100 shades of black and white
Шрифт:
– Никто бы не понял. Силы уже давно не было ни в ком. Мне рассказывали о ней в сказках, — Рэй тоже устроилась возле стены, опираясь всей спиной и откидывая голову назад, потому что ее собственное тело от усталости грозило развалиться прямо тут. — Как о чем-то, что вообще уже не существует, — она устало вытянула ноги вперед, разглядывая покрасневшую и уже опухающую стопу. Края раны ожидаемо воспалились и набухли. Так что повезет, если она прохромает до конца этого лабиринта.
– Но Сила была внутри меня. Так я должен был понять.
На месте уставшего человека, заматывавшего
– Пожалуйста, только не убивайте его, — она знала, что однажды Люк Скайуокер убил своего отца. Но она не хотела, чтобы то же случилось и с Беном Соло.
– Я обещаю, — успокоил ее Люк. Почему-то его словам она поверила сразу. Неловко улыбнулась, дотягиваясь до посоха и теребя в руках примотанные к нему флюо-лампы.
Те гасли. Медленно, но верно теряли свет. Две из пяти вообще еле светились, и польза от них была почти никакая.
Меньше часа. У них осталось меньше часа.
И последний марш-бросок.
Она осталась сидеть с Беном.
Просто не могла сделать больше и шагу. Сначала морщилась и терпела, закусывая губы, неловко опираясь о посох вместо того, чтобы освещать им путь. Жуткие черные провалы, окружавшие ее со всех сторон наконец начали сливаться в одну дыру, пока Рэй не поняла, что вот-вот потеряет сознание.
И тогда от нее будет больше проблем, чем пользы.
Так что Люку пришлось оставить их вдвоем. А самому идти за помощью.
Света от еле пульсирующих ламп хватало разве что на крохотный круг, внутри которого сидела Рэй, поджав под себя одну ногу, ту, что была здоровой. Что до Бена Соло, все еще пребывавшего в отключке, то ему, наверное, было все равно, что он почти полностью оказался в темноте.
Может, он уже и сам стал тьмой.
Но думать об этом Рэй себе запретила. Ей хватало и того, что круг света тускнел, делаясь все меньше, а Люк не возвращался.
– Ну вот почему ты не мог оказаться нормальным? — чтобы не сойти с ума от этого ожидания, она принялась разговаривать с ним. Или с собой. — Просто нормальным парнем, пусть и с хреновым характером. И привычкой подсматривать за купающимися девушками. А? — наверное, она сошла с ума, собираясь упрекать его. Как будто он мог услышать. Или ответить.
Главное, просто не смотреть на одну из двух флюо-ламп, собирающуюся погаснуть в любую секунду.
Рэй зажмурилась, неловко придвигаясь к Соло и собираясь обнять его. Не потому что очень хотелось. А потому что было страшно.
Он весь горел. Кожа просто пылала под ее ладонями, как будто температура подскочила до той точки, после которой кровь закипит.
– Все будет хорошо, — прошептала ему Рэй, обнимая разгоряченное лицо ладонями и прикасаясь своим лбом к его лбу. Это было все, что она могла. — Все будет хорошо, Бен.
Она же не была джедаем. И в чудеса не верила, хотя сегодня днем с нее этих самых чудес по горло хватило. Но вместо этого она просто зажмурилась посильнее и представила, как прохлада стекает
с ее ладоней и переходит к нему.И ему становится лучше.
А потом свет погас.
====== Out of the darkness and back (Рэй/Кайло Рен) ======
Комментарий к Out of the darkness and back (Рэй/Кайло Рен) Matthew And The Atlas – Out Of The Darkness – наверное, это именно то, что я хотела высказать своими словами, но у меня вряд ли бы вышло так, как в песне.
Осторожно, крипи-Рен. Нон-кон. И безнадега.
Все, как я люблю.
Ну и посвящается Ashatry, потому что это была ее замечательная идея, которую я все равно извратила)
Все сказки лгут.
На самом деле хороших концов не бывает.
Из всех детей, что работают у Ункара Платта, Рэй самая маленькая.
Тощая и грязная девчонка, с тонкими ручками и яростным взглядом светлых песочных глаз, она без устали таскает ведра с драгоценной водой, закусив губы.
Она никогда не плачет и только молчит, растирая побелевшие от напряжения ладони. Смотрит, как на содранной коже проступает кровь. А потом надевает перчатки, которые не сильно спасают, и берется за работу снова.
Ее норма — тридцать ведер в час. Тридцать тяжеленных подъемов на песчаный склон в самый солнцепек, а затем спуск обратно, медленно и аккуратно, чтобы не проронить ни капли. Иначе Ункар Платт будет злиться.
Хотя он всегда злится. И от трепки не сбежать никому их них: ни ей, ни еще паре дюжин других детей, работающих за тоненький листок пластика с закатанным внутрь пайком.
Этой еды хватает разве что на то, чтобы продержаться на ногах еще один день. И уже к ночи, когда жара спадет, ожесточенно царапать еще одну зарубку на металлической обшивке корабля.
Эта длинная зазубрина, кривая и прерывистая, видна куда лучше, чем первые, слабенькие и еле заметные.
Просто Рэй не собирается сдаваться. Она никогда не сдается.
— Ты уродина, — дразнят ее мальчишки. Им гораздо проще, чем ей. Они выше и сильнее, а у нее есть только бесконечная бездна упорства и желания выжить просто назло. Так что она таскает ведра с водой с ними наравне, терпит их издевательства, щипки, затрещины и тычки под ребра. Она знает, что они пытаются сжить ее с этой работы, отправить к остальным девочкам. Только она не хочет. Однажды случайно увиденного раза ей хватило на всю жизнь. Так что она держится от темного и полукруглого здания подальше. И всегда, проходя мимо, закрывает уши, чтобы не слышать плача и жалобных стонов.
Ей повезло, что на нее никто никогда не посмотрит так, как на остальных. Ей повезло, что она тощая, маленькая и страшненькая.
— Твое место среди остальных, — их вожак, злобный и коренастый забрачонок, неизвестно как попавший в рабство к Платту, ненавидит ее больше всех. — Маленькая шлюшка, — повторяет он слова, которых нахватался от взрослых мужчин, просиживающих в кантине Ункара с утра и до ночи. — Вот и отправляйся к ним, — он толкает ее в плечо, и Рэй шипит от боли, потому что завтра скорее всего не сможет нормально шевелить этой рукой. Не то что нести воду.