Звездный час Иуд

– Смотри – ка, – удивлялся он рассказам астронома о задачах полярной обсерватории. – Разгадаем тайну зарождения вселенной, то и откроем все секреты матушки Земли?

– Обязательно. Большинство людей на нашей планете, и не подозревает, как тесно мы связаны со всей вселенной, – бородач оживился. Наконец у него появились внимательные собеседники, которые ловили каждое слово его импровизированной лекции. – Вот скажите, где мы с вами сейчас находимся?

На планете Земля. А она входит в состав нашей солнечной системы. И движется по орбите со скоростью тридцать километров в секунду.

Посчитайте сами, сколько верст мы с вами за одну минуту в космосе пролетели. А вот диаметр нашей планеты сорок тысяч километров. Вот мы за минуту почти всю ее и облетели.

– Да, масштабы впечатляют, – согласился Карповский.

– О-о, не то слово. В свою очередь наша солнечная система входит в состав звездного скопления Плеяд. На Руси его раньше Волосожарами или Стожарами звали. А мы, стало быть, с самого краю притулились. Есть в Волосожарах центр – большая звезда Алкион, с огромной гравитационной массой. Ее открыл еще в 1748 году астроном Брадлей. Вот вокруг нее, и все остальные системы в этом звездном скоплении и вращаются. За время наблюдения астрономы обнаружили семь ярких звезд. Это Тайгета, Майя, Келено, Мерона, Стерона, Электра. Все эти названия связаны с древнегреческой мифологий. А наше Солнце по светимости восьмое. Так, что мы с вами дороги товарищи, не только земляне, но самые настоящие плеядеанцы. Земля наша хуторок космический, а Стожары, получается уже волость. Так вот. Вокруг Алкиона наша солнечная система делает полный оборот за 26 тысяч лет. Один оборот – одна эпоха. Но, и это далеко еще не все. В свою очередь Плеяды входят в созвездие Тельца. Тут мы можем его сравнить с уездом. В древние времена созвездие Тельца считали самым главным на небосводе. Люди поклонялись ему как божеству. До сих пор изваяния остались в виде быка. Теперь мы имеем с вами полное право считать себя тельцианцами. А наше родное созвездие вращается вокруг огромной гравитационной массы, звезды Стрелец А. Предки его еще небесным колом называли. Один оборот вокруг небесного кола, мы делаем за 230250 миллионов лет. В астрономии его принято считать космическим годом.

Мы входим в Галактику Млечный Путь. А значит, мы с вами еще – млечепутинцы. О-о, как! Стало быть, наша Галактика для нас, как губерния или область. В космосе нас окружают еще 35 других галактик, со сходными физическими процессами. А это сообщество называется уже Метагалактикой.

А это, братцы мои, для нас уже целый регион. Мы – метагалактинцы! А звезд во всей этой громаде – немерено. Видимо – невидимо! А для полноты картины скажу еще. Вся наша региональная братия тяготеет к огромному созвездию Девы, где более 200 галактик различной светимости сосредоточено. Там находится такой мощнейший узел притяжения, вся наша Метагалактика вращается вокруг него, словно Луна вокруг Земли. А один полный оборот совершается за многие миллиарды лет! Совершенно не исключено, что и эта невообразимая по своим размерам космическая громада не вращается вокруг другого, более грандиозного по своей мощности гравитационного центра, а оборот вокруг него занимает многие триллионы лет. Плюс к этому космос не пустота торичеллиева. Он наполнен звуками, различными излучениями, потоками фотонов, и, чего то там, еще нами не открытого. Во всей этой громаде одни звезды и планеты прекращают существование, другие рождаются. Одним словом, во вселенной бьет ключом неведомая нам жизнь.

– Да, на фоне таких невообразимых для земного ума масштабах, наша жизнь на земле, многие наши поступки, желания, обиды, амбиции, кажутся полной чепухой. Признаться, ни о чем подобном я не задумывался. – Карповский развел в стороны руки.

– Честно говоря, и я, об этом никогда не задумывался, – согласился проводник, – копаешься в грязном белье, а глаза к небу поднять и времени нет. Помню, пацанами в деревне, ляжем под старый дедов тулуп и смотрим на звезды. И так грустно, и, радостно от этого на душе было, что слезы текли.

Проводник махнул рукой, налил себе полстакана и одним махом опрокинул в рот.

– После этого хочется верить в жизнь на других планетах.

– Лично я уверен, писатель Толстой роман «Аэлита» написал, не зря. Есть обитаемые миры, – согласился астроном, – не может быть такого, чтобы мы в безбрежном пространстве одни крутились. Это противоречит всем вселенским законам.

– Интересно, а из других галактик наше Солнце можно увидеть?

– Вряд ли. В родной Галактике Млечный Путь наша система находится чуть ли не с самого края. На периферии. В самом настоящем захолустье. В одном из ответвлений рукава Ориона. Наша Галактика имеет весьма приличные размеры. Так с одного края до другого свет пробегает за сто тысяч лет.

