Исторические любовные романы

Фигура двигалась быстро и осторожно, обогнула древнюю мечеть, затем прошла вдоль ряда купеческих домов и по следующей извилистой улице; каждый шаг ее по булыжнику и плотно слежавшемуся песку улицы был беззвучен, в грациозных движениях не было усталости или неуверенности. Тренированное тело и безупречная скрытность не выказывали напряжения, все еще остававшееся в ней после недельного путешествия пешком от горной крепости Масиаф, путешествия, которое привело сюда, к порту пустыни Ашкелону. К…

— Ты неисправима, — коротко вздохнула Элена. — Всегда ищешь в людях добро, даже если они сами далеки от совершенства, пытаешься помочь им всеми силами, но не замечаешь их лживой сущности. Воистину, твое милосердие не знает границ, Каталина. — Все мы божьи создания, — с обворожительной улыбкой ответила ей младшая сестра, — и, если мы имеем возможность, то почему не воспользоваться дарованными нам свыше благами и не поделиться ими с ближними? Элена театрально закатила глаза к потолку, затейливо…

-Сын мой, вели своим людям объездить всю Турцию в поисках великолепной шёлковой ткани и лучшего винограда, сказала Айша султану. -Так и будет, согласился Абдурахман. Вечером были поданы великолепные шелка и вкуснейший виноград, валиде-султан велела из тканей сшить лучшие платья, а виноград подать Иртыфь, придворные лекари следили за здоровьем будущий наложницы, и сообщали всё это валиде-султан. -Милая, ради тебя не радует вся эта роскошь, посмотри на твоих сверстниц, каждая из них жаждет занять…

Выходи же, принц Франческо. Мысли ее, как стрелы, устремлялись к роскошным комнатам дворца, где было сухо и тепло. Прикажи слугам поднять железные ворота и выезжай из своего палаццо Веккьо, или Старого дворца, как его обычно называют жители Флоренции. Поезжай в новый дворец, палаццо Питти, на другой берег Арно [3] , или же на северо-запад, в резиденцию Вилла-ди-Кастелло, где лежит на смертном одре твой старый отец, тиран, державший город железной хваткой. Поезжай на охоту. Делай, что хочешь,…

Искрились сугробы, сверкали инеем деревья. Хохлатые сойки обклёвывали всё ещё рясную [3] рябину. Ягоды осыпались в снег, складывались на нём в нарядные узоры. У лобного места на Красной площади собрался праздный люд. Грызли конопляные семечки, уминали сапогами снежные намёты. Ждали. Выстроились в очередь, ожидаючи казни (кому палец, кому руку, кому и голову под топор класть), воры, лихоимцы, разбойники. Палач сметал с колод снег, и он порошился, белый-белый. Галдело рассаживалось на крышах…

Лишь об этом. И о том, чтобы Соломон стал моим. Чтобы его душа стремилась ко мне. Ко мне одной. Какое значение имели по сравнению с этим царь или корона? В сердце моем жили два одинаково сильных желания. И судьба, зная о них, лишила меня того, что могло бы все искупить. Искупить все те поступки, благодаря которым Соломон взошел на трон, а я стала царицей. Судьба не даровала мне сына от Соломона. Сына, который унаследовал бы царство. Этой награды я была лишена. И все же в конечном итоге…

Миссис Саймонс вернулась в Россию вместе со своим отцом, чтобы найти материалы для новой книги. Ее ждали долгие часы в библиотеке, где она изучала историю, и разговоры с выжившими блокадниками, включая ее родственников и близких друзей семьи. Эта пара позвала Полину в эпоху, где сейчас предстоит оказаться и вам, бесстрашные читатели. Добровольцы на рытье окопов, фельдшеры взамен убитых осколочными бомбами докторов – выбирайте себе роли, потому что у вас нет шансов остаться ни равнодушными, ни безучастными……

Я крепко держалась за стену, осторожно ставя ноги в тяжелых сапогах на каменные ступени, которые тускло освещались угасающим пламенем факелов. «Лестница! Вечно на лестницах случаются какие-нибудь несчастья: убийство либо еще что-нибудь страшное». Я никак не могла отогнать от себя эту мысль. У реки меня ждала обычная наемная лодка, а на другом берегу – скакун, быстроногий гнедой жеребец, мускулистый и поджарый. Тоже подарок Роберта. Безрассудно и опрометчиво было с моей стороны отправиться в подобное…

на него, а потом – на младшего сына, Диего. Мигель и Диего были настолько разными характером, что, порой, даже не были похожи на братьев, разве что у них были неизменные фамильные черты, переходящие из поколения в поколение: аристократическое лицо, прямой нос и жесткий, волевой подбородок. Волосы Диего были каштанового цвета, как у Марианны, в то время как у Мигеля иссиня-черные. Глаза у младшего брата были карие, а у старшего изумрудно-зеленые, глубокие, как у его прабабушки родом из Шотландии.…

Девочка начинает напевать под нос детскую песенку и махать ногами. – Когда ты научишь меня вышивать цветы, как ты умеешь? – Садись, сейчас покажу, – отвечает мать. Женщина зажимает иголку между указательным и большим пальцами правой руки девочки, направляя ее в нужном направлении. Потом помогает Анне зажать другой рукой рамку. – Для стебля мы выполняем простой цепной стежок, – говорит мать, помогая Анне проткнуть материю в нужном месте. Иголка исчезает, протягивая за собой шелковую зеленую…

