...Да поможет мне бог

Спенсер просмотрел почту и вызвал клерка Арта Дэниелса. Арт, окончивший Гарвардский университет, был высокий, стройный молодой человек с ниточкой светлых усиков и светло-голубыми глазами. Его поведение на службе всегда отличалось предельной корректностью и учтивостью. Спенсер не мог припомнить случая, чтобы Арт позволил себе какую-либо вольность, хотя однажды на вечеринке, где Сьюзи, помощница Мэри Шеппард, хватила немного лишнего, к своему удивлению, убедился, что в свободные от работы часы Арт любит пошутить и становится весьма развязен.

Почти час они обсуждали письмо, полученное от председателя правления компании «Алтуна миллз», одного из основных клиентов Спенсера. В письме сообщали об аннулировании некоторых правительственных заказов и поручали Спенсеру связаться с вашингтонским представителем фирмы Биллом Спайксом, чтобы в дальнейшем согласовывать свои действия с ним. Положение было затруднительным. Один из директоров основного конкурента фирмы «Алтуна миллз» приходился зятем сенатору Оуэну Кирквуду, а сенатор Кирквуд являлся членом финансовой комиссии и весьма влиятельной фигурой в республиканской партии.

Арт Дэниелс посоветовал передать все это дело вашингтонской конторе и рекомендовать ей обратиться к местному адвокату, имеющему первоклассные политические связи, но Спенсер, который знал Билла Спайкса и не особенно на него надеялся, не согласился с Артом. Он уже решил сам полететь в Вашингтон, когда вошла Мэри и сообщила, что ему звонит Бернард Г. Майлс.

— Может быть, у вас найдется время позавтракать со мной? — спросил Майлс. — Мы с Джоном хотели бы поговорить с вами.

— Нет, выбраться завтракать я вряд ли сумею, — ответил Спенсер. — Ко мне приехал клиент из Детройта. Но я могу прийти к вам в контору сразу же после завтрака, около половины третьего. Вас устраивает?

— Одну секунду, — сказал Майлс. В трубке что-то щелкнуло, но тотчас же снова раздался его голос: — Хорошо, в половине третьего. — Он помолчал. — Это относительно того дела, о котором мы беседовали вчера вечером.

— Понятно, — сказал Спенсер.

Наступило молчание.

— Значит, мы увидим вас в два тридцать.

— Да, — подтвердил Спенсер. — Большое спасибо.

Джону Арбэтту было за шестьдесят, но он все еще любил носить пиджаки из твида и яркие галстуки. Худой и жилистый, он увлекался игрой в гольф и однажды чуть не выиграл партию у знаменитого Бена Хогана — это произошло задолго до несчастного случая с чемпионом (Джон говорил, что потерпел поражение из-за пустяка).

Спенсер не видел Джона Арбэтта несколько месяцев. Майлс ввел его в кабинет своего компаньона.

— Вот наш мальчик, — сказал он.

— Здравствуй, Спенсер, — поздоровался Джон, вставая из-за стола. — Мне только нужно еще разок поговорить по телефону. После этого нас не будут беспокоить.

— Пожалуйста, мистер Арбэтт, — ответил Спенсер. Он сел в кресло с прямой спинкой, стоявшее возле окна. Кабинет был очень просторный, вдоль стен шли полки с тяжелыми фолиантами, темно-коричневый ковер повторял цвет занавесей. На письменном столе стояла ваза с красными гладиолусами, а рядом с ней — фотографии жены, детей и внуков Джона Арбэтта.

Зазвонил телефон. Джон взял трубку, трижды произнес «да» и положил ее.

— Вот и все, — сказал он и, откинувшись на спинку кресла, начал раскуривать трубку.— Как игралось в гольф, мой мальчик?

— Я не играю в гольф, мистер Арбэтт, — ответил Спенсер.

Джон пососал свою трубку.

— А я думал, играешь.

