Детская проза

Одевался он всегда в один и тот же набор: футболка и спортивные штаны, испачканные краской белого цвета. Однако Бен обладал одной особенностью – гетерохромией. Один его глаз был зеленым, а другой голубым. Данная вещь выделяла его из толпы, к нему часто обращались: «Эй, ты, разноглазый», когда не знали или забывали имя. Хотя, что там забывать – всего три буквы. К сути. На обычной детской площадке, пока находился Бен, пришла Елизавета. Да, называть ее только так и никак иначе, если вы назовете…

– Но разве в конце года он не получит подарок? Наверное, Дедушка Мороз приготовит ему что-то особенное. Мама рассмеялась. – Такая ты выдумщица, Марина! Дед Мороз не дарит взрослым подарки. Раздался мелодичный звук. Лифт остановился на четвёртом этаже и раскрыл свои двери. – Марина, ты идёшь? Девочка задумчиво вышла из кабины и смотрела, как мама возится с ключами. – Дед Мороз не дарит взрослым подарки? – эхом повторила она. – Нет, – ответила мама и впустила дочку в тёплую квартиру. –…

Так, казалось бы, обычная Гадюка стала самой настоящей земной бабочкой. И пусть она не такая как они, зато тоже умеет летать! В сердце ореха Она сидела на тоненькой ветке молоденькой сосны, обняв свой пушистый рыже-коричневый хвостик задними лапками. В передних она держала лесной орех небывалых размеров и смотрела на него, как малыш на огромную статую: так же заворожено и с уважением. Налюбовавшись, она спрятала его у себя в дупле, и каждый день приходила им восторгаться. Ее огромной мечтой…

Фридер крадётся на кухню – очень осторожно, чтобы бабушка не услышала. Она что-то полощет в ванной. «Это можно делать и в дождь, – думает Фридер. – Глупая бабушка». Он бросается к корзине для пикника и берёт из неё бананы. Всю гроздь. А потом убегает с ней в детскую и плотно закрывает за собой дверь. Вот так! Теперь можно начинать пикник. Фридер усаживается на пол – потому что на пикниках всегда так делают и потому что ему вообще больше всего нравится сидеть на полу. Он принимается за бананы. Первый…

Но он, похоже, моих светлых чувств не разделял, все время хмурился и морщился. Несколько раз заставил меня скосить глаза вправо. А это, между прочим, ужасно больно. У меня даже голова закружилась. Когда мы вышли, у мамы было такое взволнованное лицо, что мне казалось, что она сейчас из этого доктора всю душу своими расспросами вынет. Я видел, как она старательно молчит, ждет, пока он сам скажет. Но доктор ничего не говорил. Он сел за стол и принялся что-то записывать в мою медицинскую карточку.…

В резюме Леонида, бывшего детдомовца, значился опыт работы в доме престарелых, потому Виталий позвонил ему первому из списка потенциальных сиделок. Из всех условий Лёню пока смущало два: не стучаться к бабуле ни под каким предлогом, даже если она проспит три дня, и выдавать себя за её внука Виталия, если баба Васёна всё-таки начнёт активничать. – Вообще не стучаться? А если она там помрёт, и знать никто не будет? – спросил Лёня, задумчиво перебирая в кармане мелочь – всё, что смог найти в одежде…

В книгах по поп-психологии вон пишут, что с людьми постоянно случаются кризисы: первый в три года, потом в четырнадцать – шестнадцать, потом в двадцать пять, потом в сорок лет… Человек заново пытается переосмыслить мир и себя самого – обычная стадия развития. Вот стихи – это тоже этап душевного развития, естественный процесс для основной массы homo apien . Иногда стихи появляются в детском саду, иногда – в школе, и, говорят, это проходит примерно после института и выхода на работу. Годам к двадцати…

Ветер стих. Клюковка шла по зимнему лесу, валенки утопали в сугробах под музыку хрустящего снега. Она никогда не видела столько снега, в их деревне только на Новый год с неба падала пороша. Даже снеговика не вылепишь. Она подошла к сосне. Сестры нигде не видно. Ничего с Морошкой не случится. Если что Клюковка найдет ее по следам. Тишину прорезал тенькающий звон колокольчика, а затем и топот копыт. Наверное, сестра нашла Трескуна первой, и они ищут ее. – Клюковка, ты где? – справа донесся…

Попунята обрадовались, прыгнули в воду, каждый из них превратился в стайку маленьких светящихся бактерий. Их было так много, что вся вода в озере вспыхнула и засветилась как большой фонарь. Темнота и всякая злая нечисть отступили от озера, а все зверушки, жучки и паучки, которых ночь застала в дороге, говорили друг другу— «Не бойтесь, идите к озеру». «Какому озеру?». «К тому, где живут Попунята – к Попуняткину озеру, там светло и не страшно, можно переждать до утра!». С тех пор, каждую темную…

Чаще всего папины и мамины выводы не совпадают, если они, конечно, не успевают договориться перед разговором со мной. Мне так нравится размышлять, что иногда могу часами этим заниматься. И как-то раз страшно стало: а вдруг я все на свете мысли попередумаю, все выводы сделаю и мне не останется больше о чем думать? Но оказалось, что у каждой мысли… есть… продолжение! Так что я зря боялся. Этот вывод я сделал абсолютно самостоятельно. Как так вышло? Да почти случайно. Одна моя большая-пребольшая…

