Звездно-спекулятивный труп

Беглый исторический обзор представляет ничто как анти-понятие бытия, то есть как его отрицание. Но если ничто и становится предметом рассмотрения, тогда... оно пробуждает впервые точную формулировку метафизического вопроса, касающегося Бытия сущего. Ничто не остается неопределенной противоположностью сущего, а раскрывает себя как принадлежащее к Бытию сущего [104] .

Для Хайдеггера «ничто» именует это парадоксальное качество Бытия, как всюду и нигде, как общее всему сущему, но нигде не данное само по себе. Итогом всего этого является момент, когда человек постигает это «ничто» перед лицом своей смертности. В столкновении с «неопределенностью смерти» человек обнаруживает себя выдвинутым в бездну и на мгновение видит Бытие сущего как «ничто». Бытие, присущее человеку, есть «выдвинутость в ничто». Это экзистенциальное состояние Хайдеггер обозначает знаменитым понятием Angst (тревога, страх, ужас): «Неопределенность смерти исходно разомкнута в ужасе... Ничто, перед которым ставит ужас, обнажает ничтожность, определяющую присутствие (Dasein) в его основе, которая сама есть брошенность в смерть» [105] .

104

Там же. С. 25.

105

Хайдеггер ?. Бытие и время. § 62. С. 308.

Как ни драматически это звучит, но это противостояние с ничто является для Хайдеггера [свидетельством] и высоты, и глубины человеческого бытия. В анализе повседневных настроений, таких как скука и тревога, Хайдеггер показывает, что мы склонны избегать «ничто» ради погружения в чисто аффирмативный мир наших индивидуализированного сущего. Это является отправной точкой для Ж.-П. Сартра в первой части его книги «Бытие и ничто» (Being and Nothingness). Сартр начинает ситуации сущего — в особенности человеческого сущего, — отчужденного от собственного бытия; выражаясь словами Хайдеггера, мы есть сущее, отпавшее от Бытия. Однако Сартр гораздо сильнее озабочен связью человеческого бытия с бытием в себе. Именно в этой взаимосвязи возникает то, что Сартр называет «ничтойностью» (nothingness, le neant). Согласно Сартру, когда человеческое бытие задается вопросом о бытии как таковом, ничтойность открывает себя различными способами: как неопределенность со стороны вопрошающего, как неопределенность со стороны того, о чем вопрошается, а также в случае отсутствия смысла самого вопрошания. «Именно постоянная возможность небытия вне нас и в нас обусловливает наши вопросы о бытии» [106] . Человеческое бытие пытается разрешить все эти неопределенности зафиксировав свой предмет исследования: «Бытие есть это и вне этого — ничто» [107] .

106

Сартр Ж. П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии / пер. с фр. В. И. Колядко. ?.: Республика, 2000. С. 44.

107

Там же.

Согласно Сартру, «ничтойность» есть момент, когда «вне этого — ничто» вновь проникает в озабоченность бытием. Сартр приводит пример из повседневной жизни: встречу в кафе. Скажем, я собираюсь в Joe Coffee, чтобы встретиться с Премой [108] . Я захожу в кафе, ожидая ее увидеть, но ее там нет. Я окидываю взглядом помещение, сидящих и стоящих людей, столы со стульями, прилавок с татуированным бариста. Я слышу звон чашек для эспрессо, шум кофемолки, негромко играющую музыку. Но все это лишь фон для Премы, которую я надеялся застать здесь и которой здесь нет. Я мог бы переключить внимание на то, что находится в этом кафе на переднем плане (не слишком ли много места они заняли со своим лэптопом? те двое студентов разговаривают слишком громко, я мог бы купить кофе в зернах, раз уж я здесь и — о! — здесь Доминик, привет...). Но это не стирает основного различия между фоном (Joe Coffee) и отсутствующим передним планом (Премой). Следуя терминологии Сартра, я осуществил «ничтожение» (nihilate) кафе как фона для того, чтобы освободить передний план с Премой, которой тут нет. Открывается своего рода бездна, присутствие отсутствия. Возникновение Премы как ничтойности на фоне ничтожимого кафе. Как пишет Сартр, «то, что дано интуиции, и есть мигание ничтойности, это — ничтойность фона, ничтожение которого вызывает форму, требует ее появления» [109] .

108

В оригинальном примере Сартра речь идет об отсутствии в кафе Пьера, который у Юджина Такера оказывается заменен Премой. Вероятно, имеется в виду Према Мёрти — американская художница, работающая в междисциплинарных жанрах искусства (инсталляция, звуковая скульптура, видеоарт, графика и т. д.). Одна из основателей арт-проекта «Фейкшоп» (Fake-shop), занимавшегося иммерсивными он- и офлайн перформансами. Проект существовал с 1997 по 2000 год. Наряду с Премой Мёрти в него входили художник Джеф Гомперц и сам Юджин Такер.

