживать по поляне, высоко подняв увенчанную голову. Наконец он дошел до края леса, помедлил пару минут, чтобы зализать раны длинным красным языком, – и, урча, как землетрясение, скрылся меж деревьев.

Звезда, прихрамывая, добралась до раненого единорога, неловко опустилась рядом со зверем на траву, вытянув в сторону больную ногу, и принялась гладить его по голове.

– Ах ты, бедняжка, – приговаривала она.

Единорог открыл свои черные глаза и внимательно посмотрел на нее, после чего положил ей голову на колени и снова опустил веки.

Тем вечером Тристран поужинал остатками сухого хлеба. Звезда не ела ничего. Она настояла, что нельзя оставлять больного единорога, и Тристрану не хватило духа ей отказать.

Когда стемнело, небосвод над сумеречной поляной наполнился мерцанием тысяч звезд. Девушка-звезда тоже мерцала, будто искупавшись в Млечном Пути. Волшебное животное смутно белело в темноте, как луна сквозь облака. Тристран лежал, привалившись к огромному боку единорога и греясь его теплом. Звезда устроилась по другую сторону зверя. Похоже, она напевала единорогу песенку; Тристран жалел, что не может получше расслышать. Обрывки странной мелодии, долетавшие до него, завораживали – но девушка пела так тихо, что он почти ничего не понял.

Юноша потрогал цепь, соединявшую их со звездой, – холодную, как снег, и тонкую, как лунный свет в мельничной запруде или блеск серебряной чешуи форели, когда та всплывает к поверхности из водных глубин.

Вскоре он уснул.

Королева ведьм направляла свою колесницу по лесной дороге, то и дело охаживая белых козлов кнутом по бокам, стоило им притомиться. Она заметила маленький костерок в стороне от тракта, примерно в миле впереди, и по цвету пламени поняла, что огонь разожжен кем-то из ее народа. Колдовские костры обычно горят языками необычных оттенков. Так что ведьма нахлестывала козлов, пока не поравнялась с ярко раскрашенным цыганским фургоном и с костерком, возле которого сгорбилась седоволосая старуха. Она поворачивала над огнем вертел с насаженным на него зайцем. Из распоротого заячьего живота капал жир, шипя на угольях, так что ноздри щекотали сразу два запаха – древесного дыма и жареного мяса.

Пестрая птица сидела в фургоне на деревянной жердочке возле места возничего. При виде королевы ведьм она взъерошила перья и подала сигнал тревоги, хотя в случае чего сама птица не смогла бы улететь, прикованная к своему насесту цепью.

– Прежде чем вы что-либо скажете, – подала голос седая карга, – хочу предупредить вас, что я всего лишь бедная старая цветочница, безобидная бабушка, которая никогда никому не причиняла вреда. Вид такой важной и суровой дамы, как вы, внушает мне трепет и почтение.

– Я ничего тебе не сделаю, – отозвалась королева ведьм.

Старая карга, щурясь, с головы до ног разглядывала красивую леди в алом платье.

– Это все только слова, – проныла она. – Как мне поверить в вашу искренность – мне, доброй и милой старушке, которая так и трясется от страха перед вами? Вдруг вы решите ограбить меня ночью или еще чего похуже?

И ведьма поворошила палкой в костре, отчего пламя подпрыгнуло.

– Я клянусь, – сказала леди в алом, – клянусь правами и обязанностями древнего Сестричества, к которому мы с тобой принадлежим, а также могуществом великих Лилим, своими губами и грудями и своей девственностью, что я не причиню тебе вреда и буду обращаться с тобой как с собственной гостьей.

– Вот и славно, моя дорогая, – обрадовалась старуха, скаля в улыбке желтые зубы. – Садитесь к костерку. Ужин вот-вот поспеет – в одно мановение ягнячьего хвоста.

– С удовольствием угощусь, – ответила леди в алом платье.

Козлы, посапывая, жевали траву рядом с колесницей, с неприязнью поглядывая на привязанных к колышку старухиных мулов.

– Отличные козлики, – сказала карга.

Королева ведьм кивнула, скромно улыбаясь. Пламя костра отсвечивало на чешуе алой змейки, браслетом обернувшей ее запястье.