Звезды на крыльях (сборник)
Шрифт:
В один из первых дней пребывания в Аскания-Нова я вылетел на разведку моря и Перекопского перешейка. Самолетов-бомбардировщиков в то время в группе не было. У нас, летчиков-истребителей, стало правилом: без бомб не вылетать. В этот полет я прихватил две десятифунтовые бомбы. Кроме того, взял несколько пачек агитлитературы, которую мы разбрасывали над расположением противника. «Посмотрим, что это за Перекоп, - думал я.
– Вряд ли он мощнее позиций мировой войны…»
Взлетел и с набором высоты пошел на юго-запад. Мотор моего «Ныопора»-24бис журчал ровно, уверенно. Видимость, как говорится, была «мильон на мильон». Слева как на ладони был виден изрезанный, в бурых отмелях и островах берег гнилого Сиваша. По низкому берегу тянулись реденькие окопы красноармейцев. Далеко впереди ровным блеском синела равнина
Лечу дальше, пропуская под собой остров Джарылгач. Это последний кусочек суши. Теперь море, когда летишь над ним, не кажется голубым. Оно серо-темное, действительно Черное море. Обшариваю глазами водное пространство. Моя основная задача - выяснить, нет ли на подходе десантных судов. Вся поверхность моря покрыта длинными бороздами валов. Не видно ни одного суденышка. Взглядываю на часы: прошло 45 минут полета от аэродрома. Невольно вспоминаю, что я на сухопутном самолете. Стоит отказать мотору, что тогда бывало часто, и придется падать в море. Хоть и близок крымский берег, но лучше погибнуть в волнах, чем в лапах врангелевской контрразведки. Нам известен приказ Врангеля о расправе с красными летчиками без суда и следствия. Бензина в баке осталось еще на час. Последний [119] раз оглядываю море: не видно ни дымка, ни паруса. Разворачиваюсь влево, взяв курс на Крым.
На горизонте появляется желтая полоса. Она все растет и превращается в пустынный песчано-каменистый берег. Сличаю карту с береговой линией. Я вышел к Бакальской косе. Иду вдоль побережья на Юшунь. Вижу, как по грунтовой дороге к Перекопу тянется обоз в полсотни пароконных подвод, за ним батарея орудий. Ставлю на карте значок: батарея с боекомплектом в движении. Левой рукой вытаскиваю за стабилизатор бомбу. Выдергиваю из взрывателя предохранительную шпильку. Батарея все ближе. Вижу на глаз - пора! Бросаю! Смотрю вниз: слева от дороги рядом с обозом - взрыв. Желто-огненная вспышка. Сизо-черный букет дыма. С высоты 600 метров хорошо видно, как лошади понеслись в разные стороны, не разбирая дороги. Несколько повозок опрокинулось. Артиллерийская упряжка, круто развернувшись, ткнула в кювет пушку, и она задрала хобот.
Вот он, укрепляемый французскими инженерами Перекопский перешеек! Глубоко эшелонированная полоса обороны многочисленными позициями пересекает перешеек поперек. Лечу вдоль железнодорожной ветки к Армянску, едва успевая делать пометки на карте. Всюду видны строительные работы. Длинные цепи людей у гряд свежевырытой земли. Огромные горы камня. Вдруг самолет подбросило. Мелькает мысль: «Разрыв снаряда! По мне стреляют!» Выровняв машину, тяну ручку на себя и стремительно ухожу в высоту. Вовремя: вокруг шапки бурых разрывов. Видно, как на взлете фонтаном рассыпается «картошка» - шрапнель. С высоты 900 метров бросаю бомбу на железнодорожную станцию Армянск, где вспыхивают красные отблески орудийных выстрелов и стоит под парами паровоз. Следить за результатом бомбометания некогда. Подо мной главная полоса Перекопских укреплений: бесчисленные пулеметные гнезда, артиллерия на огневой позиции, запутанная паутина проволочных заграждений, завалы, траншеи, извилистые ходы сообщений, бетонированные капониры и, наконец, высокая насыпь Турецкого вала, построенного несколько веков назад и укрепленного современными средствами. Перед ним огромный ров, заполненный водой, а дальше, к северу, в сторону красных частей, еще несколько линий укрепленных позиций. И везде в разгаре [120] саперные работы. Да, такого я еще не видал… Так вот он, Перекоп! Вот что предстоит атаковать! Мне, летавшему над укрепленными линиями первой мировой войны, становится ясной безмерная трудность овладения этой твердыней. Как я жалею, что на моем самолете нет аэрофотоаппарата! Но решаю: «Мы сфотографируем этот орешек во что бы то ни стало».
