100 shades of black and white

Избавляется от ног. Режет по кости бедра, повыше колен.

Затем расстегивает ошейник и вынимает ее тело из кресла. Вернее, тот обрубок, что остался — безногий, безрукий. Переворачивает на живот и водит лезвием по спине, поднимаясь выше, к шейным позвонкам.

— Если я перерублю тут, — шепчет Кайло ей на ухо, нагибаясь над Рэй, — то ты больше ничего не почувствуешь. Ни рук, ни ног. Ничего. И твоя Сила тебе не поможет. Хочешь, я сделаю это? — холодные прикосновения заставляют ее дрожать. Всхлипывать и прикусывать рвущиеся из горла стоны. — И нам больше не придется воевать. Никогда.

— Нет, пожалуйста…

— Тогда пообещай мне, что больше никогда не поднимешь на меня руку. Поклянись, что не причинишь вреда. Тогда я не сделаю это, хоть мне и хочется. Очень хочется.

— Я… — у нее нет выбора. Не было никогда. Сначала Люк и Лея, повстанцы и их собственная священная война. Затем Рен. И одно только слово выбьет ее из этого ряда. Вынесет за пределы доски. Сделает изгоем. Но живым изгоем.

— Я клянусь. Я клянусь всем, что у меня есть. Собой, — лихорадочно шепчет она, пока снова не провалилась в обморок, потому что в ответ на молчание Кайло может сделать что угодно. Например, убить ее.

— Так лучше. Мне нравится твоя сговорчивость, девочка. Ну хорошо. Мы закрепим эту сделку. Кровью.

Ее крови тут полно — застывшие ржавые лужицы под пыточным креслом.

Но Рену нужна другая кровь. Чистая и свежая.

Он снова переворачивает ее и рвет ненужную одежду. Освобождает от ткани грудь и делает один надрез на груди. Там, где сердце.

— Еще два сантиметра вглубь, и оно остановится, — рассказывает ей Кайло, будто они говорят о чем-то незначительном. — А так — просто не заживет. Никогда не заживет. Вот, — и его пальцы снова забираются под кожу, выуживая оттуда маячок. — Последний, — и Рен давит его в ладони словно ядовитое насекомое. — Ты свободна.

Он смотрит на окровавленные пальцы. А затем облизывает их. Тщательно. С наслаждением.

— Теперь ты можешь уйти, Рэй. Ну? Никто тебя не держит, — он смеется над нею, потому что Рэй и шевельнуться больше не может. У нее нет рук, нет ног, и она истекает кровью.

— Я так и знал. Ты просто не хочешь уходить, правильно? — Рен ухмыляется. — Давай так, еще десять минут. Я уйду, а если я вернусь, и тебя здесь не будет, я не пойду за тобой.

Она не уходит.

Никуда.

Ее новое тело напоминает произведение искусства. Гибкое, изящное. Сплав золотистого тела и черного металла. Мягкая нежная кожа и дюрасталевые пластины. Горячее и обжигающе-холодное.

И Рен прекрасно знает, как ей пользоваться.

Из Рэй вышла идеальная игрушка, смертельно-опасная. Особенно в постели.

— Ты все еще дуешься? Ты могла бы ничего не делать. Не убивать их всех, потому что они когда-то были тебе друзьями. Ну же, Рэй, улыбнись, — он целует ее в шею, оставляя красноватый след на коже. Завтра он будет синим и опухшим пятном, но пока что это практически произведение искусства — два полукружия с четкими отпечатками зубов, поблескивающие слюной.

Она улыбается.

И поворачивается, подставляя ему шею с другой стороны.

— Я так хотела, — шепчет она и прогибается под его здоровенным телом, трется задницей о его восставший член и вздрагивает, когда головка его задевает промежность.

Она так хотела.

Он ведь дал ей свободу.

Жаль только, что ей некуда от него сбегать, ведь этот мир уже его.

====== Dream guardian (Рэй/Хакс/Кайло Рен) ======

Она всегда приходит спать к нему.

Это странно, непонятно, но каждую ночь, возвращаясь с дежурства, Хакс застает Рэй уже в его постели.

Она мягко посапывает во сне, обнимая подушку, и ее лицо под спутанными волосами кажется совсем юным. Почти детским.

— Рэй, — укоризненно качает головой Хакс, раздеваясь. — У тебя же есть своя кровать, в конце концов, а я безумно устал. Чтобы когда я вернулся, тебя тут не было.

Он аккуратно снимает с себя одежду, вешает ее в шкаф и идет умываться перед сном. Створки дверей оставляет открытыми, и, что греха таить, иногда посматривает в зеркало, отражающее его спальню. Но нет, или Рэй игнорирует все его просьбы, или уже действительно спит.

Так что приходится лечь рядом, на самом краю постели, чтобы не тревожить ее сон.

— Ты ведь знаешь, что меня завтра Кайло четвертует. Шею свернет и в открытый шлюз выбросит, — сетует Хакс, притягивая Рэй к себе и устраивая на своей груди.

Рэй хмыкает, не открывая глаз, и шепчет тихо и сонно:

— Я ему сама все откручу и выброшу, — она потягивается и подставляет лоб для поцелуя перед сном, и ее волосы, изрядно отросшие за время пребывания на Финализаторе, щекочут Хаксу нос.

Аккуратно он поправляет их и лежит в темноте еще какое-то время, пока Рэй не уснет первой.

Все неправильно. Как жаль, что он ничего не может поделать с этим.

Если ночи Рэй проводит у него, дни ее заняты Реном, и Хакс видит ее совсем редко.

Разве что только после долгих медитаций, мельком, в конце коридора. Она всегда рядом с Кайло, но, давая понять, что тоже видит его, Хакса, Рэй наклоняет голову и улыбается, а ее глаза поблескивают жутковатым золотом.

Или на аудиенциях у Сноука.

В таких случаях она даже ничего не говорит и никак не дает понять, что они на самом деле близко знакомы, и она пересчитала у Хакса все родинки на груди и плечах.

— Ты хорошо потрудилась, дитя мое, — шелестит под сводами приемного зала утробный голос Сноука. — Проси все, что хочешь.

Она и в самом деле могла бы получить это все. Меч последнего джедая, корону императрицы Первого Ордена. Или половину Галактики.

Но Рэй только кланяется и с почтением в голосе отвечает:

— Спасибо, Верховный Лидер за оказанную мне честь. Но у меня и так уже все есть.

В этот момент Хакс может только надеяться, что она говорит о нем.

У Рэй нет никаких секретов. Почти.

Она свободно болтает о бывших днях на Джакку. О том, как тяжело ей жилось в окружении наемников и отъявленных головорезов. О том, как она промышляла воровством и однажды продала себя.

— Всего один раз, — рассказывает она, и в светящихся неистовым золотом глазах появляется давно похороненная боль. — Я продала себя за воду. Не за глоток, конечно. Но вот что смешно, я не могла ею напиться, — она горько улыбается. — Пила и не могла выпить всю. Думала, лопну.