13 дверей, за каждой волки
Шрифт:
Человеком, которым он не был.
В двенадцать лет я пробралась в кабинет и стащила одну книгу. Думала, что, если эти книги такие особенные, то я тоже стану особенной, прочитав хотя бы одну из них. Я взяла «Франкенштейна» Мэри Шелли к озеру и попыталась продраться через пролог…
«Лето 1816 года я провела в окрестностях Женевы. Оно выдалось холодным и дождливым, поэтому вечерами мы собирались у огня и развлекались случайно попавшими в руки немецкими рассказами о привидениях. Эти истории побудили нас забавы ради самим написать что-нибудь подобное» [12] .
12
Мэри
…только чтобы спустя несколько лет узнать, что пролог написан даже не Мэри Шелли, а ее мужем. Но тогда книга меня разочаровала. Озеро манило, как всегда, и я оставила книгу на песке. К тому времени, как я наплавалась, вода добралась до бедного «Франкенштейна» и попыталась его утопить. Когда книга высохла, страницы слиплись, словно от клея. Я попыталась разделить листы, но они рвались, и куски одних страниц оставались приклеенными к другим. Отец сначала рассердился, но разве ему не все равно? Корешок выглядел все так же красиво в ряду других непрочитанных книг.
Я иногда вспоминала ту испорченную водой книгу, летая по Чикаго, со всеми его кусками и обрывками других эпох, других жизней, пришитыми то здесь, то там, повсюду – неуклюжее чудовище в заплатках. Я видела всех этих людей в униформах и модных современных костюмах, живых, а потом видела всех мертвых рядом с ними, сквозь них и вокруг них: в енотовых шапках и штанах, кринолинах и турнюрах – жителей 1750, и 1800, и 1850, и 1880 годов. Две темнокожие женщины в домотканой хлопковой одежде, сбежавшие из Миссури или Кентукки, оглядывались, держась за руки. Изможденный солдат времен Гражданской войны ехал по улице на отощавшей лошади. Одно время я даже искала Жана Батиста Пойнт дю Сабле – чернокожего, прибывшего сюда где-то в 1780 году, первого неиндейского поселенца, но так и не нашла. Я никогда не встречала и умерших индейцев, хотя живых видела. Потоватоми, племени лис, шауни и виннебаго предписывалось селиться в пределах индейских территорий, а не в Чикаго, но некоторые по-прежнему пытались выжить здесь, на земле предков. Тем не менее их мертвые невидимы – по крайней мере для меня. Может, их духи ушли, как и большая часть их народа.
А может, у предков индейцев есть занятия поважнее, чем являться погибшим девушкам, которые любят читать о чудовищах.
В библиотеке было тихо, если не считать шелеста переворачиваемых страниц. Бильбо и гномы в «Хоббите» собрались войти в Лихолесье, где на них отовсюду смотрели глаза и сновали гигантские пауки. Я практически слышала, как они подкрадываются, быстро цокая ногами.
Хлоп!
Все читатели подняли головы. Молоденькая библиотекарша в юбке и накрахмаленной блузке перегнулась через стол и смотрела на стеллажи. Одна книга лежала на полу. Библиотекарша со вздохом обошла стол и направилась к полкам. Подобрав книгу, поставила ее на место и вернулась к месту выдачи книг. Воцарилась тишина, пока на пол не шлепнулся еще один томик.
И тут я увидела ее – девушку в золотистом платье. Она лежала на животе на самом верху стеллажа, прижавшись щекой к вытянутой руке. Другая рука свешивалась над рядами книг и болталась, словно ее увлекало течением. Девушка в золотистом платье наблюдала, как библиотекарша возвращает упавший томик на полку и опять садится за стол, а затем вытащила еще одну книгу и бросила
на пол. Библиотекарь подскочила, читатели вздрогнули и начали перешептываться насчет непрочных полок, неумелых сотрудников и продуваемых сквозняками старых зданий.«Это просто жестоко», – произнесла я.
На мгновение я решила, что девушка не ответит, но она сказала: «Как будто ты такого не делала».
«Не с ней».
«Но с кем-то», – возразила она.
«Что это за книга?» – спросила я.
«Просто книга».
«Моя мама говорила, что не бывает просто книг. Книга может развивать ум, а может повреждать его», – заметила я.
«Видимо, твоя мама была… интересной женщиной».
«И, наверное, до сих пор есть».
«Ты не знаешь?»
«Не хочу знать», – ответила я.
Она осмотрела меня с головы до ног и с ног до головы, а потом перевела взгляд на книгу на полу и сказала: «Среди этих книг нет таких, которые я хотела бы почитать».
«А какие книги ты хочешь?»
«Хорошие».
«Мне нравится та, которую читает он», – показала я на блондина с «Хоббитом».
Девушка глянула на обложку «Хоббита» и сморщила нос: «Мне не интересны человечки с мохнатыми ступнями».
«Так ты ее знаешь?»
Она улыбнулась: «Не хочу знать».
«А я хочу знать, как ты вытаскиваешь книги с полок, – сказала я. – Мне обычно не удается сдвинуть такие тяжелые предметы».
«Ты никогда не хлопала дверью?»
«Я сказала: обычно».
«Значит, ты никогда не хлопала дверью. – Она по-кошачьи спрыгнула со стеллажа, выпрямилась в воздухе и приземлилась на ноги. – Я редко встречала среди нас таких, кто может вести беседу».
«Меня раздражает хлопанье дверьми и книгами, – сказала я. – Вести беседу?»
«Говорить. Рассказывать. Выражать свое мнение», – изобразила она в воздухе букву «Я».
«Мнение, – повторила я. – И как это у тебя получается выражать свое мнение?»
«Не знаю. – В ее голосе зазвучала нотка отрешенности. – Я числю себя особенной».
«Поддерживать беседу? Числить? Значит, ты не отсюда?»
«Где это “отсюда”?» – спросила она.
«Публичная библиотека в прекрасный чикагский день», – ответила я.
«Может, мы просто думаем, что находимся в библиотеке, а на самом деле – в совершенно другом месте».
«Например, на Небесах?»
«Мой отец всегда говорил, что на Небесах будет множество книг, но не думаю, что мы на них».
Девушка подлетела ближе. Она оказалась еще красивее, чем на первый взгляд. Гладкая коричневая кожа, большие глаза с поволокой. Полные губы. Безупречна.
«На тебе нет отметин», – сказала я.
«Прости?»
«Отметины, раны».
«Не все раны видны».
«Как ты умерла?»
«Не будь грубой», – сказала она.
«Мы мертвые. Нам не нужны церемонии».
«Я еще не поняла, что мне нужно кроме хорошей истории».
«Я знаю хорошую историю», – заметила я.
Она подлетела еще ближе. Золотая ткань ее платья казалась дорогой и достаточно плотной, чтобы к ней можно было прикоснуться.
«Дай угадаю, – предложила я. – Несчастная богатая девочка зачахла от безответной любви. Как его звали? Персиваль? Реджинальд? Он был банкиром или банкометом?»
«Я думала, мы обойдемся без грубостей».
«А я думала, нам не нужны церемонии».
Во впадинке у нее на шее поблескивал изящный золотой крестик, в темных волосах сверкал гребень с драгоценными камнями. Если кто-то и знаком с банкирами, то эта девушка – точно.
«Я так и не рассказала обещанной истории, – проговорила я. – Я знаю одну историю».