109

Там же. С. 48. [Пер. изм. — прим. пер.] Я должен отметить, что у Премы тёмные волосы, но не настолько, чтобы ее присутствие в кафе создало иллюзию тёмной материи, вызывая еще один вид ничтойности, который утверждает себя как присутствие (в противоположность ничтойности, которая утверждает себя как отсутствие).

Это означает, что сартровское понятие ничтойности почти противоположно хайдеггеровскому. Для Хайдеггера «ничто» соответствует Бытию, которое само не есть сущее среди прочего сущего и обладает философским приоритетом перед тем или иным сущим. У Сартра, напротив, пример с кафе показывает, что сначала всегда есть бытие, которое затем оказывается «не здесь», — всегда сначала «есть» и уже потом «нет». «Это значит, что бытие предшествует ничтойности и ее обосновывает. Под этим необходимо понимать не только то, что бытие обладает перед ничтойностью логическим первенством, но еще то, что именно из бытия ничтойность конкретно извлекает свою действенность» [110] . Этот вывод является ключевым для Сартра, поскольку он позволит выдвинуть понятие «свободы», основывающееся на ослаблении связки между интенцией и действием, между ожиданием кого-либо и не нахождением его здесь. Это послужит основой для его знаменитого утверждения «существование предшествует сущности».

110

Там же. С. 54. [Пер. изм. — прим. пер.]

Несмотря на все свои различия, Хайдеггер и Сартр бьются над загадкой, которую ничто/ничтойность представляет для философии, — загадкой, которая требует от философии охватить одной мыслью «есть» и «не есть» ничто/ничтойности. Хайдеггер скрывает ничто за языком Бытия и сущего, где «ничто» не противостоит Бытию, а полкостью соразмерно ему. Сартр подобным образом скрывает ничтойность, но за иным языком, — языком столкновения между сущими и разрыва, который может случиться, когда ожидаемое столкновение не происходит. Можем ли мы сказать, что для Хайдеггера «ничто» — это отсутствующее присутствие, а для Сартра «ничтойность» — это присутствующее отсутствие? Возможно, но это будет слишком большим упрощением.

Ален Бадью вносит в эту дискуссию еще одну деталь. Задействуя элементы математической теории множеств, Бадью использует термин «пустота» для обозначения соединения «есть» и «не есть», над которым бились Хайдеггер и Сартр. Терминология Бадью носит узкоспециализированный характер, но в крайне упрощенном виде мы можем сказать, что для Бадью пустота схватывает и хайдеггеровскую связь между ничто и Бытием, и сартровскую концепцию ничтойности, противостоящей фону, составленному из единичных сущих. Если перевести теорию множеств на язык систем классификации, — ящиков (или «множеств»), в которые мы помещаем различные вещи (или «элементы»), — то пустота (или «пустое множество») является множеством, которое не имеет элементов (ящик, в котором ничего нет). И тем не менее она по-прежнему может обозначаться как пустое множество (двойной скобкой {} или символом ?). Таким образом пустое множество обозначает и свое присутствие, свою «нечтовость» («somethingness»), как множества, и свое отсутствие, свою «ничтойность», как множество без элементов. Но обозначая себя таким способом — как множество без элементов, множество [содержащее только] ничто, — пустое множество присоединяет «нечтовость» к своему содержимому (которое есть ничто). Такие логические виражи позволяют Бадью как философу предложить некую философию, основанную не на присутствии и «нечтовости» (традиция Хайдеггера и Сартра), а на пустоте: «Речь здесь идет об именах — „ничто“ или „пустота“, — потому что бытие, обозначенное этими именами, не является ни локальным, ни глобальным. Название, которое я выбрал, — пустота, — точно указывает на то, что ничто не представлено, никакого термина, а также на то, что обозначение этого ничто оказывается „пусто“...» [111]

111

Alain Badiou, Being and Event, trans. Oliver Feltham (New York: Continuum, 2005), p. 56.

«Бытие и время», «Бытие и ничто», «Бытие и событие» — внушительные философские тома, написанные часто тёмным, непонятным языком. Но и они преподносят сюрпризы, неожиданные даже для самих авторов. Несмотря на разницу в подходах, и Хайдеггер, и Сартр, и Бадью начинают с самого главного философского вопроса: «Почему скорее есть нечто, а не ничто?» Но в итоге они обращаются к иному вопросу: «Что делать с ничто?» Происходит это на двух уровнях, которые давным-давно обозначил Аристотель: что такое «ничто», в утверждении «есть ничто», и что такое утверждение «есть», когда говорится «есть ничто»?

Вся философия, которая еще со времен античности, казалось бы, только и озабочена решением проблемы бытия, обнаружила такую же, только тщательно скрываемую озабоченность небытием, ничто, ничтойностью, пустотой. Возможно, Сартр не далек от истины, когда говорит, что «ничтойность преследует бытие» [112] .

