100 дней счастья

Одно из моих первых эротических воспоминаний: Стелла.

Ей пять, как и мне.

У нее рыжие волосы.

Обворожительная улыбка (одного зуба уже не хватает).

Она – богиня.

Моя первая любовь.

Наверное, я и теперь ее люблю.

Я помню то ужасное утро, как сейчас.

Стелла играла у берега с другой малышней, среди которой был и я. Наш песочный замок рос, и хотя он немного заваливался, но пару часов до прилива должен был выстоять. Франка и Уго, родители Стеллы, работали в министерстве. Оба лежали в нескольких шагах от нас под пляжным зонтом. Он читал «Спортивные новости», она – роман Эллери Куина. Под соседним зонтом расположились мои бабушка и дедушка. Дедушка прикорнул, лежа на шезлонге, бабушка разгадывала кроссворд.

Около одиннадцати часов настало время искупаться. Синьора Франка точно засекала три часа, которые требовались, чтобы завтрак переварился, прежде чем лезть в море. Она взяла маленький детский круг и стала искать взглядом дочку.

– Стелла!

Но девочки не было видно. Она посмотрела по сторонам. Ничего. Синьора позвала на помощь мужа, и оба ринулись вдоль берега с криками «Стелла, Стелла!» Друзья девочки видели, как она встала и куда-то пошла, но больше ничего не знали. Не знал и я. Несколько минут никто ее не видел.

Родители были в панике.

Мы искали ее по всему пляжу. Побежали за громкоговорителем и кричали в него.

«Стелла Мартани, твои родители ждут тебя в баре на пляже!»

Никакого толка.

Стелла исчезла.

Кто-то сказал, что видел, как девочка заходила в воду.

Другие утверждали, что видели, как она выходила из бара.

Кто-то рассказывал, что она разговаривала с каким-то иностранцем.

Выдумщики, которым напекло голову.

Единственное, что можно было сказать наверняка – это то, что моя единственная и самая большая любовь просто растворилась в воздухе.

Через час родители отправились в полицию и заявили об исчезновении девочки. Но ее так и не нашли. Стелла исчезла за две минуты, с 10:58 до 11:00. Случай, достойный «Секретных материалов».

Сегодня ей было бы уже сорок. Как мне. Кто знает, возможно, не «было бы», а «есть»? С тех пор ни Уго, ни Франка, уже вышедшие на пенсию, так и не получили о ней ни одной весточки. Один спасатель, работающий на пляже с незапамятных времен, рассказывал мне, как они каждый день приходили на пляж, точно одержимые, и бессмысленно бродили взад-вперед (по своей черствости, он еще добавлял, что это было довольно глупо). Сегодня пляж весь зарос водорослями и выглядит неказисто. Они приезжают и садятся на лежаках, которые привозят с собой. Они смотрят на море и ждут. И каждый раз, когда они видят этот берег, они тешат себя иллюзией, что вот-вот увидят девочку, которая бежит им навстречу и улыбается обворожительной беззубой улыбкой.

«Мама, папа, это я! Пойдем купаться! Уже прошло три часа?!»

Они мечтают о том, чтобы искупаться втроем, там, тогда. Они отдали бы все, только бы Господь немного забылся и повернул время вспять, чтобы им вновь очутиться в том дне 1978 года. Но Господь не забывается, и все это знают.

Когда солнце заходит за линию горизонта, Уго и Франка складывают шезлонги и направляются домой, держась за руки.

Сегодня я ездил на пляж и тихонько наблюдал за ними. Уходя, они прошли мимо меня. Они меня не помнят, ведь мне было всего пять. Уго посмотрел на меня так, точно я – пустое место. Франка немного помедлила и поймала мой взгляд. Она меня узнала, я чувствую. Ведь у женщин есть шестое чувство. Или они умнее мужчин. Но я не осмелился их задерживать. Я даже не знал, что сказать.

