Книги из серии "Сборники рассказов Рэя Брэдбери"

Человек в картинках-II — Спешите видеть! Человек в картинках! — выкрикнул зазывала, и мистер Уильям Филип Фелпс, человек-толпа, встал во весь рост на помосте, скрестив руки на груди. На его теле жил своей жизнью целый мир. Его выдающийся живот оккупировали великаны, вокруг пухлой, почти женской груди выписывали виражи пучеглазые драконы. Пупок был ртом чудища с глазами-щелками — ртом похотливым, сосущим, беззубым, как у ведьмы. А в укромных уголках и пещерах шныряли порождения…

Он стащил с ноги огромный башмак и, прищурясь, начал его разглядывать. — На работе, если повезет, продержусь дней десять. А потом уж непременно так получается — катись на все четыре стороны! Теперь во всей Америке меня ни в один балаган не наймут, лучше и не соваться. — Что ж так? Вместо ответа он медленно расстегнул тугой воротник. Крепко зажмурясь, мешкотно и неуклюже расстегнул рубашку сверху донизу. Сунул руку за пазуху, осторожно ощупал себя. — Чудно, — сказал он, всё ещё не открывая глаз. —…

— Тайны моря, — задумчиво сказал Макдан. — Знаешь ли ты, что океан — огромная снежинка, величайшая снежинка на свете? Вечно в движении, тысячи красок и форм, и никогда не повторяется. Удивительно! Однажды ночью, много лет назад, я сидел здесь один, и тут из глубин поднялись рыбы, все рыбы моря. Что-то привело их в наш залив, здесь они стали, дрожа и переливаясь, и смотрели, смотрели на фонарь, красный — белый, красный — белый свет над ними, и я видел странные глаза. Мне стало холодно. До самой полуночи…

А зачем? Чего ради есть и пить все французское, дышать воздухом Франции? Да затем, чтобы со временем по-настоящему постичь гений одного человека. Губы его дрогнули, беззвучно промолвили некое имя. – Джордж? – Над ним наклонилась жена. – Я знаю, о чем ты думаешь. По губам прочла. Он не шевельнулся, ждал. – Ну и?.. – Пикассо, – сказала она. Он поморщился. Хоть бы научилась наконец правильно произносить это имя. – Успокойся, прошу тебя, – сказала…

Тем не менее внизу явственно раздавался смех — или послышалось? Отец Витторини, видно, откопал что-то в утренней «Таймc». А то, чего доброго, он сидел полночи, пребывая в скверном расположении духа и потворствуя собственным причудам, перед этим нечистым демоном — телевизором, стоящим у двери, словно непрошеный гость. И теперь, наверно, в его голове, промытой электронным чудовищем, беззвучно крутились шестеренки и вызревали планы какой-то новой дьявольской каверзы, и он сидел, намеренно постясь и…

И наконец, глядя куда-то в стену так, словно то была не стена, а дорога и горы, охотник собрался с духом и негромко заговорил. — Тот старик, — сказал он. — Да, старик на дороге. Да-да, бедняга. Я ждал. — Никак не могу забыть того старика на дороге, — сказал он и, понурясь, уставился на свое пиво. Я отхлебнул еще из своей кружки — стало не по себе, я почувствовал, что и сам очень стар и устал. Молчание затягивалось, тогда я достал карту здешних мест и разложил ее…

В сияющей полуденной тишине Альберт Бек и Леонард Крейг сидели в латаном-перелатаном стареньком вездеходе и разглядывали мертвый город. Город с трудом выдержал человеческий взгляд и будто сжался, ожидая крика. — Привет! Хрустальная башня вздрогнула и осыпалась мягким шелестящим дождем мелких обломков. — Эй, вы там! Еще одна… Потом башни начали рассыпаться одна за другой. Голос Бека приказывал им умирать. Каменные химеры с огромными гранитными крыльями ныряли вниз. Короткий полет заканчивался…

