12 великих трагедий

Толпа окружает Пера Гюнта. Пер Гюнт (вскрикивает)

Еще есть конь, мой старый вороной.

Один из толпы

А где же он?

Пер Гюнт

На западе далеко,

Где солнышко садится. Мой скакун

Быстрее ветра носится, быстрее,

Чем лгал Пер Гюнт.

Голоса

А что еще найдется?

Пер Гюнт

О, много драгоценностей и хлама.

В убыток куплено и продается

Без прибыли.

Парень

Ну, ну!

Пер Гюнт

Мечта о книге

С застежками серебряными. Вам

За пуговицу отдал бы ее.

Парень

А ну их к черту, все мечты!

Пер Гюнт

Еще

Есть царство у меня. В толпу бросаю —

Лови, кто попроворней!

Парень

А оно

С короной?

Пер Гюнт

Из соломы первосортной;

Тому и будет впору, кто наденет.

А вот еще: яйцо-болтун, седины

Безумного и борода пророка!

Получит даром все, кто столб с указкой —

Где настоящий путь – покажет мне!

Ленсман (только что подошедший к толпе)

Сдается мне, приятель, твой-то путь

Прямехонько в арестный дом.

Пер Гюнт (снимая шапку)

Возможно.

Но не могу ль от вас узнать я – кто был

Пер Гюнт?

Ленсман

Э, вздор…

Пер Гюнт

Ну, будьте ж так любезны!

Покорнейше прошу!

Ленсман

Да говорят,

Что это был пренаглый сочинитель…

Пер Гюнт

Как сочинитель?

Ленсман

Все, что лишь случалось

Великого, прекрасного на свете,

Сплетал он вместе, – будто бы все это

Случилось с ним… Но извини, приятель,

Мне недосуг.

(Уходит.) Пер Гюнт

А где же он теперь?

Пожилой человек

В чужие страны за море уехал;

И там ему не повезло, понятно

Теперь давным-давно повешен он.

Пер Гюнт

Повешен? Вот как! Впрочем, так и знал я,

Пер Гюнт покойный до конца остался

«Самим собой».

(Раскланивается.)

Спасибо и прощайте!

(Делает несколько шагов и опять останавливается.)

А не хотите ль, девицы-красотки,

И вы, ребята, чтобы расквитаться,

Историйку я расскажу вам?

Многие

Разве

Ты знаешь?

Пер Гюнт

Ну еще бы мне не знать!

(Подходит ближе, и лицо его принимает какое-то чужое выражение.)

Я в Сан-Франциско золото копал,

Кишмя-кишел фиглярами весь город.

Один на скрипке мог пилить ногами,

Другой плясать горазд был на коленках,

А третий сочинял стихи, когда

Ему иглой просверливали череп.

И вот туда однажды черт явился,

Чтоб показать свое искусство. Он

Как настоящий поросенок хрюкал.

Никто его не знал, но с виду был он

Пресимпатичный малый, так что полный

Взял сбор; театрик был набит битком

И с нетерпеньем ждали все начала.

На сцену вышел черт в плаще широком,

Закинув полы на плечи: Man mus sich

Drapieren, – как у немцев говорится.

А под плащом своим сумел он спрятать,

Тайком от всех, живого поросенка…

И представленье началось. В стихах

И в прозе фантазируя на тему

Житья-бытья свинячьего, щипал

Без всякой жалости черт поросенка,

И тот картину визгом дополнял;

Закончилось все верещаньем диким,

Как будто поросенка закололи.

Раскланялся искусник и ушел…

И вот специалисты, разбирая

Искусство, явленное чертом, стали

Критиковать и осуждать его.

Кто находил, что писк был как-то жидок,

Кто деланным предсмертный визг считал,

И все единогласно утверждали,

Что хрюканье утрированно вышло…

Так вот чего добился черт в награду;

И поделом, – зачем не рассчитал,

С какою публикой имеет дело!

(Кланяется и уходит.)

Толпа в недоумении молчит.

В лесу. Троицын вечер. Вдали на расчищенном месте избушка с прибитыми над дверью оленьими рогами.

Пер Гюнт ползает по земле, собирая дикий лук. Пер Гюнт

Одна из стадий это. А какая

Ближайшая за нею будет? Все

Испробовать и лучшее избрать!

Я так и сделал: цезарем начав,

Я Навуходоносором кончаю.

Да, довелось-таки пройти мне всю

Библейскую историю. Пришлось

На старости прильнуть к груди родимой.

«Ты от земли взят», – сказано недаром…

И в жизни главное – наполнить брюхо.

Но луком наполнять какой же прок?

Пущусь на хитрость я, силков наставлю.

Вода тут есть в ручье, так не придется

От жажды изнывать, а что до пищи —

Приходится быть хищником средь хищных.

Когда ж приблизится мой смертный час, —

Когда-нибудь да это ведь случится, —

Я подползу под дерево и в кучу

Сухой листвы зароюсь, как медведь.

А на коре древесной начерчу я

Такую надпись: «Здесь лежит Пер Гюнт,

Честнейший малый и всех тварей царь».

(Посмеиваясь про себя.)

Ах, старая кукушка, прорицатель!

Не царь, а луковица ты! Постой-ка,

Возьму сейчас да облуплю тебя,

Мой милый Пер, как ни вертись, ни сетуй.

(Берет луковицу и отщипывает один мясистый листок за другим, приговаривая.)

Вот внешней оболочки лоскутки —

Крушенье потерпевший и на берег

Волнами выкинутый нищий Пер.

Вот оболочка пассажира, правда,

Тонка, жидка она, но от нее

Еще попахивает Пером Гюнтом.

Вот золотоискателя листочки;

В них соку нет уже – и был ли прежде?

Вот грубый слой с каемкою сухой —

Охотник за пушниной у залива

Гудсонова. Под ним – листочки вроде