Звонок другу
Шрифт:
И эта женщина сама сказала о себе — это мой труп… И сказала так, что Зойка не сомневалась: она говорила правду.
— Музыкальный центр вручается госпоже Елисеевой, — пророкотал мужской голос за кадром.
Барышня лет восемнадцати неслась по проходу навстречу своему счастью. И опять Третьякова сказала что-то благосклонное. Барышня едва удержалась от реверанса, встала рядом с коробкой.
— И наконец, главный приз — телевизор «Филипс», серия «Домашний кинотеатр» вручается… вручается… — Последовала эффектная пауза. — Госпоже Филипповой!
Зал опять разразился аплодисментами. Зоя
— Куда вы, Зоинька? — тянул ее за платье Головлев. — Вылезайте, Зоя, вам на сцену нужно!
Зоя шарила под креслом. Головлев подхватил ее под руку, вытаскивая на свет божий и все приговаривая:
— Быстрее, быстрее, вас там ждут!
— Моя сумочка, — лепетала Зоя.
— Да вот ваша сумочка! — Кто-то вручил ей злополучную сумку.
— Идите же! — торопил ее Ярослав.
— Я не пойду, — прошептала Зоя.
— Ты с ума сошла! Так не принято! — шипела с другой стороны Гуся.
Множество рук выталкивали, выпихивали ее в проход. Путаясь в платье, то и дело поправляя очки, Зоя поплелась к сцене.
Она вернулась домой около полуночи. Провожали обладательницу супертелевизора Скотников, Головлев и Голушко. Пыхтя и чертыхаясь, они втащили громадину на пятый этаж. Коробка не проходила через дверной проем. Решено было извлечь «домашний кинотеатр» из упаковки. Двери соседней квартиры отворились. Высунулось узкое личико пожилой женщины.
— Зоинька, это ты? Я-то думаю, что за шум среди ночи?
— Я, — буркнула Зоя.
— Ой, какое у тебя платье красивое! Ой, да ты, я гляжу, с покупкой… А что это?
— Телевизор, — не глядя на соседку, ответила Филиппова.
Она до предела была утомлена всем этим сумасшедшим вечером, презирала себя за то, что не смогла отказаться от подарка, от компании непрошеных помощников, от самого этого бала, наконец!
Соседка, не дождавшись продолжения разговора, с явным сожалением закрыла дверь.
Зоя смотрела, как телевизор вплывает в тесную прихожую.
«Вот, презирала Скотниковых, а сама смалодушничала! Третьякова, небось, думает, что всех купить может. А что? Так и получается. Нет, дудки. Меня молчать этот «ящик» не заставит! Я его в милицию сдам! Как вещдок!»
Что и говорить, Зоя Филиппова была человеком непредсказуемым, в этом Третьякова была права.
— Куда его ставить, Зоя? — Скотников покраснел от натуги. И усы встали торчком.
Как Анька могла дружить с этим тараканом?
— В комнату заносите. И на пол поставьте. Я потом столик для него куплю, — произнесла она вслух.
— Будет просто супер! — произнес Головлев.
«И этот туда же. Супер-пупер-пирамида…»
— Поздравляю вас, госпожа Филиппова, у вас лучший подарок! — встрял Голушко.
— Спасибо, — изобразила улыбку Зойка.
— Ну, до свидания, госпожа Филиппова, — голосом, полным тайной страсти, произнес Головлев, указывая глазами на Голушко. Дескать, пока не следует делать наши отношения достоянием общественности. Так Зойка расшифровала этот взгляд.
«Да уйдите вы все, наконец!» — мысленно кричала она. Ей хотелось одного: остаться в одиночестве, записать все, что она видела и слышала, дожить до рассвета и бегом, бегом в милицию!
—
До свидания. До свидания. — Вытесняя гостей в прихожую, из последних сил улыбалась Филиппова.Дверь захлопнулась, она осталась одна! Зоя стянула платье, надела халат, уселась возле стола, достала бумагу, ручку, принялась строчить заявление. Она едва успевала изливать на бумагу все, что пережила за последние дни. Получалось сумбурно, беспорядочно, но в целом текст ее удовлетворил. Она переписала заявление начисто и убрала его в сумочку, оставшуюся в прихожей. Взглянула на часики. Ого, час ночи! Выпить валерьянки и в постель!
Забираться в душ не было сил. Смыв косметику, Зоя натянула ночную рубашку. В комнате зазвенел телефон.
«Что это? Кто это может быть так поздно? А-а, да это наверное Лавруша! Знает, что сегодня был бал, и хочет узнать, как он прошел! Анька ведь абсолютно не в курсе! Не знает, куда мы с ней вляпались! Она прилетит завтра, — прикинула Филиппова. — Что ж, завтра все ей и расскажу, а сейчас не буду расстраивать!»
Зойка сняла трубку, стараясь казаться веселой, проговорила:
— Алло, Анюта?
— Госпожа Филиппова? — произнес хрипловатый женский голос.
— Да, я, — упавшим голосом отозвалась Зойка, каким-то шестым, подкорковым чувством осознавая, что этот звонок принес ей беду, погибель. И никаких сил не было бросить трубку.
— Вы меня узнали?
— Да. Что случилось?
— Ничего. Просто я хотела сказать вам, госпожа Филиппова, что вольному воля!
Голос звучал властно, он все решил за нее, Зою. И ничего нельзя было изменить.
По руке, державшей трубку, разлилась тяжесть. Вот она добралась до спинного мозга и поползла вверх, к затылку. Кожа покрылась мурашками…
— Вольному воля! — отчетливо произнося каждый слог, повторил голос.
Пальцы разжались. Трубка выпала из рук. Зоя подошла к балконной двери, распахнула ее. В комнату ворвалась ночная прохлада, там, за окном, темнело ночное небо. Нестерпимо, невыносимо захотелось туда, в прохладу, в ночь, к звездам.
Алкаш Венька Смагин, живший этажом ниже и коротавший июльскую ночь за бутылкой бормотухи, увидел, как мимо его окна пронеслось что-то огромное, заслонившее ночной полумрак. Почти сразу же внизу раздался глухой звук. Венька высунулся в окно. Секунду спустя он отпрянул, зажав рукой рот, чтобы не заорать на всю улицу. Под окном лежала женщина!
Он узнал ее. Это же Зойка из восемнадцатой квартиры! Господи, грехи наши тяжкие! Что же это делается?
Кубарем скатившись вниз, Венька осторожно приблизился к телу. Никакого пульса.
Венька топтался, соображая, что делать дальше. По идее, нужно вызвать «скорую». Он поднял голову. Единственным светлым пятном на почти черной в ночи стене дома было распахнутое окно Зойкиной квартиры.
Между прочим, она одна живет! И золотишко у нее есть! Он, Венька, бывал в ее хате. Зойка, добрая душа, пускала, иногда денег давала. Или тарелку супа. А золотишко все равно пропадет. Придут менты хату опечатывать и слямзят, как пить дать! А он ей почти родной. Росли вместе. И потом, он ей всегда чинил унитаз, краны…