– Держись, братик. (Халиме поморщилась, но промолчала: Кёсем всегда обращалась к ее сыну так – просто потому, что иначе к нему было не достучаться.) Я скоро вернусь, причем не одна: сегодня у нас для тебя сюрприз! – Хадидже приведешь? – на лице Мустафы обозначилась тень интереса. Кёсем покачала головой. Бедный Мустафа. Повелитель правоверных, халиф ислама, хранитель мечетей в Мекке и Медине… Несчастный подросток, навсегда застрявший в том времени, когда случайный удар, нанесенный во время тренировки…

Это не происходит. Это не может происходить. Неделю назад, когда для нее начали строить клетку, она сама себя уговаривала, что кто-нибудь вмешается. Кто-нибудь положит конец этому варварству, выдаваемому за правосудие. Кто-нибудь поможет ей. Возможно, Эдуард пощадит ее, как он сделал с дочерью и женой Роберта Брюса, и отправит ее в монастырь? Или, может быть, бывший муж, граф Бьюкен, забудет свою ненависть и вступится за нее? Даже если ее враги ничего не сделают, она ведь, конечно, может…

Полночь приходила к ней всегда через окно. Вот и сегодня в нем повис неяркий, но уже почти налитой шар, а значит, до полнолуния оставалась ночь. Как медленно тянется время и как одиноко. Но разве об этом можно думать? Нельзя, равно, как и нельзя думать о будущем, о страхе, и о лечебнице в шотландской глуши, да и стоит ли думать вовсе... Мысли ее теперь такие же враги, как и кредиторы больного, только напоминали о себе значительно чаще. Если бы она могла вернуть время... Но сколько можно бичевать…

– Здравствуйте, Маркелъ Павловичъ! – отвтила она на привтствіе. – Что это, батюшка, какъ нон извозчики-то взбсились. Бывало я отъ Калужскихъ воротъ за гривенникъ въ Охотный здила, а сейчасъ съ Полянки пятіалтынный даю, и онъ рыло воротитъ. – Времена нон другія, Фіона Степановна, все дорожаетъ… Да что это такое у Ольги Осиповны въ дом за происшествіе, дозвольте спросить?… Метутъ, скребутъ, ворота настежь отворили, что такое произошло? Фіона Степановна таинственно наклонилась къ лавочнику и, понизивъ…

— Ты расскажешь? Конкретнее. — Мун, а что, если мне не хватает тебя? — поднимает взгляд и смотрит прямо ей в глаза. — Меня? — девушка улыбается, — с чего ты взял? — С того, что все пошло не так, когда появилась ты. До этого все было супер, я ни минуты не думал, что что-то может быть не так. — Господи, — Ева закатывает глаза, — как романтично. Крис, но что, если ты все это себе придумал? — То есть? — Если тебе нравится так думать. Думать, что я нужна тебе. …

Её поймали утром, на рассвете, и весь день, до вечернего схода, она провела под замком внутри чулана в доме Альфы. У девушки было время подумать о том, каким может быть её наказание: изгнание она отмела сразу, решив так же, как и Альфа. Иначе наказание превратится в награду. Подумав, Кэйтлин усомнилась, что её убьют, все-таки она самка, а их и так мало, и Альфа вряд ли пойдет на это. Скорей всего её вынудят остаться в стае, но все отвернутся от неё, и она станет изгоем: никто не будет с ней разговаривать…

- Боже! Какие странные у тебя мечты. В твои годы леди думают совсем о других вещах. - Каких же? - Ну, не знаю, - Рауль смутился, но, подумав, продолжил, - наверное, о платьях, прическах, возможно, даже о юношах. Хотя нет, о них тебе думать рано. - Опять рано! - она обиженно вздернула подбородок. - Когда же будет не рано? Наверное, лет в двадцать пять, когда я буду уже древней старухой. Рауль взорвался хохотом, он смеялся до слез, представляя, как это в двадцать пять выглядят древними старухами.…

Взоры всех притягивали сад и река за воротами. Не наш отрезок с бурным течением, о котором местные говорили, будто вода здесь танцует под звуки затонувших скрипок, и где, как все знали, очень трудно пройти на лодке и причалить; не маленькие лодки, на которых деревенские жители выходили за лососем, карпом и окунем; не пологий дальний берег с тянущимися по нему до холмов лесами Суррея с дикими утками и другими водоплавающими Клапема и Сиденема. Нет, все смотрели на реку с любимого отцом высокого плато,…

      Блу, схлопотавший подзатыльник, выронил жженный сахар из рук и выскочил на улицу. Следом понёсся Тощий, на ходу выкрикивая проклятья, а за ним, хохоча и подначивая меня, сматывались и остальные.       - Бездельники! - вопила я им вслед.       Заметив скалку, я схватила её и повернулась к мужчине, поднявшемуся из-за стола и нахально уставившемуся прямо на меня.       На кухне остались только я, он, Кабан и перепуганная до смерти Сэйв, которая тут же принялась поспешно…

Ифе увидела Тутмоса и её сердце забилось сильнее,она не чувствовала как дышала,стук сердца заглушал вдохи и выдохи,она желала его всем сердцем и телом. Глава 2. Сердце Ифе стучало все быстрее,ей хотелось на него посмотреть, но было нельзя все бы сразу догодались.И она бы понясла наказания,если бы её Нефтис не держала за руку то она бы улетела. Ближайшие слуги фараона распределяли однин за другим на разные участки дворца,Тутмос только показывал пальцем.Ифе увидела как он смотрит…