Книги из серии "Японская драматургия"

Томадзо. Что ж поделать, молодой господин? Таков закон. Знаете, как говорится: «Колокол храма Гион звучит непрочностью человеческих деяний» [3] … Оно, конечно, так, но… Синдзабуро (прежним тоном). Следующей весной цветы вновь расцветут… Но это будут уже другие цветы… Тех не вернуть… Они никогда не вернутся к жизни… Юсай. Да! И Совершенный когда-то сказал [4] … «Учитель [5] однажды стоял у реки и молвил: все уходящее подобно этому!» Конечно, все уходит. И не возвращается вновь. Умереть…

О-Тосэ. Приходи еще! О-Соно, проводи! О-Соно (выходит во двор, зажигает огонь в бумажном фонаре, висящем на перилах галереи). Хорошо!.. До свидания, тетушка! О-Сай (надевает на голову черный муслиновый капюшон, закрывающий все лицо, кроме глаз, берет зонтик из промасленной бумаги, [9] стоящий у входа). Да, спасибо, О-Соно-сан. Запри за мной. О-Соно открывает входную дверь. О, да на улице совсем светло! Как лунной ночью. Хотя и говорят, что «при луне, да с фонарем – прослывешь мотовкой…».…

Второй мужчина. А для кого еще стараться, как не для них? Оба смеются. Затем, вспомнив, что надо заканчивать уборку, начинают разгребать снег. Первый мужчина. Персики уже зацвели, а снег все еще твердый. Второй мужчина. Да еще какой твердый… Первый мужчина. А перед склепом снега совсем нет. Хоть солнце там и не бывает. Второй мужчина. Действительно, снега нет. Первый мужчина. За обрывом, глядишь, уже петрушка появилась. Второй мужчина. Ну! Полным-полно. (С явным удовольствием.) А помнишь,…

Удар колокола. Оноэ встает и раздвигает перегородки в глубине. Открывается вид на заснеженную улицу. Идахати подходит к ней. Оба смотрят наружу. Видно, как идет снег. Оноэ. К завтрашнему утру так занесет, что гостям трудно будет возвращаться отсюда. Идахати. А мы с тобой если бы и захотели уйти – уже не уйдем. Если и отправимся куда-нибудь, то только в тот далекий, иной мир. Оноэ. И пойдем мы туда… рука об руку, вдвоем… Как это грустно, Идахати! Идахати. Да… Самурай из древнего рода… и вдруг…

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ХИРОДЗИ НОМУРА – слепой, 28 лет. СИДЗУКО – сестра Хиродзи. НИСИДЗИМА – 33 лет. ЕСИКО – жена Нисидзимы. ТАКАМИНЭ – 27 лет. АЯКО – жена Такаминэ. ГОРНИЧНАЯ. СЛУЖАНКА. СТАРУШКА СОСЕДКА. БУКИНИСТ. Наше время, зима. Покойной сестре посвящаю Действие первое Комната Хиродзи. Хиродзи сидит перед столиком и что-то с трудом, на ощупь рисует. Входит Сидзуко. Хиродзи. Сидзуко, ты? Сидзуко. Я. Хиродзи. Мне показалось, почту принесли… Сидзуко. Да? Сейчас…

Кэнъитиро. Да ну! Будет и дальше учиться, в люди сможет выйти. Мать. Ищу тебе невесту, а подходящей нету. У Сонода девушка хороша, да неровня мы им, согласятся ли? Кэнъитиро. Можно подождать еще годика два-три. Мать. После того как О-Танэ уедет к мужу, обязательно невестка нужна. Когда отец ушел, я не знала, что и делать с тремя детьми на руках… Кэнъитиро. Ну хватит о прошлом вспоминать. Открывается дверь, входит Синдзиро, школьный учитель, красивый молодой человек. Синдзиро. Вот и я.…

Служанка. Письмо господину Тодзюро. Вакатаю (принимая шкатулку). Дело, как видно, спешное. Тодзюро (принимая шкатулку от Вакатаю). Действительно, что-то срочное. Посмотрим. Извините, пожалуйста. «Господину Тодзюро Саката». Подписано: «Сорин», стало быть, письмо от господина Тикамацу. [13] (Читает про себя, потом вслух.) «Новая пьеса очень меня тревожит, поэтому пишу Вам это письмо и посылаю с нарочным. Помните: если Вы уступите в мастерстве молодым актерам, это будет не только Вашей собственной…

Морияма (робко, умоляюще). Wacht, wacht, uwe EХelletie Con ul-General! [2] Харрис (не обращая внимания на Морияму, внезапно замечает, что Мацумура держится за меч; устремляет на него свирепый взгляд). So you would kill me, would you? Very well, kill away! Of cour e you are all aware of the con equence ? [3] Члены магистрата не понимают ни слова из того, что говорит Харрис, но пытаются остановить Мацумуру. Он неохотно подчиняется. 2 Подождите, подождите. Ваше превосходительство…

Тосико. Боюсь я этого Нью-Йорка. Харуко. Тут каждый занят своим делом, и больше его ничего не интересует. Такой уж это город. Поэтому в смысле всяких антияпонских настроений тут безопасно. (Вздыхает.) Тосико. Устала? (Присаживается рядом с Харуко.) Харуко. Утомилась. Столько ходила – улицы прямо как свалки. Тосико. Я так долго искала этот дом. Харуко. Если будет время, покажу тебе Нью-Йорк. Тосико. Тетушка Ямасита меня уж водила кое-куда. Только мне было неприятно. Что-то в этом есть…

Слышен кашель Ямакагэ. О-Кадзи. О-Сима! Убирайся вон отсюда! Уходи, бродяга, горе мое! О-Сима. Ты что, бить меня будешь этими щипцами? Ну что ты так расстраиваешься! Эх, и сакэ теряет вкус, как посмотришь на твою унылую рожу. Будешь нюни распускать, когда и тебя выгонят из этого дома. Бродяга бездомная, мы с тобой друг друга стоим… Эй, Кихэй, пьянь беспробудная! (Уходит.) В дверях появляется мату гика Фурумати. Фурумати. Да тут уж все убрано! О-Кадзи. Да, благодаря вашим молитвам.…

Горничная уходит. Сэцу-тян, я хотела тебя кое о чем спросить… Сэцуко. О чем же? О-Маки. Только скажи мне правду. Сэцуко. Что ты, мама, о чем ты? О-Маки. Чем вы оба занимались там, в Токио? Похоже, что на лекции не ходили! Сэцуко. Я ни разу не пропускала. О-Маки. А твой муж? Сэцуко. Ему осталось написать диплом, и все… О-Маки. А он его пишет, этот свой диплом? Сэцуко. Собирает материал. На каникулы и то привез чемодан книг… О-Маки. Книги привез, а сам целыми днями где-то болтается?…