Мое воображение тотчас откликнулось на слова собеседника и в ярких красках нарисовало подходящий портрет. Это был хорошо знакомый тип, давно уже обитавший где-то в уголках памяти. Маленький, толстый, как и линзы его очков, за которыми зрачки проглядывали двумя темными размытыми лужицами. У него было две или три макушки, из-за чего вечно взъерошенные и лоснящиеся волосы легко делились на несколько проборов, образуя каскад на голове своего хозяина. Его коллега – худощавый дылда, тоже, разумеется, ботаник.…

– Эх, поспевай, куда надо поворачивай. Пару поддавай! Стал Самовар людей и поклажу возить – паровозом прозываться. А характером ещё злее стал. – Ну ладно, – говорит Фока Фокич. – Я тебе не такую работу удумаю. Опять долго ждать не пришлось. Лето безветренное выдалось. Паруса на кораблях, как трава в засуху, сникли. А за море ехать надо. Хлеб везти. Тут-то и надумал Фока Фокич Самовар на корабль перенести. Сказано – сделано. Трубу ещё выше нарастил. Самовар в трюм поставил. Корабельные…

Жил-был в Приморском Царстве крестьянин, хлеб растил и на рынке его продавал. Хоть и богатым не был, но и не бедствовал никогда. Было у него три сына – двое ладных и хозяйственных, а третий, Иванушка, младшенький, непутёвый какой-то. Не было в нём крестьянской основательности, больше любил помечтать и сказку рассказать, чем о делах поговорить. Из-за этой нёпутевости старшие братья с ним в будущем наследство делить не хотели, мол, всё равно всё промечтает, жёны их его на побегушках использовали, мать…

Шло время, сыновья подрастали, Фёдор Матвеевич постепенно приучал их к своему делу, никто не роптал и не противился, кроме… самого младшего сына – Ивана. С малолетства мальчишка отличался от своих названных братьев своим непосредственным характером и своеобразным взглядом на всё, что его окружает, что видит и что слышит. Одна беда: не с кем было поделиться Ивану своим мнением и разумением. Названные братья считали его малолетним недоумком или по-простому дураком, отца своего Ваня боялся как огня…

Они надели шапки, пальтишки и валенки. Выскочив на улицу, поняли, что ночью был сильный ветер. Все замело снегом: дорожку до дровника и вход в него. Малыши попробовали растолкать снег ногами, но быстро устали. До дров так и не добрались. Снова зашли в избу. Не раздеваясь, сели к столу и начали жевать хлеб. – Печь еще теплая. Давай прижмемся к ней и погреемся, – предложил Антон. Ребята прислонились спинами к высокой беленой печи. Немножко согрелись. В это время ветер на улице усилился и бил в окно…

– Вот же рассказываю. – Они тебя обижают? Завтра же поговорю с воспитательницами. – Нет, не обижают, мам. – Точно? Я пожимаю плечами: да никто меня не обижает. Тогда мы были еще маленькими, и даже Сашу никто не обзывал «вонючкой». Это началось позже, но я к тому времени уже привыкла. Или просто не обращаю внимания. – Странная… странная… какое дурацкое слово! Все в чем-то странные. Все непохожи друг на друга, кто-то любит наблюдать за животными, а кто-то танцевать, так что никто не странный,…

И пошла молва по миру о том, что в одном крестьянском селении некие Иван с Марьей необычную куклу слепили, не глиняную игрушку, а снежную – Снегурушку, да не просто игрушку, а снежную дочурку – Снегурку. Из уст в уста передавалась весть о снежной девочке, которая стоит живее всех живых, да не движется. И всяк желающий приходил посмотреть на это снежное творение. Дошла об этом весть и до северных владений матушки Зимы. Интересно стало ей, чему так люди дивятся. Вот и решила тоже поглядеть на снежную…

– Иди к нам жить! И стали они жить в Русском языке втроем. Бежит мимо дома Числительное, останавливается и стучит в дверь: – Кто здесь живет? – Это дом Русский язык. Я в нем Существительное. – Я Глагол. – Я Прилагательное. А ты кто? – А я Числительное – самостоятельная часть речи, обозначаю число. – Иди к нам жить! И стали они жить вчетвером. Бежит мимо дома Местоимение, останавливается и стучит в дверь: – Кто здесь живет? – Это дом Русский язык. Я в нем Существительное. …

– Иди сходи в магазин, мне нужен топор получше, – попросил его дедушка. Магазин принадлежал Васькиному дедушке. Рядом был построен небольшой домик для сдачи. В маленький приморский городок часто приезжали люди и арендовали домик на летний сезон либо на неделю и отдыхали у моря. Люди жили в домике, а обедать и ужинать ходили в маленькое кафе где бабушка мальчика готовила вкусные завтраки с плюшками, горячий суп на обед, и парные котлеты с пюре на ужин. Точнее это было не совсем кафе, а сколоченные…

После того, как Петя глотнул волшебный напиток, он гордо выпятил грудь, поднял подбородок и глядя Бабе-Яге в глаза заговорил громко и чётко: Хорошо мальчишкой быть, И в карманах всё носить. Не бояться пауков, Ни лягушек, ни жуков… Плохо то, что у мальчишек Синяков полно и шишек!** Баба-Яга зааплодировала. – Ну вот! Другое дело! – довольно кивала она. – Давай-ка я тебя из леса выведу, а то у нас тут места дикие… Мало ли… А ты теперь с выражением… Жалко будет, если пропадёшь… …