1095

О половцах здесь еще не слышали. Местные жители занимались рыбной ловлей и охотой, свою вервь покидали редко, и новости стороной обходили их окруженное болотами поселение. Поэтому новгородцы, подгоняемые Тихоном, быстро перекусили, и, не задерживаясь здесь более, продолжили свой путь на юг.

Но уже в следующем селении, где они позднее остановились, большой деревне на правом берегу Днепра, о нашествии знали, а еще позже новгородцы встретили идущую в Смоленск ладью киевских гостей, которые, как и варяги, видели половцев. Кияне рассказали, что кочевники большой силой стоят под Любечем, а отдельные отряды поганых даже переправились на правый берег и осадили Лоев, хорошо укрепленную крепость, стоящую напротив места впадения в Днепр реки Сож.

А вскоре новгородцы и сами увидели следы нашествия кочевников – сожженную деревню на правом берегу и большой столб черного дыма, поднимающийся в небо над пепелищем.

Второй раз за день дружина Тихона, спешно вооружаясь, готовилась к бою. Новгородцы храбрились, разбирая оружие, солнце весело играло на бронях воинов. Но только парус, потеряв ветер, затрепетал тревожно, и как-то особенно тоскливо заскрипели весла, когда ладья повернула к берегу.

Глава 2

Деревня, в которой жили Воица с матерью, стояла на высоком берегу Днепра. Три десятка домов раскинулись над обрывом, а дальше, до самого леса, тянулись огороды, выгоны для скота, пашни.

Самый большой двор, княжьего тиуна Димитрия, стоял особняком у леса и был обнесен высоким частоколом. Здесь останавливались княжьи сборщики, сюда мать Воицы, как и все жители деревни, приходила сдавать оброк, здесь же тиун именем князя вершил суд. Но для Воицы этот двор значил гораздо больше, ведь здесь жила Ждана, дочь тиуна Димитрия, первая и, как он тогда думал, единственная его любовь.

Сам Воица жил вместе с матерью в небольшой полуземлянке над рекой. Отца своего он не помнил, тот умер во время мора, когда Воица был еще совсем маленьким. С тех пор мать растила его одна – храня память об отце, она так и осталась вдовой.

Жили бедно, едва сводя концы с концами. Иногда приходилось совсем худо, и тогда соседи всем миром помогали им. Воица часто видел, как плачет мать по ночам. В бедности и тяжелом труде жизнь состарила ее раньше времени, и только сын, такой же светловолосый и голубоглазый, как и его покойный отец, стал для несчастной женщины настоящей и единственной отрадой в жизни. А теперь еще и кормильцем в семье.

В свои неполные шестнадцать лет Воица наравне со взрослыми работал в поле и ходил на охоту. Был он высок и статен, и многие деревенские девушки уже заглядывались на него, но надо ж так было случиться, что ему приглянулась Ждана, дочь тиуна. И хоть в последнее время дела их с матерью пошли на лад, в прошлом году купили они корову с теленком, были у них теперь и куры, двор их все еще считался самым бедным в деревне, и тиун Димитрий даже слышать ничего не хотел о том, чтобы отдать свою дочь за Воицу. Пусть и просили его о том и мать Воицы, и многие соседи, сватов посылали, тиун остался непреклонен и велел холопам гнать голодранца взашей и на двор не пускать.

Немало горьких слез пролила красавица Ждана, но перечить отцу не смела. Воица же ходил все дни как в воду опущенный. Думал даже вовсе уйти из дома, пойти воем к Великому князю – слышал он, тот набирает охочих людей для защиты южных границ от кочевников. Но как уйдешь? Мать бросишь? А мать его плакала вновь, но теперь украдкой, жалея сына, но помочь ему ничем не могла.

