Звезды на крыльях (сборник)

Наконец, на заседании ЦК 19 января 1918 года Ленин говорил:

«…Для точного установления того, что делается в Германии, нам следовало бы послать в Берлин авиаторов, что, по их словам, вполне возможно»{1}.

Все намеченные для доклада пункты были изложены. Владимир Ильич энергично пожал нам руки. Теперь, когда разговор окончился, я, как будто вновь, увидел его лицо и острый блеск глаз, полных напряженной мысли.

Беседа с Ильичем длилась едва ли более пятнадцати минут. Но это время показалось мне часом, насыщенным до отказа. Были затронуты все основные вопросы строительства воздушных сил. Я старался запомнить не только каждое слово, но даже интонацию, с которой оно произносилось, потому что и она передавала оттенки ленинской мысли - ясной, могучей и глубокой.

Теперь в работе коллегии открывалась ее дальняя волнующая перспектива: многие тысячи и тысячи самолетов в голубом небе республики.

Я понял, что надо не только представить соображения о дальних полетах, но и быть готовым к их выполнению, [27] если это потребуется. Мной были сделаны соответствующие распоряжения товарищу Можаеву в комиссару Полевого управления авиации Гудкову. Тут же я засел за составление соображений и письменного приказа.

Разговор с Владимиром Ильичем явился началом резкого подъема в работе коллегии. Развивая указания Ленина о дальнейшем строительстве красной авиации, я 22 и 23 января сделал два обстоятельных доклада для руководящих работников Управления воздушного флота.

Выполнить полеты в Германию нашим летчикам не пришлось. Путем террора и в особенности предательскими махинациями социал-соглашателей нарастание революционного взрыва в Германии было приостановлено. Ленин, напряженно следивший за сообщениями, проникавшими по разным каналам с Запада, сосредоточил все усилия на заключении мира с немцами. Мне передали приказание Владимира Ильича отменить подготовку глубоких агитационных полетов. Но проведенная работа не пропала даром: она пригодилась в гражданской войне, в частности при выполнении другого задания Ильича, о котором речь впереди.

В связи с тупым упорством немецкой делегации в Бресте, с ее стремлением спровоцировать вторжение германской армии в пределы Советской страны мирное использование красного воздушного флота пришлось отложить на третий план. Все внимание теперь было устремлено на работу летчиков в рамках военного ведомства. В частности, я начал форсированно трудиться над окончанием «Наставления по боевому применению авиации». Проект его был готов в феврале 1918 года, причем использованию самолетов в качестве агитационного средства посвящалась отдельная глава с особым разделом о полетах в глубокий тыл противника{2}.

Официальное оформление указаний В. И. Ленина о необходимости развития воздушного флота последовало в приказе № 84 Наркомата по военным и морским делам [28] и в директивах коллегии о правилах приема частей старой авиации в Красную Армию.

Окончательная редакция приказа № 84 тщательно уточнялась мной с Э. М. Склянским. На одном из совещаний присутствовал М. С. Кедров, ведавший в то время Комиссариатом по демобилизации старой армии. Он сообщил, что около 90 процентов авиачастей Северного и Западного фронтов заявили о переходе в Красную Армию. Я не выяснял, получил ли Э. М. Склянский какие-либо указания по воздушному флоту непосредственно от Владимира Ильича. Во всяком случае он в то время был настолько проникнут духом общих указаний ЦК, что наша работа над редакцией приказа казалась органическим продолжением беседы с Лениным.

Первые же слова приказа давали личному составу частей жадно ожидавшуюся ими ориентировку:

«Все авиационные части и школы сохранить полностью для трудового народа».

Это, однако, не означало еще поголовного, автоматического принятия авиаотрядов в Красную Армию. Основным мерилом для решения коллегии воздушного флота о возможности приема каждой отдельно взятой части служила, как и предложил Владимир Ильич, реальная боевая работа по заданию революционных организаций на фронте или местных Советов в тылу. Учитывались в результаты голосования общих собраний частей о переходе в Красную Армию. Принимались во внимание данные заново проведенных перевыборов командиров.

