Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

[3] Первые радиоприемники в советских машинах появились в 193х годах, но на постоянной основе — только в «москвичах» и «волгах» шестидесятых годов. В «Победу» радиоприемники не ставились. Просто потому, что тогдашний радиоприемник — здоровенная гробина, который нужно впихивать в салон еще на стадии конструирования.

[4] Вагоны фирменного поезда «Красная стрела» начали красить в красный цвет с 1962 года, до этого были синими.

Глава 61

Я бегу по выжженной земле… Да блин! Привяжется же. Не по выжженной земле, да и не бегу я вовсе. Гуляю по Невскому проспекту, как самый натуральный… ммм… тот, кто обычно гуляет по Невскому.

Правда, здесь он называется вовсе не Невский, а очень даже Ленский. Да, здешняя Нева — это Лена. Ударение на «а». Интересно, а как тогда зовут здешнего Ленского? Невский?

Решил, знаете ли, не тратить такое отличное настроение на безделье в комнате или на какие-нибудь дела. Решилось мое сомнение насчет паспорта, я проводил Нитку, правда на все провожание нам было ровно пять минут, за который я успел поклясться, что непременно встречу ее, если она напишет, написать самому, если получится, проводить ее до купе, вернее, до отсека плацкарты, убедиться, что по крайней мере, до столицы она поедет в приличной компании, а не с пьяными дембелями, попытаться чмокнуть ее в щечку, получить короткую словесную выволочку и вывалиться на перрон, улыбаясь до ушей. Нет, и после этого я никуда не ушел — нашел Ниткино окно и стоял под ним до самого отправления, пытаясь переговариваться с ней загадочными знаками, скрученными из пальцев и еще прошел несколько шагов вслед поезду, но тот слишком быстро рванул, да и бежать в толпе провожающих — не самая удачная мысль.

Что вообще со мной происходит и чего я такой счастливый?

С другой стороны… какая разница?

Мне хорошо.

И я решил не расплескать это блаженное состояние, для чего отправился знакомиться с Афосиным.

Как оказалось, чтобы от Кромийского железнодорожного вокзала добраться до здешнего аналога Невского, нужно было… выйти на улицу. Этот вокзал на проспекте и находился! В общем, я принял это за очередное проявление того, что сегодня — день счастья и зашагал в сторону Невы… тьфу ты, Лены.

* * *

На площади Борьбы, где в наше время я смутно помнил наличие обелиска, красовался зеленый сквер[1], куда я не пошел, потому что если на Невском сворачивать в сторону, чтобы осмотреть каждую интересную вещь, то до его конца ты не дойдешь никогда.

Вообще, по моему мнению, здешний Невский не так уж и сильно отличался от нашего современного Невского. Главное отличие, что сразу бросилось в глаза — очень мало автомобилей. Серые такси, черные автомобили, двуцветные автобусы, сине-желтые троллейбусы, коробочки зеленых грузовичков-полуторок, точно таких, как в фильмах про войну — и всего этого очень мало.

И очень мало — в сравнении с нашим миром — людей.

В остальном — почти все то же самое. Ну или я плохо запомнил Питер в свою последнюю поездку туда. Ну не запоминал я форму фонарей, цвет домов и ширину улицы!

Вот памятник какой-то женщине, скорее всего — аналог Екатерины Второй. Может, он и отличается чем-то, но убейте меня, я не скажу — чем.

И тут же нашлось отличие.

Над Гостиным двором красовалась огромная вывеска «Универмаг «Гостиный двор». И я долго залипал, пытаясь понять, что не так, пока не сообразил, что в нашем мире между Гостиным двором и проспектом нет липовой аллеи.

Дальше — опять все то же самое.

Бело-красная башенка с часами[2] — здесь тоже с часами и тоже бело-красная.

«Дом книги», с вытянутым куполом и шаром — точно с таким же куполом и тоже Дом книги.

На мостике через канал рыбачили несколько человек, хмуро глядя на воду. Переполнявшая меня радость — может, это из-за нее я не замечаю различий? — требовала поделиться и я подошел к ближайшему, пожилому рыбаку в кепке, с солидными моржовыми усами:

— Ну как, отец, клюет?

«Отец» буркнул что-то, что с равным успехом можно было понять и как «да» и как «нет» и как «пошел в жэ».

— Не поймал ничего?

— Почему, — соизволил ответить рыбак, — поймал недавно одного, в воду бросил…

— Маленький был?

— Да не, с тебя ростом…

Я успел представить этого осетра и не успел удивиться. Рыбак продолжил:

— …тоже все спрашивал, клюет, нет.

Тьфу. Попался на старую шутку. Хотя, может, здесь она еще и не старая и вообще родилась вот только что.

— Извините, — я даже и не подумал обидеться, — ээ… а что говорят рыбакам на удачу? Ни хвоста, ни чешуи?

— Это охотникам так говорят, ни пуха, мол, и ни пера. А рыбакам — «Клев на уду»[3].

— Клев на уду!

Приняв ответное бурчание за «До свидания», я продолжил путешествие счастливого человека по Невскому.

Тьфу ты — Ленскому!

[1] Обелиск «Городу-герою Ленинграду» поставили на площади Восстания только в 1985 году. До этого на этом месте был разбит сквер, который, кстати, можно увидеть в фильме «Приключения итальянцев в России»

[2] Башня Городской думы.

[3] «Клев на уду» — действительно старое и даже старинное рыбацкое пожелание удачи. Отмечено и в словаре Даля и у Бианки. А «Ни хвоста, ни чешуи» — это просто бездумная переделка охотничьего «Ни пуха, ни пера»

Глава 62

Возле Казанского собора не было ни зеленых кустов, в которых я в свое время фотографировался с одной замечательной девчонкой, зато не было ни вездесущих и назойливых Петров Первых с Екатеринами Последними, фотографирование с которыми вызывало гораздо менее положительные эмоции, ни не менее вездесущих и назойливых китайцев.

Собственно, тут и Казанского собора, как такового, не было. Нет, все было на месте — и памятники и огромная колоннада, и само здание с куполом. Только во-первых, он наверняка не был Казанским, а каким-нибудь Рязанским, Марокканским или что-то типа того, а во-вторых — не был собором. Как рассказал мне доброжелательный прохожий — здесь находился Музей истории религии и атеизма[1]. Ну, в принципе, где ему еще находиться?

Пока я рассматривал колоннаду, которая должна была, по идее, символизировать добрые объятья матери-церкви, но из-за своей монументальности вызывало, скорее, ассоциации с мощными ручищами профессионального душителя, мои мысли блуждали своими извилистыми путями (что, в принципе, уже понятно по возникающим у меня ассоциациям).

Воспоминание о китайских туристах плавно перетекло в мысли о корейцах, от которых перешли к моей давнишней поездке в Ставрополье, где те самые корейцы продают на рынке маринованные, у каждого по своему, но у каждого неизменно вкусно, и морковку и свеклу, и капусту хе и такие черные маринованные грибочка…

В этом месте живот печально булькнул и я понял, что просто хочу есть.

Пришлось от Казанского собора возвращаться к Гостиному двору — дурная голова ногам покоя не дает[2] — с другой стороны, я вообще-то гуляю, никуда не тороплюсь.