Звезды на крыльях (сборник)

–  Теперь расскажите о себе, - попросил я собеседника. Он смутился еще больше и ничего интересного не рассказал.

Уезжал я из полка, познакомившись со многими отличными разведчиками и зная эпизоды из их полетов, но лейтенант Леонтьев так и остался для меня загадкой. Я знал, что командир полка не станет напрасно давать летчику такую высокую характеристику, и в то же время полного впечатления о разведчике я себе не составил. [186]

Прибыв в штаб армии, я рассказал об этом командующему. Генерал Полынин рассмеялся:

–  А я хорошо его знаю. С первого дня войны знаю.

И рассказал о первом боевом вылете Леонтьева в первый день войны.

Известно, что война началась в воскресенье. Над Бобруйском занималась заря ясного и тихого летнего дня. И вдруг - боевая тревога… С аэродрома поднялись 19 скоростных бомбардировщиков и пошли бомбить авангардные части гитлеровской армии, уже вторгнувшиеся в пределы нашей Родины в районе Бреста. Чем ближе к линии фронта подходили бомбардировщики, тем больше они видели на земле пожаров. Горела земля, клубился черный дым над селами.

Бомбардировщики шли без прикрытия. Над ними вороньем кружили вражеские истребители. Вот они атакуют самолет Леонтьева: над кабиной, под крыльями прочерчивают воздух пулеметные трассы. По истребителям бьет из пулемета стрелок-радист сержант Иванов. Наконец советские самолеты над целью. Растянувшись по большаку, идет колонна танков. Штурман лейтенант Назаров Сбрасывает бомбы. Истребители усиливают атаки, стараясь разъединить советские самолеты. Им это удается. Вот они обивают ведущего. Не в силах помочь товарищу, Леонтьев от досады сжимает зубы. Он кладет машину на обратный курс. Их тоже преследует несколько истребителей. Штурман и радист отбиваются от них. Вдруг пулемет радиста захлебнулся - двадцатилетний Ваня Иванов навеки замолчал вместе со своим пулеметом. Истребителям удается вывести из строя один двигатель, затем другой. Леонтьев кладет самолет на крыло, ведет его на посадку. К нему бегут наши пехотинцы. Они помогают Леонтьеву вытащить из кабины раненого штурмана и убитого радиста.

Из штаба вышел лейтенант с черными усиками.

–  Что надо - патронов, хлеба?… - торопливо и неприязненно спросил он Леонтьева.

–  Шапку сними, - проговорил летчик.

Лейтенант взглянул на убитого, снял шапку. Затем сказал:

–  Некогда, браток. Немцы кольцо смыкают. Пробиваться надо. [187]

Товарища хоронил один. Вырыл неглубокую могилу, завернул сержанта в парашют, положил. Перед тем как засыпать землей, вынул из кармана Иванова документы. Среди них недописанное письмо. Оно заканчивалось словами: «Дорогая мама! Жди меня на той неделе в отпуск».

Леонтьев колебался: дописать письмо или отослать, таким. Между тем у штаба разорвался снаряд. Ударили минометы.

–  Танки!
– крикнул кто-то над самым ухом.

И другой голос:

–  Эй, летчик, торопись!

Красноармейцы цепь за цепью устремлялись к оврагу. Леонтьев вынул карандаш, стал писать.

«Дорогая мать! Пишет Вам командир и товарищ Вани. Погиб он смертью героя в первый день войны. Похоронил я его справа от дороги, в трех километрах от местечка Белая Подляска. Мужайтесь, мама!…»

Вынул пистолет и пошел пробиваться к своим.

Вернувшись в часть, обо всем доложил командиру. И снова стал летать на задание. Летал по два - три раза в день, летал на бомбежку, разведку и снова на бомбежку. Почти в каждом полете встречался с истребителями противника, вступал с ними в бой, и если не выходил из боя победителем, то и себя в обиду не давал.

Через два месяца, уже будучи старшим лейтенантом, Василий Леонтьев летал на Пе-2. Друзья часто ему говорили: «Ростом ты у нас вроде бы как самый маленький в полку, а поди как летаешь!… Откуда только силы у тебя берутся?…» Леонтьев и сам иногда удивлялся своей способности выполнять задания, казавшиеся невероятно трудными.

Однажды его вызвал командир полка майор Мельников.

–  Не имею права посылать вас на задание, а дело не терпит, - сказал он, разглядывая карту.

–  В чем сложность задания, товарищ майор?
– спросил Леонтьев.

–  Облачность почти по земле стелется, а в районе цели и того хуже!
– проговорил майор, поворачиваясь к окну и как бы приглашая летчика тоже посмотреть на погоду. [188]

–  Погода не беда, товарищ майор, как-нибудь справимся.

–  С погодой справитесь, а как с зенитчиками будете справляться?… В Брянске зенитных орудий, как в лесу деревьев!… А вам придется лететь на малой высоте, чтобы все разглядеть в городе и на железнодорожной станции.

–  Зря беспокоитесь, товарищ майор, - утешительно сказал Леонтьев.

–  Как зря?

Это было накануне Нового, 1942, года. На разведку города и железнодорожного узла Брянска отправились три боевых товарища: штурман лейтенант Михаил Иванов, стрелок-радист сержант Михаил Артемьев и командир экипажа старший лейтенант Василий Леонтьев. Задание было исключительной важности. Результатами разведки интересовался командующий фронтом. Значит, крайняя нужда заставила командира полка посылать экипаж на такое рискованное дело.

К Брянску летели в облаках, а над городом снизились так низко, что чуть не задели крыльями за фабричные трубы. Зенитчики били по самолету даже тогда, когда его не было видно, по гулу. Когда же Пе-2 вынырнул из облаков, огонь усилился настолько, что над батареями поднялись клубы светлого дыма.

Самолет с красными звездами на крыльях проносился над крышами домов, наводя панический ужас на фашистских зенитчиков. А экипаж был занят делом: Леонтьев пилотировал, штурман и стрелок-радист замечали войска на улицах, эшелоны на станции.

Но чудес не бывает. Самолету не удалось избежать свинцового дождя осколков зенитных снарядов. Заклинил левый мотор, с перебоями стал работать правый. Леонтьев, не дожидаясь, пока он полностью выйдет из строя, повел самолет над открытым полем. Нужно было искать место для посадки. Сесть пришлось в снежные заносы.

Выбираясь из кабины, Леонтьев увидел, что самолет ушел в снег, как в укрытие. Это обрадовало, но тут же напомнило, что задание не выполнено, что нужно еще расспросить местных жителей о немцах, о дорогах.

Хлещет по лицу колючий снег, валит с ног холодный декабрьский ветер, поземка - зги не видать.

Подождали вечера и пошли в село, которое видели [189] при посадке. Дойдя до огородов, легли и поползли по-пластунски. Подползли к избе, заглянули в окно. На лавках лежат два здоровенных немца, у шестка хлопочет старушка. «Накроем», - решил Леонтьев, и все уже хотели входить в избу, как из-за угла вышли три немецких патруля. Летчики выхватили пистолеты; немцы скинули с плеч автоматы, но… поздно. Грянули три выстрела, и фашисты повалились в снег.