Из всех её пор извергся пот, и тут же раздался агонизирующий крик. Ну! Ну! Попробуй убей меня, кричала она. Старайся, старайся, а я не умру! Не умру! Пустота. Вакуум. Внезапно боль отпустила. Нахлынули усталость и сумрак. Всё кончилось. О Господи! Она стала погружаться в черное небытие, которое уступило место небытию и небытию, а за ними следующему и следующему... Шаги. Лёгкие приближающиеся шаги. Голос вдали произнес: «Она спит. Не тревожь её». Запах твида, трубки, неизменного лосьона…

Именно так! Столетие тому назад Крейг Беннет Стайлз помахал рукой, шагнул в свой аппарат, так называемый мега-хронометр, и покинул настоящее. С тех пор он так и остался единственным за всю историю человечества путешественником во времени. А Шамуэй стал единственным в истории репортером, который удостоился от него приглашения на чашку чая. Но помимо этого?.. Не исключено, что старик собирался объявить о втором — и последнем — путешествии во времени. Он сам на это намекнул. — Эй, дед! — воскликнул…

После этого, уже «на свободе», он разъезжал в трамвае по Голливудскому бульвару, невозмутимый, словно мумия, и безмолвный, как одинокий телеграфный столб. О чем это я? Ах, да! Для меня это был третий сеанс. В то утро психиатр позвонил мне сам и завопил: — Дуглас, черт тебя дери, сукин сын, ты собираешься на кушетку или нет? Имелось в виду не что иное, как ложе позора и унижения, на котором я корчился от предполагаемого комплекса еврейской вины и северо-баптистского стресса, тогда как…

— Остерегитесь, уважаемые! — Карты порхали унего в ладонях. — Не профукайте денежки! Зрители, раззадорившись, приготовились бросать деньги в адский костер. — Осади назад! Два четвертака — ставка высока! Карты так и летали, словно сами по себе, а он обводил взглядом собравшихся, не обращая никакого внимания на колоду. — Палец большой, где брат твой старшой? Что ж он невесел, головку-то повесил? Все захохотали. Ну и шутник! — Запутались, приятели? Растерялись? Неужели я и на этот раз пролечу?…

- Затаи страх в душе, но не забудь меч и латы! - Что толку? Дракон приносится неведомо откуда; мы не знаем, где его жилище. Он исчезает в тумане; мы не знаем, куда он скрывается. Что ж, наденем доспехи и встретим смерть во всеоружии. Не успев застегнуть серебряные латы, второй вновь застыл и обернулся. По сумрачному краю, где царили тьма и пустота, из самого сердца равнины сорвался ветер и принес пыль, что струится в часах, отмеряя бег времени. В глубине этого невиданного вихря пылали черные…

— Я тоже! — вскричал он. — Не кричите. — Никто же не слышит. Они поглядели в одну сторону дороги, потом в другую. Ни одной машины. Женщина с удивлением перевела взгляд на котенка, как будто ища в нем какого-то откровения. — Мой кот умер. — Мой тоже, — парировал он. Это несколько ослабило их хватку на теле котенка. — Когда? — спросила она. — В понедельник, — ответил он. — Мой — в прошлую среду, — сказала она. Они поменяли положение рук на спине крохотного комочка и уже скорее…

Патрульный полицейский, мистер Уолцер, шагал по Глен-Бэй-стрит, напевая тенорком что-то грустное. Хэтти скользнула за дерево и, прислушиваясь к его пению, проводила глазами широкую спину. Возле здания суда было совсем тихо, если не считать, что сама она пару раз ударилась пальцами ног о ступени ржавой пожарной лестницы. На верхней площадке, у карниза, над которым серебрился циферблат городских часов, она вытянула вперед руки. Вот он, внизу — спящий городишко! Тысячи крыш поблескивали от лунного…

Сияя улыбкой, Пьетро энергично закивал: — Входите. Приехали меня арестовать? Хотите отправить за решетку? Незнакомец сверился со своим блокнотом. — Более известный как Альфред Флонн? — Он уставился на серебряные бубенцы, украшавшие жилетку Пьетро. — Он самый! — Пьетро сверкнул глазами. Посетителю стало не по себе. Он огляделся: в помещении громоздились клетки для птиц и упаковочные ящики. Со стороны черного хода в лавку ринулись гуси, которые смерили незваного гостя…