Звездная река
Шрифт:
Алтаи, стоящие вдоль дороги и вдали от нее, наблюдали за процессией, смеялись, ухмылялись, указывали на сокровища на повозках. Солнце уже встало. В фургонах сверкало золото, искрились драгоценные камни и серебро. Солнечный свет озарял капитуляцию Катая.
Грохочущие груженые повозки отводили в глубину лагеря, ближе к реке. Прикрываясь полями шляпы от яркого солнца, Дайянь увидел группу людей слева, стоящих в ожидании, или так казалось.
От этой группы отделился всадник. Он пустил серого коня рысью, подъехал к принцу. Чжицзэн отпрянул, когда этот человек подъехал ближе. Дайянь увидел, как усмехнулся алтайский всадник. Он сделал вид, что собирается ударить принца. Чжинцзэн, к его чести, на этот раз не дрогнул. Дайянь не видел его глаз, но голова принца была
Дайянь посмотрел на других сопровождающих. Они остановились, на их лицах появился страх. «Они должны быть в той группе, – подумал он, – те два брата». Ему необходимо слышать, что там говорят.
– Поехали, – скомандовал он, хотя не имел здесь никакой власти.
Иногда власть приходит к тому, кто заявил на нее права. Он дернул поводья, съехал с дороги. Другие пятеро последовали за ним. Он остановился на разумном расстоянии от группы, к которой подвели принца Чжицзэна, словно мальчика на пони. Дайянь ясно видел их, но он не представлял для них явной угрозы, безоружный, с покорно опущенной головой, еще один из этих слабых, испуганных катайцев, сдающих им империю, не понимающий вне своих стен, где ему надо стоять в этот момент. Он наблюдал. Кто-то поднял руку и указал куда-то. Он увидел, куда указал этот человек, и отметил в своей памяти это место. Небольшой подарок. Он был за него благодарен. За этим он приехал сюда, не считая желания убить двух человек, но этого он не мог сделать.
Один всадник подъехал рысью к нему и другим сопровождающим принца и стал энергично махать руками в сторону городских ворот. Им приказывали возвращаться обратно. Другие алтаи подъехали и ясно давали понять это своими жестами. Сопротивляться было невозможно. И смысла не было.
Он повернулся к остальным пяти членам эскорта. Они проехали мимо все еще выезжающих с грохотом из ворот повозок. Они будут выезжать из них большую часть дня. «Короткого дня, – подумал он, – а потом наступят зимние сумерки». Возможно, позже пойдет снег. Уже почти наступил новый год, время праздника.
Он один раз оглянулся. Увидел Чжицзэна, принца Цзэня, окруженного алтаями, одного. Его заставили спешиться, забрали его коня. Он больше не принадлежал ему. Принц стоял среди сидящих верхом врагов. Он по-прежнему высоко держал голову, выпрямив спину и расправив плечи. Никаких признаков страха или покорности Дайянь не увидел.
Люди способны удивлять. Способны неожиданно вызвать чувство гордости, заставить горевать.
Получив первое предупреждение о том, что большое войско алтаев приближается к Еньлину, Хан Дэцзинь отослал прочь сына, а также почти всех слуг, работников и женщин поместья «Маленький золотой холм».
С Сенем возникли трудности. Он твердо вознамерился остаться с отцом или взять его с собой. Старик был совершенно уверен, что его собственный сын знал о мужестве, которое проявил сын Лу Чэня, сопровождая своего отца в Линчжоу. Люди с уважением относились к такой сыновней преданности. Учитывая то, что Хан Дэцзинь и Лу Чэнь были непримиримыми политическими противниками, Сеню было бы трудно не вспомнить о другом сыне и его отце.
Конечно, он, возможно, был несправедлив в своем предположении. Его собственный сын все время оставался неизменно преданным ему, всегда был рядом, предугадывал его потребности, умело и ловко выполнял все поручения. Не одно и то же – сохранить верность во дворце, на высокой должности, где награды высоки, или отправиться в ссылку в смертельно опасное, далекое место, но преданность сына – все равно преданность. Сень почти наверняка ожидал, что станет первым министром после отца, но также наверняка понял (или сказал, что понял), почему для этого сейчас неподходящее время, по мнению отца. Это мнение оказалось губительно правильным.
«Иногда предпочтительнее ошибиться», – подумал старик.