То обстоятельство, что коллегия распространила условия приема и на красногвардейские авиачасти, может показаться излишним усердием. Но в те времена приходилось сталкиваться с наличием колебаний и с фактами самой беззастенчивой политической маскировки контрреволюционеров и разного рода авантюристов. Во всяком случае принятые коллегией меры свидетельствовали о крепости той зарядки, которая была дана 21 января Лениным в отношении бдительности при отборе людей и частей в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию.

Осенью 1918 года я узнал об интересе Владимира Ильича к специальной подготовке личного состава авиации. Ленин, занятый многими и многими делами, потребовал [29] представить ему сведений относительно специальных изданий Главного управления воздушного флота.

В результате нашей встречи с Владимиром Ильичем и его вмешательства в дела авиации отношение к воздушному флоту изменилось. Формирование советских авиачастей пошло полным ходом. В течение года было сколочено более 60 авиационных отрядов.

В. И. Ленин считал авиацию одним из самых действенных средств, наиболее оперативным родом оружия. Помощь летчиков в тяжелых условиях гражданской войны по его указанию использовалась неоднократно.

Увидеть дорогого Ильича второй раз и кратко беседовать с ним мне посчастливилось в самом начале весны 1919 года.

…Холодный март. На улицах Москвы глубокий снег. Дует студеный порывистый ветер. Шофер гонит автомобиль в Кремль. Вспоминаю события последних дней. Сообщение о провозглашении Венгерской Советской Республики. Мне передают приказание Ленина подготовить группу летчиков и самолеты для установления с Венгрией связи по воздуху. Пригодились теперь соображения о дальних полетах в Центральную Европу, подготовленные по заданию Владимира Ильича еще год с лишним назад! Быстро отобраны и оснащены добавочными баками наиболее дальноходные, с надежными моторами, неприхотливые самолеты - трофейные «Эльфауге». Машины облетаны. Все готово к отправке в район Проскурова, откуда намечено совершить перелет. Нет одного - бензина!

Дело в том, что в 1919 году мы уже не видели настоящего бензина. Летали на суррогатных смесях. Но даже лучшие из них образовывали опасный нагар на клапанах цилиндров. Длительный полет на таком горючем рискован. Оставался один выход - по каплям собирать бензин во всех наркоматах и ведомствах Москвы. Кто смог бы сделать это и сделать быстро? Никто. Пришлось обратиться к Ильичу, просить его о непосредственном вмешательстве. Мне сообщили, что Ленин очень занят, но принять меня хочет.

…Автомобиль несется по улицам Москвы. Мелькают дома Тверской, еще не растаявшие снежные сугробы. Наконец въезжаем в Кремль. И вот я стою в небольшом проходном [30] зале, куда должны выйти в перерыве заседаний члены Совета Народных Комиссаров. Ильичу обо мне уже доложили.

Невольно думаю о Ленине. Почти полтора года прошло с Октябрьского восстания. Зная, что Ленин работает, совершенно не щадя здоровья, я страшусь увидеть его еще более усталым. Ведь это он, Ильич, поднял в небо нашу красную авиацию. И теперь около трехсот боевых самолетов дерутся против белогвардейцев и интервентов!

Вдруг в комнате, где шло заседание Совнаркома, раздается шум. Двери широко распахиваются. Из них выходят человек двадцать. Узнаю Сталина, Дзержинского. Товарищ Сталин весело улыбается мне, как сослуживцу по Царицыну, и жмет руку. Видя мое напряженное лицо, он понимает, что я жду Ленина. Сталин подбадривающе кивает головой. Вот он - Владимир Ильич! В таком же скромном, поношенном костюме, что и в Смольном. Выглядит Ильич чуть лучше, чем тогда. Идет быстро, что-то энергично говорит Дзержинскому. Взглянув на меня, Ленин подходит, дружелюбно протягивает руку. Движения его скоры. Чувствуется, он очень спешит.