...Имя сей звезде Чернобыль

— А что это за эксперимент у вас? — вдруг спрашивает вполне беззаботно, считая петли на своем вязанье.

Костя грозно глянул в ее сторону: тише, клюет! Быстро стал подбирать леску, работая маховичком.

— Па-аехали, сказал кот Васька, потащив воробья по крыше! Ну-ну, давай, давай… Э-эх! Вот что, значит, под руку говорить. Эксперимент, говоришь? Видела, как левое ухо правой рукой достают? (Показал.) Ну, да им виднее. Ты начальник, я дурак, я начальник — ты дурак.

Аня смеется.

— Объяснил!

— Ну, как тебе еще? Видишь — катушка? Пошла леска-маховичок, сам раскручивается. Вот эту энергию хотим уловить и подать на турбину. Пока не включились дизеля. Это — при аварийном отключении реактора. Конструкторы не предусмотрели — приходится энергетикам. Ну да обойдемся без них, сами с усами, сядем на аварийку, аж запищит.

— Как у вас все просто.

— Поймаем момент тютелька в тютельку. Для того и существуем мы — операторы!

По реке с грохотом проносится «Метеор» — катер на подводных крыльях. Никак не получается тихого речного заката: «американские горки» мелют свою щебенку в парке, а тут этот грохот…

— Вот тут и полови! — сердится Костя. Оставив удилище (прижал камнем), направился к жене. А она пожаловалась:

— Мне что-то не по себе, Костя.

— Что? — пугается муж. — Ты мне смотри! Это директору да главному инженеру надо досрочно. Мне — не надо. Поняла?.. Что, что с тобой?..

— Правда — нехорошо. На душе.

— А, на душе? — обрадовался Костя. — Это пустяки. А я-то подумал…

— Я почему-то е г о не слышу. Будто и нет его.

— Есть! Еще как есть! — обнимает ее Костя. — Дрожишь вся, замерзла. А я дурака валяю. Да пусть она, эта щука, хоть сто лет сидит под своей корягой!

3. Парад детских колясок на вечерней улице Припяти. Особенно много на просторном бульваре, где тополя в четыре ряда. Мамы, папы, сами еще очень молодые, прогуливают своих младенцев — тех, что сосредоточенно сосут пустышки, и тех, кто постарше, что топают рядом, вцепившись в коляску, помогают. Дружно оглядываются, но нет, это не модница прошла, а двойняшек провезли. Как самые шикарные автомобили, ревниво разглядывают встречные коляски-спорыши.

Костя важно ведет под руку свою Аню, в другой руке — спиннинг. А будущая мама здесь какая-то другая уже, нет обычной стеснительности, живот свой несет гордо, как бы с вызовом. А ее и дети окликают:

— Анна Денисовна, добрый день!

— Анна Денисовна, тетя Аня, мы с мамой гуляем!

— Мой детсад, — сообщает она Косте. — Когда играю им на пианино, песенки поем, наш смирненько лежит. Его и не слышно. Засыпает, как ты тогда — в театре.

— Нашла, куда человека повести! В оперу! Да еще на трезвую голову.

4. Прощаются у автобуса с табличкой: «Припять — АЭС». Аня просит:

— Уедешь следующим.

— Опоздаю.

— Они же часто ходят. Или я тебя провожу. До станции, и, не выходя, поеду обратно.

— Уговорила! — целует.

5. Прощаются на виду у здания АЭС. Оно праздничное, как бы любуется само собой: в огнях и светящихся буквах: «Наши миллионы КВТ — это тепло и свет людям!» А площадка, где продолжается строительство: — «Сдадим досрочно 5-й блок!»

— Ну вот, теперь будешь одна дожидаться автобуса. Мне надо бежать, — упрекает Костя. — Что это сегодня с тобой?

— Что, что? Вот тебе бы рожать!

— Второй раз будет веселее, дурочка! — убегает.

6. Аня у себя дома, на балконе. Смотрит с десятого этажа на город, свободно раскинувшийся у реки. А внизу, в просторных дворах, где темнеют тополя, сосны, — предсубботняя жизнь. Голоса и музыка со всех балконов, детские крики и плач, смех.

Аня уходит в спальню, долго лежит с открытыми глазами. Разговаривает с ребеночком, но уже не вслух: «Ну что ты сегодня такой? Славненький мой, всё будет хорошо, скоро мы встретимся»…

(Вспомнила: «Дурочка!» — слово Кости, повторила, засмеялась.) «Мама легла спать, и ты спи! Спи, мой сладенький! Кому сказала?..»

Закрыла глаза. Время как бы остановилось. За окном две вспышки. Точно зарницы осенние. Глухой удар и тут же второй.

Проснулась не сразу. Вслушивается.

— Нехороший! Разбудил маму.

Лежит, уйдя в себя, все еще ничего не замечая. Нет, что-то вроде изменилось в мире. В комнате по потолку, по стенам ползают отблески, тени.

Встала, пошла к окну, вышла на балкон. Там уже встревоженные голоса соседей. И свет откуда-то из-за дома, поверх крыши льется. Люди на балконах задирают головы, чтобы разглядеть.

— На АЭС что-то…

— Слышали, бабахнуло?

Небо пульсирует где-то за домом тревожным заревом. Аня бежит к двери, в коридор, чтобы посмотреть с лестничной площадки туда, где что-то горит. Тут у окна сбились соседи. Где-то недалеко, в трех, в четырех километрах — пожар. Но не просто пожар. В высвеченном небе висит нечто, похожее на огромный парашют, какое-то вещество. (Не дым, не облако, а вот именно — вещество).

— Что же это, что, Господи? — женский, извечный женский стон-вздох.

Слышно, но не видно, как внизу проносятся пожарные машины.

Аня вернулась, вбежала в свою комнату, схватила телефонную трубку, набрала номер. Там — глухо. Смотрит на трубку со страхом, кладет ее тихо, осторожно.

Хватает одежду, начинает одеваться.

7. Во дворе у подъезда толпятся люди, смотрят на пожар. Отсюда, с этой стороны видно, какое зловещее облако-гриб висит в высвеченном небе — оно надувается, пульсирует, снизу воспаленно-красное, а выше синюшное до черноты. Кажется неподвижным, зажатое ночью, но в то же время ощутимо, заметно, как в нем всё клубится, клокочет…

И на улице стоят люди, смотрят в сторону пожара. Проносятся две санитарные машины. Аня пошла следом. И чем дальше она уходит по улице, затем по шоссе, уводящему из города в сторону пожара, в сторону АЭС, тем больше идущих, бегущих людей.

И в основном, это женщины. Пытается бежать, не отставать от них и Аня, но ей тяжело.

Какой-то молчаливый исход из города женщин — туда, где беда, они ощущают: великая беда случилась, и где их мужья, их сыновья. Зарево надвигается на них, мертвит лица, плещется в глазах.

Аня всё больше отстает, хотя и старается изо всех сил. А ее обгоняют задние. Но впереди уже остановились, остановлены. Несколько машин со световыми мигалками, люди в милицейской форме. На них напирают, пытаются обойти, уйти стороной, некоторые и уходят.

— Нельзя, вам же объясняют. Вы куда, женщина? Там быть опасно.

— А им, нашим, там не опасно?

— Это их служба. И видите, уже почти погасили. Скоро возвращаться будут.

Отсюда видно длинное здание АЭС — все четыре блока. Зарево действительно опало, пригасло.