1095

– Позволь тебе напомнить, Хажимет, – в тон касогу с издевкой в голосе ответил князь, – что мой брат Олег Святославич, волею Господа нашего князь Тмутаракани и, возможно, – Ярослав ехидно сделал упор на этом слове, – Чернигова, а я – князь Рязанский и Муромский! – Он едва не сорвался на крик. – И своими полками распоряжаюсь сам! – Ярослав помедлил немного, больше никто уже не решался ему возразить. – Посему велю осаду с Любеча снять! – он гордо посмотрел на безнадежно опустившего голову Хажимета, на одобрительно кивающих бояр. – Завтра поутру, отправив гонцов к Олегу, спешно сбираться в дорогу. Мы возвращаемся домой!

– За нашего князя! – первым поднял кубок боярин Поздей. – Слава Ярославу Святославичу!

– Слава!!! – дружно подхватили бояре, звон кубков радостно оповестил о конце похода.

Ярослав, милостиво улыбаясь, с удовольствием выпил со всеми душистого меда, краем глаза заметил, как сверкнул глазами, затаив обиду, предводитель касогов. Ну что ж! Сегодняшний день подарил ему еще одного врага, зато сотни воинов останутся в живых, благословляя своего князя. Но самое главное даже не в этом, а в том, что, оставив в покое Любеч, он не наживет себе двух гораздо более опасных, чем гордый Хажимет, врагов. Врагов, на битву с которыми, битву не на жизнь, а насмерть, все время подбивал его Олег. Врагов, мысль о которых не давала покоя удельному князю Рязанскому и Муромскому с самого начала этого похода, этой чужой войны.

Превосходно вышколенные Митяем слуги бесшумно, словно тени, кружили вокруг стола, наполняли кубки, подносили новые блюда. Пир в княжеском шатре затянулся до самой полуночи.

* * *

Ольбер Ратиборович долго и внимательно разглядывал вновь вошедших – их было двое, лица их мерцали в свете факелов.

Первому на вид было лет сорок или чуть меньше. Среднего роста, скорее худой, нежели толстый. Длинные, с заметной уже сединой волосы, всклокоченная, тоже с проседью, борода. Серые глаза с хитринкой, с таким держи ухо востро.

Одежда незнакомца была самой простой, но добротной. Под черным мятелем петлицы плотной свиты, порты заправлены в отделанные тесьмой сапоги. На кожаном ремне в украшенных серебром ножнах короткий меч.

Второй вошедший был хоть и не моложе первого, но выше и значительно плотнее. Его движения были какими-то вяловатыми, но при этом от него так и веяло уверенной силой. Это ощущение только усиливали правильные, немного грубоватые черты лица и темно-карие проницательные глаза. Темно-русые волосы незнакомца едва доставали ему до плеч, борода и усы были аккуратно подстрижены.

Одежда этого русича обличала в нем человека если не знатного, то зажиточного. Его серый мятель с капюшоном был подбит мехом, зеленые сапоги богато расшиты, в руках незнакомец держал отделанную мехом шапку. Если первого из этих двоих Ольбер Ратиборович определил как гостя или богатого горожанина, то во втором и по осанке, и по длинному боевому мечу, видневшемуся из-под мятеля, боярин безошибочно распознал воина.

По его знаку дружинники подошли и разоружили незнакомцев. Только после этого Ольбер Ратиборович вышел из тени.

Подойдя, боярин еще раз присмотрелся ко второму русичу. Ему показалось, что он где-то уже видел его, и тот первым подтвердил эту догадку.

– Здравствуй, Ольбер, – раздался такой знакомый, низкий с хрипотцой голос.

– Ратша? – Ольбер Ратиборович подошел почти вплотную и наконец узнал его. – Ну здравствуй, друже! – боярин радостно рассмеялся, заключив Ратшу в объятия. – Какими судьбами в Любече? И кто это с тобой? – ослабив мертвую хватку, спросил он.

– Это Тихон. Гость из Новгорода, – представил Ратша своего спутника. – Мы плывем в Киев. А сам-то ты как здесь оказался?

