100 shades of black and white

Она так хочет, чтобы он оказался настоящим. Реальным.

Чужие корабли закрывают небо, и Ункар Платт сгоняет всех девочек в кантину, ожидая закономерную прибыль к ночи.

Рэй знает, что происходит там с ними. Но ничем не может помочь. Она в состоянии поднимать камни силой мысли или разрушать, но не договариваться насчет цены. К тому же ее и так считают отродьем ситхов. Не хватало, чтобы кто-то поджег ее дом ночью.

Все, что ей удается, так это тайком подкидывать им части своего скудного пайка, потому что другой радости у этих девочек нет.

Это Джакку.

Хотя корабли, зависшие в высоте, оставляющие длинные тени на песке, почему-то кажутся ей враждебными. Вызывающими безотчетную панику. Какими-то…

Так что лучше, если сегодня ночью ее тут не будет.

К вечеру Рэй собирает свой походный мешок, только самое необходимое — еда, вода и покрывало, чтобы закутаться в него, и заправляет спидер. Топлива ей хватит, чтобы уехать почти до хребта. И вернуться.

Она мчится, прижимаясь к своему старенькому спидеру, и ее взгляд выхватывает кривой указатель, наполовину засыпанный песком. Сюда же никто не пойдет по своей воле, делать тут нечего — скалы и песок.

Металлическая табличка говорит, что до хребта совсем немного, и Рэй уже сбежала из-под тени жутких кораблей. Так что можно вздохнуть спокойно. И до нее никому не будет дела.

Рэй ставит тент, затягивая петли. Проверяя, чтобы его не унесло к утру. Зажигает небольшие костерки по периметру и только тогда успокаивается, усевшись с плошкой с ужином в руках.

Ей не хочется есть. Или пить. Или сбегать.

Всю свою жизнь она только и делала, что тянулась к кому-то. А потом сбегала. Это какое-то проклятье.

И началось оно с Рена. С ее выдуманного друга.

— Привет, Рэй, — раздается его голос по ту сторону от границы света. Все такой же безжизненный, мертвый и ржавый голос. Надо же, он снова вернулся.

— Привет, Рен, — она уже ничему не удивляется. Просто продолжает жевать безвкусную еду и пялится на костер. Больше не на что.

Он вступает в круг и идет к ней. Все такой же здоровенный, черный и угрожающий.

Но что-то не так, и Рэй не может понять. Она вскидывает на него глаза и пытается найти эту крохотную зацепку.

Песок.

Он шуршит под его ногами, поет и скрипит, сминаемый чужими шагами.

— Рен? — она видит его впервые.

Его плащ запылен и хлопает на ветру. В правой руке что-то напоминающее рукоять от меча.

— Этого не может быть! — она вскакивает на ноги, понимая, что этот незнакомец, отбрасывающий тень, реален в отличие от ее воображения. И он ей не друг.

— Почему нет? — он наклоняет голову как прежде, и на гладкой поверхности маски вспыхивают искорки бликов. — Потому что ты этого боишься?

— Нет, потому что ты нереален, — Рэй хватается за первое попавшееся под руку. Старый добрый посох. — Тебя не существовало. Я выдумала тебя!

— Так было лучше для тебя. Ты хотела друга. Того, кто защитит тебя и всегда будет рядом. Ты его и получила. А теперь пора платить, — он тянет руки к своему капюшону, и что-то щелкает, а затем маска, та самая, которую она считала его лицом, распадается на глазах, обнажая белую кожу и угольно-черные глаза.

Они пригвождают ее к земле и не дают дышать. Он просто…

Просто Рен.

— Ты пойдешь со мной, Рэй, — Рен делает движение рукой, легкое и изящное, и ее тело становится неподъемно-тяжелым. Ее Сила ничто по сравнению с его способностями.

Теперь она больше не может даже мизинцем пошевелить. Или возразить. Или вздохнуть.

— Ты поможешь мне, — он тянет ее к себе с помощью Силы, слушая, как скребут по песку волочащиеся ноги, оставляя висеть перед его лицом. — И мы отомстим всем, кто посмеет нам помешать. Ну же, Рэй. Это будет весело. Совсем как раньше, помнишь? — в его глазах пляшет безумие и обреченность. Это они делают его таким. Настоящим.

— Н-н-нет, — Рэй хрипит. Сейчас он не лучше того мальчика, что когда-то решил, что проще избить не нравящуюся девчонку, чем просто отвернуться и не замечать.

Воздуха хватает на то, чтобы еще раз вдохнуть, и затем стремительно тянет в бездну забвения.

— Нет, Рэй, нет. Прости, — он хлопает ее по щекам, вынуждая очнуться. И вздохнуть, кашляя.

— Почему? — теперь ей разрешено двигаться, и Рэй падает на песок, на колени. — Почему я? Почему ты выбрал меня, чтобы поиздеваться?

Она понимает, что ему хотелось не просто видеть, как она страдает. В одиночестве. В отчуждении. Ему хотелось, чтобы она причиняла боль другим. Это гораздо хуже.

Без перчаток его руки холодные. И от них пахнет ржавчиной металла. Кровью. А еще они гладят ее по щеке так, как она всегда мечтала. Заправляют за ухо выбившиеся из пучка волосы. Нежно. Аккуратно.

— Потому что мне тоже был нужен друг. Хотя бы один. И у меня была ты, Рэй, — он дотрагивается до нее так, как никогда не смог бы никто. Любовно оглаживает плечи и руки, тянется к груди, и она понимает, что боится его.

То, что она себе навоображала, совсем не похоже на реальность.

— Нет, — Рэй пытается оттолкнуть его руки, но с таким успехом она может сражаться с зыбучим песком — он все равно поглотит свою жертву и стянет намертво в свой тесный кокон. — Отойди, не трогай меня, нет-нет… — она молотит его по груди кулаками, слишком испуганная, чтобы сконцентрироваться и попытаться сбежать с помощью своей Силы.

— Ты сама хотела этого, — от Рена нельзя избавиться. Он с легкостью поднимает ее на руки и несет под тент, укладывая на покрывало.

— Тише, Рэй, ш-ш-ш, — он закрывает ей рот рукой, когда она пытается прокусить его ладонь, взвизгивая. — Все будет хорошо, — убеждает ее Рен, принимаясь стягивать с нее одежду, но на глаза наворачиваются слезы.

Это стыд, страх и обида на него и на весь мир, который оказался совсем не таким, каким она его себе придумала.

Той ночью она наконец понимает, почему они кричат.

Он забирает ее с собой. Позволяет забрать только самое необходимое, и Рэй пустым взглядом обводит стены, испещренные длинными тонкими линиями, понимая, что ее дом был всего лишь клеткой.