Исторические любовные романы

Хотя… Если я убью Пэверли, то тогда Мелисса останется вдовой и точно от меня не отстанет . А жениться Дэймон абсолютно не хотел. И иметь только одну постоянную любовницу – тоже. Хант задумчиво взглянул на блондинку. Нет уж. Ее постоянное созерцание в моей постели – это хуже, чем выслушивать нотации старого идиота. Так что, пусть Пэверли живет. Судя по его стрессам, которые он испытывает из-за молодой жены, жить ему и так недолго осталось . – Ты сгоришь в аду! – закричал Норд и, схватив…

– Она скоро свалится под весом всех этих цветов, – проворчала Донка в надежде на то, что женщины наконец-то уйдут и дадут ей возможность постоять на заветном месте. Но они и не думали покидать декорацию, и продолжали украшать арку, жарко споря между собой над тем, какой цветочек, в какое место лучше поместить. Девушка, осознав что ждать шумных теток бесполезно, направилась утешать Лачо. Он сидел на берегу речки, стараясь распутать комок из атласных лент, которыми нужно было украсить повозку новобрачных.…

Девушка часто полагалась на Бесси, радовалась, что та обучена грамоте, ей можно довериться, что было большим подспорьем в общении с торговцами. Джейн пробежала глазами знакомые каракули сестры, подтверждающие, что прислуга сказала правду. – Господь всемогущий, Бесси, что же заставило ее так поступить?! Какой позор! Я должна была заметить раньше, что с сестрой что-то происходит. Всякий раз, когда рядом оказывался Эндрю Рэндольф – в Корбридже или на одном из балов, – в воздухе появлялось нечто…

– Что это? – спрашивала она его, сидя на кушетке и рассматривая разложенные на тряпице предметы. – О! Это часть вашей великой истории, дорогая. – дядюшка принял из рук девушки замысловатую фигуру из дерева величиной с кулак, напоминавшую голову какого-то злющего создания, – такими драконами украшали лодки славные викинги, намереваясь захватить всех нас. – Правда? – удивлённо спрашивала Астрид, не в силах отвести взгляда от жуткой морды, на грубом рельефе которой мерцал отблеск тусклой свечи.…

– Вот тогда Изабель и пристала к Бертиль, чтобы та ей погадала. А потом появился ты с Лорьяном. – Я сразу сказал этой колдунье, что не верю её предсказаниям. – Зато Лорьян поверил. Он даже в лице изменился. – Интересно, что она ему предсказала? – Не знаю, но Изабель хвасталась всем, что Бертиль нагадала ей трёх мужей. Антуан снова улыбнулся. Однако последующие слова сестры стёрли улыбку с его лица: – А помнишь, что она ответила, когда ты сказал, что гадать – грешно? – Наверняка,…

Тень улыбки коснулась губ Вероники. Как знакомо! С виду похожие как две капли воды, по характерам близняшки были полной противоположностью друг другу. В октябре им исполнилось по восемнадцать, и весной они готовились впервые выйти в свет. Элизабет страшится этого как чумы, а Джессика не может дождаться, когда же наконец поедет на свой первый бал. – А бабушка? – осмелилась спросить Вероника. Страшно было даже подумать о том, как ее дорогая восьмидесятилетняя бабушка переживает весть о скорой кончине…

– В моей театральной ложе, – поправил кузена Николас. – …и все представление говорили о твоей женитьбе, присматривались к девушкам, сплетничали о них, делали разные предположения. Я велел им остановиться, но они заявили, что ты просил у них совета. – Ничего я не просил. – Значит, должно быть, стал более терпеливо относиться к их вмешательству в свою личную жизнь, они заметили это и решили, что теперь могут давать тебе советы. А вот это было чертовски недалеко от истины. – Тетушки очень…

Мысль об этом обрадовала Мору Джейн. Ей было одиноко, но вовсе не потому, что дома не было ее названых братьев. Болезненное чувство заброшенности и одиночества усилилось, когда Мора вышла из кухни, грея руки о кружку с горячим чаем, и протопала в толстых носках через столовую для постояльцев, к лестнице в прихожей. Она чувствовала себя единственным и последним обитателем Нотсвилла. В гостинице ни души, а большинство горожан, так же как Джадд и Хоумер, устремились в Хатчетт, желая поучаствовать…

– Да, но при чем тут наши налоги? – Как раз к тому и веду, мисс Скарлетт. Эти мошенники, уж не знаю почему, решили взвинтить налоги на Тару, будто с нее тысячу кип хлопка получить можно. Я, как прослышал это, сразу кинулся собирать сплетни по салунам и вот что узнал: кто-то хочет купить Тару за гроши, когда ее за долги на шерифских торгах выставят, если вы новый налог не уплатите. А что уплатить вам не по силам, это всем хорошо известно. Не знаю только, кто именно зарится на Тару, не сумел выяснить.…

И вдруг, как будто небеса услышали ее мольбу и ответили на просьбу, Мара увидела ее. Далеко впереди, на темной поверхности воды, за тем, что некогда называлось Баттервентской башней и пятьдесят лет тому назад было переименовано в Ньюменскую, появилось крошечное пятнышко. Она поморгала, чтобы удостовериться в том, что это ей не чудится и после столь долгого ожидания она не начала принимать желаемое за действительное. Пятнышко не исчезло. Сердце забилось быстрей. Это наверняка они, другого просто…

