...Имя сей звезде Чернобыль
Шрифт:
Интервью у прошлого: история, воспоминания. У настоящего/ — газеты. У будущего. Впустить всю угрозу и представить, как оно будет.
Я принадлежу к народу, к/оторо/му это сделать проще, к сожалению, чем другим.
Атом/ная/ война малыми средствами — 1/4 погибших в Бел/оруссии/.
И — Чернобыль!
Вот карта: более 40 тыс. кв. км поражены, и снова 1/4 (2,5 млн.) [человек].
Кто нажмет, а кто нет? Генерал поносит меня в СП за «предательское» «не нажму», его спросил Гранин:
Тут много псих/ологии/, мне приходилось делать кн/иги/ — о запредельном псих/ическом/ опыте.
Напр/имер/, как люди спят, когда их убив/ают/, как не знают себя…
Или наоборот, социал/ьная/ система отождествл/яет/ себя со смыслом жизни: мы [погибнем], тогда и все!
Это напоминает 80-лет/нюю/ старуху: хоть бы война, а то одной не хочется помирать!
… По программе, я так понял, мы услышим доклады об А/покалнпсисе/ — в филос/офском/ плане, в плане психологическом.
Я решил гов/орить/ в очень конкретном физическом плане — как уже состоявшейся репетиции А/покалипсиса/, но
реальной. Есть такая страна, где соверш/ились/: 1) репетиция атомного/ А/покалипсиса/ (Япония. Но нет, я о Бел/оруссии/); 2) и эколог /ический/ Ап/окалипсис/.
Помню в разгар хол/одной/ войны посмотрел я фильм «День спустя» — такое уже видел!
Потому-то легко поверил: никто и ничто не выживет! Любая уступка цифре — уступ/ка/ атом/ному/ политиканству.
В этом смысле Дж. Шелл — «первый непримиримый». Он убеждал у вас тут. Ну, а мы у себя.
… Сколько «кюри» у Апокалипсиса?
Апокалипсис — это сколько рентген?
А/покалипсис/ — тема…
В разные времена люди предст/авляли/ конец света и всегда с мыслью о чистых и нечистых. И в «Сказ/ании/ о Гильгамеше» и в преданиях о потопе или сгоревш/их/ Содоме и Гоморре.
Наш разговор был иной: говоря сл/овами/Корнелия Сагана: кто отлич/ит/ пепел социализма от пепла капитализма.
Тем более что от социализма, к/отор/ым пугали мир и совращали, остались одни лишь проблемы, к/отор/ые тоже нам бы решать сообща, совместно.
Ситуация в меняющемся мире позволяет нам даже на эту тему гов/орить/ достаточно отвлеченно, как если бы мы, человечество, снова становились бессмертными.
А между тем — смерть наша всё еще в шахтах. Ядерных. Только подошли к ним, не начали. А надо бы. Я уже говорил: куйте железо, пока перестройка.
Политики Запада уже, избалов/анные/ ситуацией, забыли, что вчера, позавчера они много дали бы, чтобы этих многомегатонных убить в стране супротивника. Так сделайте же это, пожертв/уйте/ своими монстрами, к/отор/ые ничуть не лучше: и те и др. нацелены [не] на США или СССР, а на человечество!
Как-то обсуждали мы на заседании Моск/овского/ энергетического/ клуба в Дортмунде идею Сахарова: АЭС — под землю.
И кто-то сообразил: шахты для тяж/елых/ ракет, вот вам и опыт. Использовать.
Пусть это только и останется: опыт для строит/ельства/ АЭС под землей.
Речь на открытии конференции. Род-Айленд [штат на востоке США].
Едва ли ни первые советские, не говорю русские, потому, что я, напр/имер/, белорус. И конечно, важно,
как предст/авляешь/ др. народ.…Наша конфер/енция/ [называется] зловеще: Апокалипсис и совр/еменность/… Еще 5 лет назад это —… вся планета была накануне Суд/ного/ дня.
Отступ/ила/ ядер/ная/ угроза — навалилась экон-/омическая/. Для нас — Ч/ернобыль/, и предупреждение всем.
Конфер/енция/ юонфер/енцией/, но ваш прекреный край настраивает на мысль: не может такая прекр/асная/ планета быть предназнач/ена/ для убийства. Это — не по-божески. И не по-человечески было бы.
Первые… в вашем райском штате. А знаете, когда [Боснам] Роберт приезжал год назад, показал картинку — подумалось: о конце света — в раю. О несостоявшемся, к счастью.
Почему, к счастью, не состоялся? Вовремя спохватились.
… Пророчества Ив/ана/ Богосл/ова/: о мече в божеств/енных/ устах. Карающее слово.
Мы, обе стороны, были убеждены в своем мессиан/ском/ праве обличать другого, считая себя во всем (даже в бомбах) правыми.
И вдруг возникло…: внач/але/ в обществе настр/оение/ — о себе говори. Среди ваших и наших пацифистов. Это передалось и Горб/ачеву/, и Рейгану.
И вот мы собрал/ись/ уже рассуждать об А/покалипсисе/, как об академич/еском/ предмете.
Правда, ракеты еще остались. Но ножа, меча в устах наших нет, не имеем мы на это права.
Ваш райский штат как нельзя лучше подходит для разговора о том, что для прекрасной такой планеты только мир — это по-божески, и по-человечески.
…Един/ственная/ достойная миссия для страны: добиваться/, чтобы как можно больше людей на земле улыбались.
Всё остал/ьное/ мессианство — ложь и обман.
Давайте А/покалипсис/ наш законч/им/ на этом — на сов/етско/-амер/икаяских улыбках, не дипломат/ических/, а искрен /них/. Я думаю, нам это уже не трудно.
Чернобыль, как давление на разоружение, поскольку атом/ные/ ст/анции/ — это те же бомбы!
Что мы — род человеческий, именно это зазвучало с новой определен/ностью/, когда Бомба, казалось, вот-вот сдетонирует навсю планету.
…Не он [Горбачев] собственно родоначальник нового мышления, тут Сахаров выступил раньше и на алтарь его жертв положил даже больше. Но вот победа этого мышления, а тем самым и дела мира в мировом масштабе — тут никто сегодня с Горбачевым сравниться в том, что сделал для этого, не может. Что было 5–7 лет назад? Мир стремительно катился в ядерную пропасть. Бесстрастная ядерная статистика подсчитывала: 40 % уже за то, что война, а зн/ачит/ и гибель всех будет.
… Некоторые говорят: Горбачев ли, другой ли, поворот был неизбежен! И заслуга в этом именно угрожающей твердости американцев. Что неизбежен — да, к этому подводил экономический/ провал системы. (Тоже: не было счастья, да несчастье подсобило!). Да, поворот когда-нибудь и без личности Г/орбаче/ва совершился бы неизбежно. Но сколько история оставила человечеству для этого времени? Кто-нибудь может это точно определить? А если не оставляла больше, чем эти 5 лет? Ведь вон как стремительно катилось всё в ядерную пропасть.