Со стороны мы похожи на чечевицу огромных размеров. Чем ближе к центру, тем гуще звезды. На мой взгляд, с противоположного края нашей Галактики солнце ни в один телескоп не увидеть. Его относят к классу Желтый Карлик. А таких в Галактике насчитывается до десяти миллиардов. По общим прикидкам в Млечном Пути до 700 миллиардов звезд различной светимости.

Про подсчет планет никто из астрономов и не заикается. Тут вообще цифры могут быть запредельными. Да чего говорить про наше светило, когда Галактика Млечный Путь с окраины родной Метагалактики будет смотреться туманной звездой.

– Эх, и тут, получается, в захолустье живем…- расстроился проводник.

– К счастью, – поправил его астроном, – чем ближе к центру Галактики, тем степень разнообразных излучений выше в десятки, а то и сотни раз. В таких условиях биологическая клетка существовать не может. Жесткие рентгеновские излучения для нас смерть. Уж очень она деликатная. Даже по меркам нашей солнечной системы маленький диапазон для ее существования и развития. Здесь действуют такие факторы: сила давления, гравитации, температурные режимы, солнечная активность, процент кислорода в воздухе. Меньше нельзя, да и больше вредно. К тому же со всех сторон мы окружены космическими пылевыми облаками, которые задерживают вредные излучения от других звездных скоплений. Порой у меня складывается впечатление, что кто – то необыкновенно всемогущий сохраняет для нас, биологических существ, такие оранжерейные условия. Только мы не понимаем, как затратно и сложно поддерживать подобный микроклимат.

– Это что, Бог получается, замешан? – удивился проводник и машинально перекрестился.

– Бог не Бог, но неведомая разумная сила проглядывается. Слишком уж все логично в систему выстраивается. Одними случайными совпадениями не объяснить.

– Эх, только разговор душевный пошел, а водка закончилась! – опечалился проводник. – Я счасс…

Через минут он вернулся и загадочно улыбаясь, поставил на стол бутылку.

– Ради общества не жалко…

– Столько в окружающем мире интересного происходит…- вздохнул профессор.

– На земле у нас не меньше, – возразил астроном, – считай, на каждом шагу, с неведомым встречаемся. Я сам видел такое, что боюсь кому и рассказать. Не поверят.

– А ты расскажи, мы – поверим,- отверг его сомнения проводник, – уж очень я люблю всякие истории слушать.

Бородач покомкал свою бороду, и махнул рукой.

– Ладно. Только не подумайте, что рехнулся я вдали от цивилизации.

Станция наша от моря не далеко стоит, десять человек нас. Метеорологи, биологи, я, ваш покорный слуга, порой геологи высаживаются. Раз в месяц гидроплан прилетает. Все новости по радио узнаем. Жизнь обычная у нас.

Романтикой и не пахнет. Наблюдения, эксперименты, обработка данных.

Обычная тягомотина. Да вот произошло прошлым летом событие. В июне.

Вдруг ночью, полярное свечение над нами началось. Ведь оно только зимой, как вам известно, наблюдается. А здесь – в разгар лета. Да такое сильное, что у нас рты пораскрывались. А к утру пропало. Да это же феномен! Такого за всю историю человека еще не было. Мы сразу депешу в институт подробную дали. А нам в ответ – за порчу казенного спирта вычтем из зарплаты. Не поверили, что мы ни в одном глазу. Мол, никто подобного чуда не видел, кроме вас. Ладно, думаем. Получим по шапке, дело привычное. К обеду шторма начались, пошел мой друг биолог Петя Сергеев гидростанцию проверить. Не сбило ли волнами приборы. Прибегает взбудораженный, и кричит. Пароход огромный пассажирский тонет. Мы, естественно, на берег кинулись. А ничего не видно. Только волны штормовые. Тут Петюню нашего, начальник станции в оборот взял. Дыхни, паршивец! Мало нам одного нагоняя, так ты еще выдумал. Признаюсь, у нас на станции розыгрыши в ходу, иначе со скуки сдохнешь. Да и от всяческих видений помогает. Бывалые полярники рассказывали, что за три года до нас, один из сотрудников умом подвинулся. Пригрезилось ему что – то необычное. Я вижу по Пете, не сочинял он ничего. Порасспросил потом.

Пароход, рассказал он, необычный, многопалубный, большой. Тонул очень быстро. Видно на камни налетел. Есть перед станцией коварная гряда.

Слегка над водой выглядывают. Конической формы. Такие рифы острые на полном ходу любое судно, как ножом от форштевня до ахтерштевня разрежут.

Да и сам видел шлюпки большие красные. Только их штормом от берега относило. Поэтом к нам и не выбросило нечего. Через неделю пошел по берегу прогуляться. Ружьишко, за плечом, белых медведей, отпугнуть в случае чего. Есть там один островок скалистый. С берега рукой подать. Да подобраться к нему сложно. Течение сильное, камни опять же. Иду, вроде бы блеснуло на нем. У меня бинокль морской. Между пологих скал аппарат стоит. Думал, вначале, самолет на вынужденную сел. Да только это не самолет. Хотя машина предназначена для полетов. Я его до последней заклепки рассмотрел. Ничего подобного не встречал. В мире подобной машины еще нет. С виду обтекаемый сарай с мельничными крыльями сверху, а на большой трубе пропеллер самолетный.