– Это долгая история, – ушел от ответа боярин. – Эй! Верните им оружие! – дружинники отдали Ратше и Тихону мечи. – Идемте. Я думаю, твой друг не откажется от пары кружек пива или доброго кубка вина.

– Уверен, что не откажется, – Ратша подмигнул Тихону, – хотя сам бы я предпочел мед.

– Ну мед здесь тоже найдется, – Ольбер Ратиборович взял факел и повел их переходами замка. Следом, тоже с факелами в руках, звеня доспехами, шли дружинники.

Была поздняя ночь. Тьма уже давно окутала город, но в самом детинце да, похоже, что и во всем Любече, мало кто спал. В переходах замка тут и там встречались вооруженные воины с факелами, на башнях и стенах перекрикивались часовые. Вся эта летняя ночь была наполнена напряженным ожиданием.

За всю дорогу Ольбер Ратиборович не проронил ни слова. Наконец, когда Ратша уже бросил считать повороты и ступени лестниц, они пришли. Боярин толкнул тяжелую, окованную железом дверь и впустил их в просторную залу, ярко освещенную свечами и факелами, посреди которой за накрытым столом сидели несколько человек.

Ратша осмотрелся по сторонам. Сама комната размером и убранством своим более всего походила на тронный зал, разве что трона тут нигде не было. На стенах всюду были развешаны охотничьи трофеи, множество оружия. Люди, сидевшие за столом, также ели и пили, не снимая кольчуг и броней. Возле очага, не обращая никакого внимания на вновь вошедших, лежали, наблюдая за жарящейся на вертеле кабаньей тушей, две большие собаки.

Сидящие за столом оторвались от трапезы и почтительно приветствовали Ольбера Ратиборовича, хотя видно было, что все они тоже не простые дружинники. Один из них, высокий худой воин с суровым выражением лица, увидев Ратшу, оскалился, что, наверное, должно было означать улыбку.

– О! Так ведь это же Ратша Ингваревич! Каким ветром тебя занесло в Любеч, друг мой?

– Рад тебя видеть, Дмитр Иворович! – ответил воину Ратша. – Ветром северным, но я бы не сказал, что добрым.

– Как знать, как знать, – многозначительно произнес Ольбер Ратиборович. – Садитесь, – боярин указал Ратше и Тихону на свободные места. – Эй, кто-нибудь! Налейте меда гостям!

Слуга, оторвавшись от жаркого, наполнил кубки душистым пряным напитком.

– За встречу! – Ольбер Ратиборович поднял свой кубок. Все сидящие дружно поддержали тост. – Ну а теперь рассказывай! – выпив, не сказал, приказал боярин.

– Вряд ли я расскажу что-то новое, – Ратша обвел взглядом сидящих за столом воинов. – Мы видели половцев под Лоевом, но город держится. Поганые сожгли несколько деревень на том берегу. Вот и все, что мы знаем.

– Да, негусто… – явно ожидая услышать нечто большее, разочарованно протянул Ольбер Ратиборович. – Поганые были здесь еще вчера, – в свою очередь сообщил боярин. – Хотя на тот берег многие из них стали переходить с самого начала осады. Но сегодня утром за реку ушли почти все, остались только рязанцы Ярослава да касоги, всего около тысячи воев.

– Трусы! – Дмитр Иворович презрительно хмыкнул. – Им только деревни и жечь!

– А что Чернигов?

– Чернигов пал. Владимир Всеволодович сдал город Олегу, сам ушел в Переяславль. Но сеча там была знатная! – Ольбер Ратиборович сказал это так, словно вспомнил что-то приятное.

– Да, – поддержал своего товарища Дмитр Иворович. – Немало поганых побито под Черниговом, Олегу нескоро оправиться после такой победы!

– Много ли войска привел Олег?

– Много, – честно признался Ольбер Ратиборович. – Одних только половцев под восемь тысяч. Да в тмутараканьской дружине Олега около тысячи воев, и это еще не считая касогов, ясов, ковуев да рязанцев Ярослава. Говорят, – боярин покосился на Тихона, но решив, видимо, что новгородцу можно доверять, продолжил, – говорят, что Олегу помог сам Басилевс ромеев, Комнин.