Я подвернул брюки и вошел в воду. Солнце уже перевалило за горизонт. У меня оставалось еще пятнадцать минут, чтобы достроить тот самый песочный замок, который я так и не достроил тогда. Мои архитекторские способности к строительству песочных замков остались нереализованными. Я уже почти закончил, когда огромная волна накатила на берег и смыла мой замок, смяв его почти до основания безразличным языком.

Видимо, то, что я ничего не доделываю до конца, – это судьба. Даже, если дело касается песочных замков.

– 52

Вечер я провожу с друзьями на острове Тиберина. В последний момент к нам прицепился и Оскар. С тех пор как он нашел девушку, он стал одним из нас, хотя в нем на тридцать лет и на тридцать килограммов больше. Сегодня он воспользовался свободным вечером, потому что Мартина подменяет внучку на поздней экскурсии.

Первый вечер римского лета. Сначала мы пошли и посмотрели отреставрированный фильм «Злоумышленники, как всегда, остались неизвестны», а потом устроились у белокурого Тибра, который давным-давно не так уж белокур, а скорее грязен, за столиком романтического ресторанчика, в котором якобы кормят экологически чистой едой. Пока нам подают вегетарианскую лазанью и мы приправляем ее маслом с уксусом и перцем, Оскар выкладывает свою последнюю теорию о том, как наладить жизнь итальянцев. Сначала он говорит о правах: надо бы каждые десять лет менять их вид и выдавать новые. Остроумный пекарь придумывает обновления для всех областей жизни, чтобы гарантировать качество предоставляемых услуг. При этом он приводит весьма разумные доводы.

– Пошли бы вы к врачу, зная, что он закончил институт в 1962 году? Отдали бы вы свою машину механику, который учился ремеслу на «фиатах» модели 1100? Доверили бы вы свое дело адвокату, который изучал право в середине прошлого века?

Разумеется, нет, но мы все трое вынуждены признать, что такое случается с нами чуть ли не каждый день.

Оскар продолжает нагнетать:

– Опыт, ребятки, это еще не все. Медицина, наука, искусство, да и само общество движутся вперед. Так что обновление и курсы повышения квалификации должны быть обязательны для всех раз в десять лет, а иначе надо закрывать заведения тех, кто не прошел проверку.

– Да, – подает голос Коррадо. – Нас постоянно заставляют учиться.

– Вот видишь! – радуется Оскар и обращается к Умберто. – А вас?

– Нас… У нас есть курсы повышения квалификации, но экзаменов мы не сдаем.

– Слыхали? Я бы сделал это обязательным, все надо пересдавать, даже школьные экзамены. Каждый год надо пересдавать экзамены, чтобы знать, помним ли мы еще что-нибудь или уже все позабывали.

Я думаю о его словах. Каждый год, когда я наблюдаю за школьниками, спешащими на выпускные экзамены, я понимаю, что не смогу сдать ни одного и не потяну ни латыни, ни математики. «Логарифм» превратился для меня только в смешное слово, засевшее в голове, а при словосочетании «таблица химических элементов» в памяти возникает какая-то схема, похожая на клетки лотерейного билета.

Оскар разражается новой речью в защиту своего предложения. Он встает и громко обращается ко всем, кто находится в ресторане.

– Поднимите руки те, кто помнит, почему началась Первая мировая война?

Поднимается одна рука: тринадцатилетний подросток, у которого учение еще не успело выветриться из головы.

– Из-за убийства эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены Софии. По крайней мере, такова была официальная версия.

– А что такое «производная»? И каковы особенности сложного будущего времени?

Таким образом, вечер завершается своего рода викториной «Кто хочет стать миллионером?», все воодушевлены и жаждут продемонстрировать боевой дух. Наконец, мы привлекаем внимание всех, кто находится в данный момент на острове. Возвращаемся домой в два часа ночи, точно пятнадцатилетние подростки, и по дороге продолжаем задаваться вопросами о том, кто входил в группу «Ребята с улицы Панисперна» [12] и куда подевались ассирийцы и вавилоняне.

12

«Ребята с улицы Панисперна» – название, под которым стала известной группа молодых физиков из Римского университета «Ла Сапиенца».