От обиды, от переживаний Воица осунулся, стал мрачным, угрюмым, надолго уходил в лес на охоту. Представлял себе, как выкрадет возлюбленную и уедет с ней далеко-далеко, за тридевять земель, в Тмутаракань иль Корчев. Как вернутся они оттуда разбогатевшими, и как поклонится ему, признавая свою вину, гордый тиун Димитрий.

Целыми днями Воица работал за двоих, находя в том слабое утешение, а по ночам неумело молился, прося грешным делом у Господа хоть каких-нибудь перемен. Но даже и не думал он, какие перемены ждут его в самом ближайшем будущем. А принес их на хвосте своего коня гонец из Мохова.

Посланец прискакал вечером, когда пастухи уже загоняли скотину по дворам. Молодой парень, красуясь на вороном скакуне, взбаламутив всех, как угорелый пронесся по улице, осадив коня возле двора тиуна. Гонец принес весть о нашествии половцев. Слава Богу, поганые еще не перешли на этот берег Днепра, но в Мохове и Лоеве уже собирали ополчение, чтобы дать отпор врагу. Тиуну Димитрию, как и всем управителям окрестных деревень, надлежало в кратчайшие сроки отправить в Мохов обоз съестного припаса.

Наутро, собирая в дорогу три больших телеги с продовольствием, жители деревни только и говорили, что о набеге половцев. Думали и гадали разное. Кто-то говорил, что бояться нечего, поганые на этот берег не сунутся; кто-то считал, что нужно готовиться к обороне. И те и другие с ненавистью поносили приведшего врага на отчую землю князя Олега.

Тиун Димитрий, надо отдать ему должное, большую часть обоза собрал из своих кладовых. Наконец в сопровождении возниц и воев телеги отправили в Мохов. А через три дня нагрянули половцы.

К тому времени почти все уже успокоились. Как назло, накануне был еще один гонец с вестью, что поганые перешли на этот берег и даже осадили Лоев, но были отброшены обратно за реку, а до Мохова так и не дошли. И вот, как гром среди ясного неба, они обрушились на деревню.

В то утро Воица с рассветом ушел в лес проверить помеченные им накануне новые борти. Возвращался домой около полудня, борти оказались полны меда. Ярко светило солнце, пели птицы, и на душе у Воицы впервые за последнее время было тепло и радостно. Представляя, как обрадуются меду мать и Ждана, он забыл о голоде, усталости, не замечал распухших, немилосердно искусанных пчелами рук. В то утро дорога домой была ясной и праздничной. Казалось, сама жизнь улыбается ему сквозь зеленую листву. Но все это в одночасье рухнуло.

Заслышав крики, Воица что было сил рванулся к дому. Деревня уже горела. По улице с воплями проносились половецкие всадники, рубили саблями, кололи копьями пытающихся сопротивляться, арканами ловили убегающих. Поганые хватали все, что можно унести, угоняли скотину, врывались в дома, на ходу грабя, насилуя.

На глазах у Воицы всадник в блестящей на солнце броне догнал двух убегающих женщин, пожилую и совсем еще юную. Не раздумывая, рубанул саблей старуху, и та, всплеснув руками, повалилась в траву. Догнав девушку, половец прямо с седла прыгнул ей на спину, свалил на землю и, придавив коленом, не обращая внимания на плач и визг, принялся рвать на ней одежду.

Руки Воицы задрожали от ярости. Он хорошо знал этих женщин. Пожилая, тетка Анисья, часто помогала им с матерью, а ее внучке не было еще и пятнадцати.

Внутри у Воицы все сжалось, он всем телом ощутил, что значит страх. Господи, да что же это?! Девушка визжала и звала на помощь. Воица чуть было не сбежал, он даже обмочил штаны, но вдруг как будто что-то лопнуло в его груди. Глаза заволокло кровавой пеленой. Он еле удержал крик и, до крови прокусив губу, дрожа всем телом, сделал первый шаг, затем еще, еще, и, наконец, схватив то первое, что подвернулось под руку, тяжелую дубину из рассыпанной поленницы, рванулся к половцу.