Машину без конца встряхивает от близких разрывов снарядов. Плотность огня так велика,
что я вынужден забраться еще выше. На высоте 1200 метров заканчиваю разведку Перекопа и с правым разворотом со снижением иду к Аскании-Нова.Теперь район полетов мне ясен. Карта испещрена условными значками.
После посадки доложил по телефону в Чаплинку результат разведки. Встревоженный механик позвал меня к самолету. Рваные пробоины от осколков сильно повредили фюзеляж и нижние плоскости. Вдвоем решили, что и как подремонтировать, чтобы завтра мой «ньюпор» был готов к вылету.
Под вечер собрал летчиков группы и доложил по карте свои наблюдения. Обзор района боевых действий вызвал горячее обсуждение. Летчики, уже летавшие на воздушный бой или разведку, рассказали о своих тактических приемах. Мне была очень приятна глубокая заинтересованность людей в выполнении поставленных заданий. После задушевного разговора о боевых делах всем стало ясно, что нашей главной задачей является фотографирование Перекопских укреплений. Именно здесь в тяжелых боях должна решиться судьба Крыма.
Заканчивая разговор, я еще раз призвал упорно искать переброску десантов и резервов противника.
Уже стемнело. Наступила теплая крымская ночь. Звезды горели ярко. Вспыхивали огоньки папирос. Соловьев вдруг порывисто, горячо сказал:
– Как жаль, что мы не можем летать ночью! Может, сейчас к берегу ползет десант…
* * *
Утром 23 мая я издали увидел приближающийся к аэродрому самолет. Это был «спад». Хотя с разведки должны были вернуться еще два летчика, по «почерку» [121] сразу узнал Соловьева. Крутнув на подходе «бочку» и не делая круга, он пошел на посадку. «Опять крутит, забывает, что мы летаем на старых гробах!
– подумалось мне.
– Сейчас устрою ему разнос!»
На повышенной скорости зарулив на стоянку, летчик выпрыгнул из кабины и быстрым шагом пошел ко мне. В руках карта. Шлема на голове нет, волосы взлохмачены ветром, куртка расстегнута, коробка маузера бьет по ноге, глаза сияют:
– Товарищ командир группы, красный военный летчик Соловьев задание выполнил!
– И он протянул карту.
В очерченном контурной линией Перекопском заливе стоял условный знак десанта со стрелкой в район Алексеевка - Хорлы. Ну как тут будешь распекать!… Едва я оторвал взгляд от карты, а он уж докладывает залпом:
– Товарищ командир, четыре больших и два малых парохода. Нашел змейкой. В Чаплинку вымпел с донесением сбросил.
– Это что за змейка такая, товарищ командир шестого отряда?
– А это вдоль залива ходил поперек: пять минут к побережью, пять минут от него!
– И он стал водить заскорузлым пальцем по карте, описывая по всей длине залива правильные зигзаги.
– На какой высоте?
– Две тысячи метров, чтобы подальше видеть…
Впоследствии при разведке над морем мы применяли этот прием.
– Ну молодец, Соловушко!
– крепко пожал я ему руку.
– А фокусы на подходе к аэродрому прекрати: глазом не моргнешь - старая машина развалится.
По разведке Соловьева командующим группой перекопского направления были приняты срочные меры. Попытка белых приблизиться к берегу не удалась. Большие и малые пароходы убрались восвояси.
Ранним утром 25 мая разведкой авиадивизиона был обнаружен новый большой караван судов противника. Транспорты шли вдоль Крымского побережья к Перекопскому перешейку. Мной было принято решение о вылете всей группой на бомбометание.
Боевое возбуждение охватило летчиков. Даю указания о порядке взлета, сбора и работы над целью. Большинство [122] просит разрешения взять на борт по четыре бомбы. Разрешаю, хотя знаю, что и две бомбы из кабины самолета-истребителя сбросить трудно.
В 7 часов 30 минут взлетаю. Оборачиваясь назад, вижу, как один за другим ко мне пристраиваются остальные. И вот все шесть самолетов - в строю «гусь» (так тогда называли «клин»). Слева от себя вижу командира 5-го отряда Скаубита. За ним идут его ведомые Захаров и Гуляев. Справа от меня - Соловьев с Васильченко. Чувство гордости за свою группу охватывает меня. Ничего, что половина летчиков сидит на земле без машин: нам их обещают дать. Тогда мы покажем врангелевскому сброду!