ЗВЕЗДЫ, БАРДЫ И ГОРШКИ

И что же получилось? Пока с ним созванивались по телефону, он был трезвый. Когда к нему приехали, он уже еле ворочал языком. За весь вечер спел всего две песни. Больше мои женщины ездить к нему желания не изъя в ляли.

Он проснулся средь ночи. Что-то на кухне громко трещало. Трудно было дышать, пахло дымом и гарью и горелой пластмассой. Сквозь перегородку он увидел на кухне языки пламени. Горел парашют, растянутый под потолком на кухне вместо абажура для лампочки. Горел кухонный стол и настенные шкафчики с посудой и остатками скудных припасов. Огонь уверенно пожирал кухонную обстановку: мебель, стулья, холодильник, книги, журналы, картины. Мелькнула мысль: "А ведь это пожар".

И ужас всего случившегося полоснул по нервам. Надо было что-то делать: или спасаться самому, или пытаться затушить очаг загорания, пока огонь не перешел на коридор и жилую комнату. Стащив с дивана руками непослушные ноги, которые не слушались с тех пор, как он себя помнил, он попытался встать, но волнение отняло у него последние силы. С трудом, перебравшись на передвижной стульчик, помогая себе руками, одетый только в то, в чем спал, он, задыхаясь от дыма, с трудом добрался до ванной, чтобы набрать воды. Вода шла почему-то из всех кранов только горячая. Набрав в ведро этой горячей воды, он, с трудом передвигаясь на своей табуреточке, волоча непослушные ноги и ведро с водой, двинулся на кухню, где уже вовсю бушевало пламя. Добравшись до кухни, он, едва приподнявшись со стульчика, пытался из ведра плеснуть водой на огонь. Ведро выскользнуло из его рук, обдав его самого кипятком, причинив дополнительные страдания, не погасив огонь ни в малейшей степени. Вот тут в нем вспыхнуло отчаяние. Он бросился звать на помощь соседей. Бросился - это сильно сказано. Все происходило как в замедленной съемке - он тащился по коридору на стульчике, толкаясь руками от пола и стен, двигая свои непослушные ноги впереди. Кое-как выбрался на лестничную площадку. Долго не мог достучаться до соседей, которые мирно спали, ни о чем не подозревая. Потом они долго не могли понять, чего же от них хочет этот беспокойный человек, инвалид на стульчике с колесиками. Потом они почему-то вообще закрыли дверь у Кости перед носом, обругав его пьяной скотиной, которая не дает им спать.

"Так ведь пожар!" - пытался он разбудить их сознание.

А время шло, драгоценное время, когда еще можно было общими усилиями загасить огонь на кухне и не дать ему сожрать всю Костину квартиру. Эх, какая это была квартира! Полки с книгами, довольно редкими, пластинки, магнитофонные ленты, кассеты, печатающая машинка, фотографии, гитара, в общем, все, что за долгие годы собирала эта беспокойная душа, посвятившая себя поэзии, литературе и авторской песне.

Потом приехали пожарные, залили всю квартиру водой, погасили огонь, но тот уже успел сделать свое черное дело. Кухня, коридор, половина комнаты и все, что в них было, превратились в груды горелого мусора. Стекла на окнах лопнули и осыпались, штукатурка от стен отвалилась. Печальное было зрелище.

Когда мы узнали, через три дня о случившемся, приехали после работы вечером к Косте и увидели такую картину: дверь не заперта, но и не открывается, что-то мешало с другой стороны. С трудом нам удалось протиснуться внутрь квартиры. Темно, ничего не видно. Под ногами хрустит битое стекло, и ноги вязнут в мокрой осыпавшейся штукатурке. Не понимая, где мы находимся, на ощупь продвигаемся дальше по коридору. Все вокруг в саже, пахнет горелым. Это был какой-то кошмар.