Фиби резко оборвала свои тоскливые размышления: она начинала жалеть себя, а это противоречило ее принципам. Она решительно распахнула дверцу почтового ящика, прикрепленного к ржавому железному столбу у ворот, и засунула в него руку. Внутри не оказалось ничего, кроме рекламного проспекта. Фиби скомкала бы его и выбросила в ближайшую лужу, но она не привыкла мусорить. Фиби медленно вернулась по растрескавшейся дорожке к проседающему крыльцу и распахнутой входной двери. Ярко-желтый конверт, промокший…

В шесть вечера пришла ее мама. Как всегда уставшая. Ксюша решила ее обрадовать. – Мама, а у меня новость хорошая, – радостно улыбаясь, сообщила она. – Да? – еле выговаривая от усталости слова, ответила мама. – И какая же? – Я поступила в профильный гуманитарный класс. – Молодец, – спокойно сказала ей мама. – Я рада за тебя, – так же спокойно продолжила она. – Спасибо, – также спокойно теперь отреагировала Ксюша. Она почувствовала, что вся ее радость мгновенно испарилась. Улыбка поползла…

Первое мая у жителей Черной долины считается праздничным днем, и в таких случаях гуляние неизбежно. В дальнем конце долины, примерно в двух лье от центральной ее части, где и находится Гранжнев, устраивается деревенское гуляние, на которое, как положено, устремляется вся округа, начиная с супрефекта департамента и кончая красоткой швеей, еще с вечера наплоившей жабо его превосходительству; там можно увидеть и благородную владелицу замка, и последнего овчара (местное словечко!), чья коза да барашек…

– Прости, я, кажется, кричала? – Селина потерла затекшую шею. – Снова дурной сон? Селина кивнула. – К тому же уснули сидя. Простите, мадам, но если ложиться ночью в постель, то постепенно можно привыкнуть отдыхать по-человечески, а не дремать на подоконнике, как кошка. – Тебе известно, что мешает мне нормально спать. – Селина встала с синих бархатных подушек и подошла к туалетному столику. – Прошел всего лишь год с того дня, когда мистер Андруз нашел вас под сломанной повозкой. – Голос…

Оказавшись внутри, мужчина осмотрелся. Медлить было нельзя, и он понимал это. Огонь пожирал всё, что было в доме: огромные ковры, развешанные на стенах и разостланные по полу, дорогие одеяла, подушки… Отовсюду летели искры, а удушливый дым ел глаза и раздирал лёгкие. Мужчина бросился к двери одной из спален, к которой огонь ещё только подбирался по стенам и полу. Распахнув дверь, он ворвался в заполненную дымом комнату и принялся шарить по углам. И вот смельчак нашёл то, что так старательно искал,…

– Ты мой хороший, – проворковала герцогиня. – Благодарствую. – Веснушчатое лицо Ангуса просияло от гордости. Макдугал взглянул на молодого лакея: – Ее светлость говорила не о тебе, глупый болтун, а о собаке. Ангус зарделся: – Простите, ваша светлость. – И о тебе тоже, – любезно добавила она. – Ты так внимателен к Рэндольфу. Ангус был на седьмом небе. – Благодарю, ваша светлость! – проговорил он, смерив дворецкого надменным взглядом. В ответ Макдугал так нахмурился, что на лице…

Вздохнув, он принялся мерить шагами библиотеку Килдеров. Этому балу суждено было стать его триумфом. Тетя Шарлотта вернулась в город, и сегодня Стюарту предстояло ее встретить, очаровать и просить руки племянницы. Завтра Сьюзен примет его формальное предложение, и через месяц он станет женатым мужчиной, над которым больше не будут довлеть суровые диктаты отца, он перестанет быть предметом сплетен и впервые в жизни окажется финансово независимым. Чем не прекрасная жизнь? Он должен быть вполне удовлетворен…

– Готовы-то готовы. Да только у Дуньки моей всё глаза на мокром месте, – вздохнул почти двухметровый с огненной шевелюрой здоровяк Василий. На нём был такой же костюм итальянского скомороха, только на несколько порядков больше, чем у Ратмира и Никифора. – Пора бы ей уже угомониться, – покачал головой старик Никифор. – Все мы смертны. Да и не роднёй же ей Лукерья приходилась!.. Что уж так убиваться-то? Ратмир помрачнел лицом, но ничего не сказал. Он достал из баула лютню, бережно провёл рукой…

Впрочем, на курицу Марко тогда смотрел менее всего, ибо стоило ему поймать взгляд ярко-синего, словно сапфир, глаза, выглядывающего из-за алого рукава, увидать тугой, будто вишня, рот, застенчиво произносящий: «Не судите, господин, дозвольте слово молвить», – как он просто-таки врос в траву-мураву у этих тесовых ворот, забыв о том, что надобно спешить, что его ждет новый знакомец Михайла Воротников, что, наконец, вообще небезопасно говорить с русскими женщинами на улице: того и гляди выскочит разгневанный…

Красный Тигр сел напротив отца на ярко-расписной ковёр, который постелили на полу специально для него. И приготовился принять царскую волю из уст своего родителя. Он был в полном внимании, и старался не пропустить ни одно наречие. Отец в золотистом плаще восседал на троне посреди огромнейшего зала, по полу которого разбросаны самотканые ковры с маленькими подушечками, а на них возлежали старцы и телохранители царя Красного Быка. Высоко, под самым потолком, струился радужный свет, он падал вниз…