Бог есть ничто (Майстер Экхарт)

Из всего этого можно было бы развернуть целую генеалогию ничто/ничтойности в философии эпохи модерна, подмечая, как прозрения Хайдеггера, Сартра и Бадью прокладывают себе путь в современных дискуссиях, которые ведут между собой представители спекулятивной философии. Но эти современные дискуссии вовсе не являются чем-то новым. В действительности они часто повторяют [идеи] философов домодерной эпохи. Поэтому мы можем сделать шаг назад и рассмотреть вопрос «Почему есть скорее нечто, а не ничто?» в ином свете.

112

Сартр Ж. П. Бытие и ничто. С. 54. [Пер. изм. — прим. пер.]

В этой главе мы изучим ту роль, которую играет ничто/ничтойность в трудах Майстера Экхарта — философа, теолога и еретика, — который детально продумал возникающие в связи с ничто/ничтойностью философские проблемы. Важно то, как в своих проповедях Экхарт использует язык отрицания и ничтойности в зависимости от того, что он описывает: Бога, творение или загадочное «потустороннее» (beyond), которое он часто называет «Божество» (Gottheit). Во всех случаях Экхарт прибегает неантропоморфному и неантропоцентричному понятию ничто/ничтойности, которое в то же самое время неотделимо от человеческого бытия. Хотя использование Экхартом терминов ничто, ничтойность и пустотность напрашивается на сравнение с Кьеркегором, Ницше и дзен-буддизмом, при помещении в контекст мистической медиации они получают специфическое значение и смысл [113] .

113

О понятии ничто у Экхарта в связи с традицией континентальной философии см.: John Caputo, The Mystical Element in Heidegger’s Thought (New York: Fordham University Press, 1986), Beverly Lanzetta, “Three Categories of Nothingness in Eckhart,” Journal of Religion 72.2 (1992): 248-268 и Reiner Schurmann, Meister Eckhart, Mystic and Philosopher (Bloomington: Indiana University Press, 1978). О связи Экхарта с буддизмом см.: Shizutem Ueda, “Nothingness in Meister Eckhart and Zen Buddhism,” in The Buddha Eye: An Anthology of the Kyoto School and Its Contemporaries, ed. Frederick Franck, (Bloomington: World Wisdom, 2004), pp. 157-170.

Проповеди Экхарта, — в соответствии с теологической традицией, в которой он был воспитан, — начинаются с выделения отдельных фрагментов Писания, которые он затем подробно комментирует, отталкиваясь в развитии своей мысли от отдельной фразы или даже одного слова. Важно постоянно помнить об этом, читая Экхарта. Наше внимание будет сосредоточено на проповеди № 19, в которой, основываясь на фрагменте из Деяний апостолов 9:8, Экхарт строит свои рассуждения об отношении между божественным и «ничто». Текст фрагмента [из рассказа об обращении Савла/Павла] следующий: «Савл же восстал от земли с открытыми глазами и ничего не видел» [114] . Этот короткий загадочный фрагмент кажется, на первый взгляд, совершенно недвусмысленным. Между тем он описывает мистический опыт, который состоит из трех частей: субъекта (Павла) в его соотнесенности с самим собой, акта «видения», или опосредования (mediating) между Павлом и божественным, и того, что Павел видит, или того, что опосредуется для Павла и что в настоящем фрагменте загадочно называется «ничто». По форме мы имеем здесь нечто совершенно обыденное: человеческий субъект соотнесен с неким объектом посредством взгляда, зрения и представления. Но в мистическом контексте речь идет не о медиации двух сходный сущностей (то есть пребывающих во времени, конечных, телесных и существующих), а о медиации двух качественно отличных сущностей. По этой причине Экхарт сосредоточивает свое внимание на этом ускользающем объекте, который опосредуется, — на парадоксально видимом «ничто».

114

Фрагмент цитируется по его переводу в русском издании «Проповедей» Экхарта, так как в русском синодальном переводе этого фрагмента: «Савл встал с земли и с открытыми глазами никого не видел», «ничто» заменено на «никто». Ср.: в версии Вульгаты «Surrexit autem Saulus de terra apertisque oculus nihil videbat» и в английском переводе: «Paul rose from the ground and with open eyes saw nothing» дословно может быть передан на русский как «ничего не видя [или даже: видя ничто], он видел Бога. Свет, коим является Бог, истекает наружу и затмевает всяческий свет... Ничто было Богом».

Отсюда Экхарт выводит четыре значения слова «ничто» (niht):

Первое таково: когда он восстал от земли, то открытыми глазами видел ничто, и это ничто было Богом, ибо, узрев Бога, он именует это «Ничто». Вот другое значение: когда он восстал, то не видел ничего, за исключением Бога. Третье: во всех вещах он ничего, кроме Бога, не видел. Четвертое же: когда он узрел Бога, то увидел все вещи как (сплошное) ничто [115] .

115

Meister Eckhart, Sermon 79, in The Complete Mystical Works of Meister Eckhart, p. 137. [Рус. пер.: Экхарт ?. Трактаты: Проповеди. Проповедь № 71 (по нумерации Й. Квинтина). С. 181.]