— Нет, я никогда им не увлекался, — сказал Спенсер.

Джон Арбэтт с удовлетворением посмотрел на свою трубку.

— Ну, тогда ты и не представляешь, как много потерял.

Майлс уселся на диване поудобнее.

— Он твердит мне это вот уже тридцать лет, Донован. Не верьте ему. Джон проводит свободное время, гоняя белые мячики, и пытается своим гольфом что-то доказать, но будь я проклят, если он меня хоть в чем-нибудь убедил. Спорт нужен для детей и спортсменов, а нам, городским жителям, он ни к чему.

Джон Арбэтт откашлялся.

— Берни рассказал мне о вашем вчерашнем разговоре. Имей в виду, Спенсер, мы не собираемся вмешиваться в твои дела. Надеюсь, ты это понимаешь?

— Да, — сказал Спенсер, — я очень благодарен вам.

Джон кивнул головой.

— Итак, все ясно. Мы не собираемся вмешиваться, но мы очень — как бы это сказать — интересуемся тобой, не только как многообещающим молодым юристом, но и как человеком. Мы считаем тебя, я бы сказал, членом нашей семьи законников.

— Спасибо, мистер Арбэтт, — ответил Спенсер.

— Так вот, — Джон чиркнул спичкой, чтобы снова разжечь свою трубку, — Берни полагает, что ты недостаточно, скажем, встревожен случившимся. Он считает — пожалуйста, поправь меня, Берни, если я ошибаюсь, — что ты отнесся к его совету довольно небрежно и вообще его рассказ не произвел на тебя должного впечатления. Если это так, Спенсер, — Джон Арбэтт встал и обошел стол, чтобы быть ближе к Спенсеру, — если это так, значит, ты ошибаешься. Страшно ошибаешься. Положение весьма серьезно. Ты должен бороться, и борьбу следует начинать немедленно.

Наклонившись к Спенсеру, он не сводил с него сверлящего взгляда. Затем, вынув изо рта трубку, посмотрел на нее и снова вернулся к столу, чтобы зажечь спичку.

— Может быть, лучше подождать, пока они сами придут ко мне? — спросил Спенсер.

Майлс отрицательно покачал головой.

— Нет, не думаю, Донован. Вчера вечером я сказал вам, что действовать нужно немедленно. Вам следовало бы сегодня утром первым самолетом вылететь в Вашингтон. Вы должны были добиться личного свидания с Эдгаром Гувером. Это можно было бы устроить. Он бы вас выслушал. Он всех выслушивает.

— Но Спенсер не поехал в Вашингтон, — сказал Джон Арбэтт. — Возможно, он был занят более важными делами. — Он с раздражением взмахнул правой рукой, в которой держал трубку. — Тем временем мы узнали нечто такое, о чем, полагаем, следует известить и тебя. — Он сел и заговорил драматическим шепотом: — Я сообщаю тебе это по секрету и ни слова не скажу об источнике наших сведений.

Он замолчал. Спенсер смотрел на него.

— Завтра или послезавтра мистер Уолт Фаулер опубликует статью о тебе. Легко себе представить, что это будет за статья. Помимо всего прочего, он собирается обвинить тебя в принадлежности к коммунистической партии, — сказал Джон Арбэтт.

— Это произойдет, вероятно, завтра, — добавил Майлс.

Спенсер знал, что ему следует притвориться удивленным и потрясенным: этого от него ждали. Он вспомнил, как подобные чувства изображал один актер. Он не мог сейчас восстановить в памяти ни имя актера, ни содержание спектакля, но сразу представил себе неуклюжие движения ног — актер садился в этот момент — и какую-то странную перемену в его лице: оно казалось сплющенным. Думая об этой сцене, Спенсер проделал или пытался проделать те же самые движения — полусознательно, ибо все происходило очень быстро, но он следил за собой и где-то в глубине души порадовался, что у него получается так удачно.