С ним осталось всего трое слуг, человек, присматривающий за животными, и двое на кухне. Семь душ на работающей ферме из
нескольких строений. Сейчас была зима, холодно. Они закончили свои обычные приготовления перед тем, как все другие уехали. Так как оставалось всего семь человек, у них было больше еды и питья, чем необходимо.Пока алтаи им не угрожали. Всадники окружили Еньлин, но не полностью, и несли потери. Тамошний командующий войсками Катая, его имя Цзао Цзыцзи (он был здесь вместе с другим воином), по-видимому, был очень способным командиром. Он (вместе с тем, другим, Жэнь Дайянем) нанес сокрушительное поражение алтаям на севере от города, уничтожив большую часть армии степных всадников – и миф о непобедимости алтаев. Всадники, окружившие Еньлин сейчас, пришли через перевал Тэн от Синаня на западе.
Вести из Синаня были плохие.
Он был стар, читал много книг по истории и сам прожил, как ему казалось, большую часть истории. Он знал о многих случаях, когда города захватывали жестокие враги. Если смотреть далеко вперед, приходишь к пониманию, что тьма может миновать, могут начаться перемены и вернуть свет. Иногда, не всегда.
Он ясно дал понять сыну, когда осень подошла к концу: он лишит себя жизни своей собственной рукой – после соответствующих молитв, обращенных к предкам, – но не бросит ферму и не пустится в бегство в условиях зимы, чтобы мешать быстрому движению всех остальных, и, возможно, умереть по дороге к их южным поместьям.
– Приходит время, – сказал он Сеню, – когда человеку нужно остановиться. Я останавливаюсь здесь. Если варвары отступят и ферма уцелеет, возвращайся ко мне. Я не собираюсь умирать, но не стану огорчаться, если это произойдет.
– А я стану, – ответил сын.
Он оказался на удивление эмоциональным мальчиком. Ему уже за сорок. Оказалось, он любит отца, а не просто почитает его. Философы говорят, что почитать родителей обязательно. Но так бывает не всегда. Объявить что-то обязательным не значит сделать его таким. Этого философы не учли. Иногда это учитывали первые министры.
– Ты знаешь, – сказал он своему сыну во время их последнего разговора, – у варваров есть ряд верований насчет потустороннего мира.
Сень молча ждал. Сын к тому времени казался Хан Дэцзиню всего лишь размытым силуэтом в комнате. Он приказывал хорошо освещать свои комнаты, иначе совсем бы погрузился во тьму.
Он продолжал:
– Кажется, они верят, что в потустороннем мире все наоборот. Цвета становятся противоположными. Черные создания превращаются в белые, светлые – в темные. Солнце и луна восходят на другой стороне небосклона. Звездная река течет в обратном направлении. И поэтому, сын мой, возможно в потустороннем мире, когда я туда перейду, я снова ясно увижу тебя. И стану молодым.
Он позволил Сеню обнять себя перед отъездом, перед тем, как он повел остальных на юг, туда, где находились остальные члены семьи. Это получилось неловко, сын нагнулся, стараясь взять себя в руки, сидящий отец поднял голову для поцелуя, смутно различая сына. Он все же благословил его. Сын это заслужил, заработал, пусть и не среди змей острова Линчжоу. И старик все еще питал надежду (правда, теперь слабую, из-за нынешних событий) на продолжение их рода.
Это было осенью, после сбора урожая. Алтаи прискакали из Синаня в конце этого сезона. «Они пришли с приходом зимы, – думал он, – холодные враги в холодные дни». Теперь ему некому было диктовать стихи. Ему следовало оставить одного человека, который умеет держать кисть, растирать тушь, писать слова, продиктованные ему. Он совершил ошибку.
Поместье «Маленький золотой холм» находилось в безлюдных краях, среди холмистой сельской местности, спрятанное в долине, его нелегко было заметить с имперской дороги, которая вилась, подобно ленте цивилизации, от Ханьцзиня, мимо Еньлина, мимо Синаня, к потерянным западным районам. К землям Шелкового пути. Названия, звенящие, как бронзовые колокола.
Когда-то ему хотелось увидеть эти места. Теперь он сидел в темноте, зимой, на ферме. У него была еда, вино и дрова. Он не мог читать, некому было ему петь. У него оставались мысли и воспоминания. Он слышал, как по ночам охотятся совы.