Где-то в глубине квартиры видим проблески света. Костя лежит на своем излюбленном диване, который чудом не сгорел, одетый в какое-то тряпье, что осталось у него после пожара. Горит свечка, рядом стоит бутылка, какие-то жалкие остатки закуски вроде кильки, и тишина. Костя спит. Свечка горит, мигает пламя, которое колеблется от легкого ветерка, гуляющего по сгоревшей квартире от разбитых окон.

Кричим: "Костя, ты живой?!" Он мгновенно проснулся, оглянулся, кто же кричит, узнал нас, обрадовался, пригласил проходить. На наш вопрос, что же случилось, давай восторженно описывать свое сражение с огнем, весь процесс пожара от начала до конца, со всеми подробностями, при этом шутил и так красочно все расписывал, что ему самому было весело.

По принципу – я смеюсь, иначе мне пришлось бы заплакать. Единственное, о чем он говорил с сожалением - это о том, что сгорела его любимая гитара, с которой он объехал полстраны, путешествуя по фестивалям.

Часть 15.

«Дорога на Кут»

(Корзинщик)

Небольшое отступление:

Мне самому иногда интересно, каким образом приходят слова к тексту песни. Напр и мер:

"Из глади далекой, соленой воды,

Где солнце вздымает коня,

Две лодки большие режут следы

Раздором бегущего дня..."

Как вы думаете, о чем эта песня? Правильно. Об индейцах племени "Аппачи", которые впервые, с тревогой, смотрят на корабли белых людей, плывущих к их бер е гу морем. Об этом и говорится в песне, только словами индейца. Саша как-то сказал, что если этот к у плет дословно перевести на английский язык, то англичанину он покажется бредом сум а сшедшего.

Подойдя к маленькому домику, мы положили на землю свои велосипеды и направились к двери. Возле домика и на завалинке под навесом валялись прутья лозы, лежало несколько старых поломанных корзин. Домик, ушедший всеми корнями в землю, казался очень старым, но крепко держался на своем основании. Не было видно, чтобы он покосился или очень был разрушен. Видимо, тот, кто его строил, старался на совесть. Крыша из черепицы была целая, стекла на окнах были вставлены, двойные рамы скрывали от внешнего мира то, что творилось внутри.

Значит, в этом домике можно было еще жить. Время было около десяти часов утра. В итоге мы добирались до места часов пять. Толкнули дверь, которая оказалась запертой. Стучимся, никто не открывает. Стучим еще раз в окно, наконец, внутри послышались какие-то звуки, в оконном стекле изнутри за занавеской мелькнуло женское лицо. Прошло еще минут пять, потом дверь отворилась, показалась заспанная фигура Сергея Кощака, с голым торсом, заросшего так, что создавалось впечатление, что он не брился с самого фестиваля. Настоящее дитя природы.

Спросонья он вытаращил на нас глаза - кто же мы такие? Я спрашиваю его: "Узнаешь?" Наконец-то он врубился, вспомнил нас с Санькой, слегка оживился, но, видимо, был еще не совсем доволен, что его разбудили в такую рань. Это в десять-то часов утра. Мне казалось, что в деревне никто так долго спать не привык.

Наконец он заулыбался, давай обниматься как с хорошими приятелями, давно не видевшими друг друга. Хотя мы виделись с ним всего три дня на фестивале, но нам этого хватило, чтобы почувствовать себя близкими с ним друзьями. Мы оттаяли душей, успокоились, сначала было, почувствовав угрызения совести, что явились так неожиданно.

Тут вдруг дверь отворилась снова, и из домика вышла женщина, средних лет, в отличие от Сергея, одетая по всей форме, в той манере, как одеваются все деревенские женщины. Сказала: "Здравствуйте...", и исчезла без лишних слов снова в домике.

– Сергей, это кто?

– Жена.

– Так ты говорил, что не женатый.

– То было весной, а сейчас уже осень, все меняется. Ну, ладно, нечего на улице стоять, ставьте свои велосипеды в сарай, пойдем в дом.

– Сергей, ты извини, что ворвались к тебе. Но поскольку ты нас приглашал в гости, вот мы и явились, не запылились. Спрашивали по дороге: " Как найти корзинщика?" - и, знаешь, сработало.