Книги из серии "Сцены из городской жизни"

Позвольте предложить свидетелю вопрос. Мировой судья. Вы кто такой? Защитник . В качестве защитника. Мировой судья. После. Свидетель . Сейчас закуражились и сейчас стали меня терзать. Мировой судья. Как терзать? Свидетель . За волосы. Мировой судья. Кто из них? Свидетель . Вот они. Первый . Собственно, все это пустяки. Защитник . Позвольте предложить вопрос свидетелю. Мировой судья. Я вам сказал,…

Какое ваше дело? Купец . Не безызвестно вашей милости, что у меня в вашем фартале находится дом и деревянным забором обнесенный… Квартальный надзиратель. Да. Купец . В оноем самом доме у меня производится фабрика, ткут разные материи. Квартальный надзиратель . Потом? Купец . Был я, сударь… Квартальный надзиратель. Садитесь, садитесь… Купец . Ничего-с. Был я, сударь, в субботу в городе, да маленько, признаться, замешкамшись… Бегу из…

– С вами спорить нельзя… – Вы бы лучше бутылку велели, чем пустяки-то говорить. Каждый человек на своем месте. Что нам путаться в чужие дела. Давай бутылку… – Нет, Иван Гаврилович, творчество великое дело! – Так что же? – Поважней бутылки!.. – Так ты поди с ним и целуйся, а нам не мешай. – Я помню, когда Рашель произнесла свое знаменитое «jamai » – весь театр дрогнул!.. – В чем это? – Теперь уж я не помню… – Завели вы эти темные разговоры, ничего нестоющие. На языках на ихних вы…

– В старину и у нас было весело. Идешь, бывало, по улице-то – чувствуешь, что она, матушка, на дворе!.. Воздух совсем другой, так тебя блинами и обдает, так тебя и обхватывает… На последних-то днях одурь возьмет… Постом-то не скоро на путь истинный попадешь… – После хорошей масляницы человек не вдруг очувствоваться может: и лик исказится и все… – С широкой масляницей! Можно мастеровому человеку себе отвагу дать? Гг. купцы, есть я мастеровой человек и, значит, трудящий!.. Можно ему? Какой мне…

– А у тебя помер отец? – Замерз. Зашибался он. Повез купца одного в Красненькой, и все с ним это они пили… Купец ведь, ежели он пьяный, нашим братом не гнушается – садись с ним вместе и все это… денег ежели у его попросить, хоть умирай, не даст, а насчет пьянства – первый ты ему благоприятель. – А ты почему знаешь? – Как нам, ваше сиятельство, не знать! Десятый год езжу, видал народу-то всякого; опять же и от своего брата слышишь… На нашем дворе стоит Ванька, Талицкой он прозывается. …

Адвокат . А не пить нельзя? Купец . Для восторгу пьем. Больше делать нечего. Ну, заправились как должно – поехали. Путались-путались по С.-Петербургу-то, метались-метались – в Эльдорадо приехали. Опять та же статья, сызнова. Поехали по домам-то, один из нашего обчества и говорит: давайте, говорит, прощальный карамболь сделаем, разгонную бутылку выпьем, чтобы все чувствовали, что мы за люди есть. Сейчас на Владимирскую. Мыслей-то уж в голове нет, стыда этого тоже, только стараешься как бы…

– Как не понять! Я говорил насчет грабежу. У нас от этого правления в одном кармане смеркается, а в другом заря занимается. – Господа! Ревизионная комиссия… – В милютиных лавках устрицы ест ваша ревизионная комиссия. – Г. председатель, прекратите этот печальный эпизод и позвольте продолжать прения. Я прошу слова. Если провести демаркационную линию между правлением и вкладчиками… – М. г. Я прошу, я требую, я настаиваю, чтобы общество выразило порицание члену, оскорбившему нашего председателя.…

– Что ты? – Да я, Кузьма Петрович, к вашей милости… – Что? – Так как, значит, оченно благодарны вашей милостью… почему что сызмальства у вас обиход имеем… – Так что же? – Ничаво-с!.. Таперича я, значит, в цветущих летах… матушку, выходит, схоронил… – Ну, царство небесное. – Вестимо, царство небесное, Кузьма Петрович… московское дело… за гульбой пойдешь… – Да что ж ты лясы-то все точишь? – Известно, какое наше дело… – Денег, что ли? – Благодарим покорно… Туточка вот у Гужонкина…

– Дикая ваша сторона, дикая!.. – Мы довольны, слава тебе, Господи!.. – Господин, проходите! – Барин, ступай лучше, откуда пришел, а то мы тебе лопатки назад скрутим… – Смотри-ко, что народу подваливает. – Горяченькие пирожки! У меня со вкусом! Так и кипят! – Что это за народ собравши? – Вон пьяный какой-то выскочил из трактиру, наставил трубочку на солнышко, говорит – затмение будет. – А где ж городовой-то? – Чай пить пошел. – Надо бы в часть вести. – Сведут, уж это беспременно……

Григорий . Теперь, Макарка, держись! Макарка . А что? Григорий . Будет тебе! Макарка . Я этому не причинен. Григорий . Задаст она тебе!.. Покажет, как с барином синиц ловить!.. Он должен в рехметику вникать, доходить до всего, а вы с синицами… Постой!.. ( Слышен звонок; Макарка стремглав бежит к двери; входит Сергей Иванович ). Сережа . Тетенька уехала? Григорий . Никак нет-с, дома. Сережа . Который час? Макарка . Восемь било.…

– Лететь! Гриненко, сведи его в часть. – Помилуйте… – Я-те полечу!.. Гриненко!.. Извольте видеть!.. Лететь!.. Гриненко, возьми… – Поволокли!.. – Полетел голубчик!.. – Да, за этакие дела… – Народ-то уж оченно избаловался, придумывает что чудней!.. – Что это, мошенника повели? – Нет, сударь, портнова… – Что же, украл он что? – Никак нет, сударь… Он, изволите видеть… бедный он человек… и купцы его наняли, чтобы сейчас, значит, в шару лететь. – На воздусях… – А квартальному…

Прасковья . Вы только все понимаете! Никита . Я все понимаю! Прасковья . А намедни дьячку ответа не могли сделать. Никита . Пошла вон! Прасковья ( робко ). Завсегда только себя расстроиваете. Никита . Не говори со мной! Прасковья . Мне Бог с вами!.. Вон садовник читал, читал книги-то, да без вести и пропал. Никита . От книг, что ли, он пропал-то? Прасковья . Известно! Никита ( смеется ). Ах ты, дурацкий разум! Твое дело…