100 shades of black and white

— Конфеты, — вздохнула Рэй и попробовала снова. Хотя сколько уже можно было объяснять, ну. — Это такой обычай. На Джакку. Мы одеваемся в...

— Но мы же не на Джакку.

— Не суть, он много где отмечается, я у По спрашивала. В общем, мы одеваемся необычно и идем требовать конфеты.

— Ты недоедаешь, что ли? Так и знал, что в вашем этом Сопротивлении припасы закончились. Говорил же матери, сдавайся уже, пока твои революционеры не поумирали с голодухи...

— Да нет же, Рен... — Рэй уже готова была потерять остатки терпения. — Это обычай, вот и все! Красть конфеты!

— Красть? — выражение лица Кайло слегка поменялось. — Ты имеешь в виду, ты будешь их красть? Ты? А как же твои эти джедайские...

— Да, Свет тебя забери, это просто обычай! Игра! Мы нарядимся в призраков или... ну не знаю, придумай что-нибудь сам, и будем требовать конфеты. Конфеты или жизнь!

— Конфеты или жизнь? — протянул Кайло. — Это мне нравится, второе даже больше.

— О Сила... Дай мне выдержать этот вечер. Ради Леи и остальных.

— Вот только не надо приплетать сюда мою мать. Ты сама согласилась на этот странный типа-пакт о взаимодействии. Я свою часть выполняю.

— Да, это уж точно. Ты меня БЕЕЕСИШЬ! Агрх! — Рэй вздохнула и постаралась успокоиться. Как говорил Люк — держи себя в руках и постарайся не реагировать на все его подколки... Стоп, подколки?!

— Ты надо мной издеваешься, да?

— Ага, — Кайло кивнул такой довольный, что Рэй сразу захотелось заехать ему по шее. — И надо сказать, ты ужасно ведешься, Рэй. Как ребенок.

— Да я ж тебя...

— Я помню, чем эта фраза обычно заканчивается. Любишь. Еще бы. Ладно, пойдем уже... красть эти твои конфеты.

Нет, она его стукнула, один раз, правда, пока могла дотянуться. А потом руки оказались заняты, да и рот тоже, хотя ей хотелось высказать Кайло пару ласковых слов, но... на ее беду он умел целоваться.

— Конфеты или жизнь! — завопила Рэй, одергивая лиф платья. Нет, он не жал, он был очень даже свободным, но это же были слова Кайло — в космосе нет гравитации, так что все эти твои женские приблуды под тонкой тканью не нужны.

Ну может, оно-то и так, только в космосе не было так холодно, и соски дыбом от холода не стояли.

А Кайло еще так многозначительно улыбнулся, будто одержал еще одну победу над ней. Обидел ребенка, ага.

— Я тебе еще устрою... — пробурчала себе под нос Рэй, подставляя корзинку, в которую дождем посыпались синие конфетки. — Спасибо, приятного вам праздника.

Только за ними захлопнулась дверь, она повернулась к Кайло.

— Идем дальше, милый.

Одного этого хватило, чтобы он слегка растерялся, сбился с шага, и она с удовольствием подставила ему подножку.

О Сила, как же он загрохотал, во всем этом своем полном облачении, и Рэй довольно хихикнула. Ну еще бы, попробуй подняться на ноги в костюме Дарта Вейдера...

====== Very True Blood (Рэй/Кайло Рен) ======

Вообще-то — на минуточку! — их городок считался довольно-таки прогрессивным. Хоть и скучным.

Шериф — женщина, мэр города — ее родной брат, и нет, вовсе не по блату, что бы там не сплетничали. А еще вампиры, не будем забывать о них, потому что это самое главное... В общем, на основании шестой поправки и с легкой руки Люка Скайуокера, одним пасмурным утром подписавшего сей документ, вампирам разрешалось находиться на территории Джакку, при наличии необходимых справок.

Ну там всякое, чтобы не было заразы, потому что все почему-то считали, что кусать они будут обязательно людей, а не питаться своей Настоящей Кровью. Чтобы был родной дом, выкупленный Орденом, дабы не шатались они по кладбищам, пугая детей и сатанистов. Ну и чтобы не лезли. В неприятности.

Люк Скайуокер так и заявил, снимая со стены старый дробовик, провисевший там, наверное, еще с гражданской, передернул затвор и повторил это снова. Главный среди вампиров, как его там звали, рыжий такой, в новостях еще показывали, сразу же согласился.

Никаких проблем, сказал он. Мы будем тише воды, ниже травы. И жрать будем свои хим-пакеты, нам только нужна своя земля. И спокойствие.

Хотя Финн, вот уж кто ненавидел вампиров больше всех — в детстве покусали, разово, ни в какую летучую тварь не обратили — каждый вечер, набравшись темного, клялся, что однажды он тоже снимет со стены дробовик (как будто он у него был, хах, все свое оружие ему надлежало хранить в шкафчике под замком, а не раскладывать стратегически под подушками, пугая залетных девочек), и пойдет убивать.

За родную маму — которой у него не было, и вообще. За страну, которую пора было бы почистить от всякого мертвого мусора.

К счастью, По строго-настрого велел Рэй больше двух не наливать. И внимательно следить, когда у Финна начнется «это самое» настроение.

И вообще Дэмерон, как представлялось Рэй, мог скрутить любого в баре, дабы не нарушать общественное спокойствие. Даже мертвяка. Так что она не боялась.

Но сегодня в баре было до чертиков шумно и громко, обсуждали последний матч Сопротивления — местная команда, содержавшаяся на деньги города, умела только проигрывать, и Рэй только успевала перетаскивать тяжелые бокалы со стойки к столикам, а затем — уже пустые — обратно на кухню.

Нет, однажды она накопит достаточно, чтобы поступить в какой-нибудь захудалый университет, только бы подальше от Джакку. От местного народа, от этих жутких болот с крокодилами, местными маньяками — их число значительно поредело после назначения шерифом Леи Скайуокер, в замужестве Соло. И как можно дальше от вечных туманов, сырости и сезонных дождей.

Рэй была согласна на пустыню, ей богу, самую жаркую, где никогда не садится солнце. Вот там, в этом она была уверена на все сто процентов, можно было побыть хоть немного счастливой.

— Рэй, солнышко, — позвал ее Дэмерон. В такие жаркие вечера он сам становился за стойку. — У меня к тебе дело. Очень серьезной важности.

— Ага, — Рэй со вздохом опустила тяжелый поднос на столешницу — и кто придумал тяжеленные бокалы, это чтобы им хорошо зубы выбивать было что ли? — и потерла ноющие виски. — Я тебя внимательно слушаю. Только я тебе не солнышко, По. Не прокатит.

— Жаль, — когда он улыбался, боже, когда По Дэмерон улыбался, вся женская часть бара — ну те одинокие дамочки, что заходили снять лесоруба, и даже старые клуши, денно и нощно перемывающие всем кости, — готовы были умереть на месте. От счастливого инфаркта.