1356 (др.перевод)

– Она настояла, милорд, - сказал один из латников.

– Настояла? Она не в том месте, где может настаивать. Тощая сука, правда? Повернись, женщина, - но Женевьева не сдвинулась с места.
– Я сказал, повернись, на полный оборот, медленно, - велел граф.
– Если она не подчинится, Люк, можешь стукнуть ее.

Люк, латник, державший Женевьеву за руку, чтобы привести ее в зал, отвел руку, но ему не пришлось бить. Женевьева повернулась, а потом дерзко посмотрела графу в глаза.

Он промокнул рот и подбородок салфеткой и глотнул вина.

– Раздень ее, - приказал он.

– Нет, - запротестовала Женевьева.

– Я сказал, раздень ее, - повторил граф, посмотрев на Люка.

До того, как тот смог повиноваться, дверь зала отворилась, и на пороге появился Жак, теперь старший военачальник графа.

– Они прислали двух гонцов, милорд, - сказал он, - предлагают обменять женщину на графиню.

– И?

– Графиня здесь с ними, милорд, - произнес Жак.

– Здесь?

– Так он говорит.

Граф встал и прихрамывая обошел вокруг стола. Его еще беспокоила рана от стрелы в ноге, хотя и быстро заживала. Ему еще было больно переносить свой приличный вес на эту ногу, и он вздрогнул, когда спустился с помоста, чтобы приблизиться к Женевьеве.

– Ваш муж, мадам, - прорычал он, - бросил мне вызов, - он подождал ее ответа, но она молчала.
– Скажи посланникам, чтобы возвращались утром, - приказал граф, не отрывая глаз от Женевьевы, мы совершим обмен на заре.

– Да, милорд.

– Но сначала я еще попользуюсь этой сучкой, - сказал он, и с этими словами его переполнила чудовищная ярость. Его унизили, сначала жена, а потом Бастард.

Он подозревал, что собственные люди смеются над ним за его спиной, вот почему предпочитал есть в отдельном зале. Вообще-то, он знал, что вся Франция смеется над ним.

Ему нанесли оскорбление, наградили рогами, а он обладал гордостью, и его честь была так глубоко задета, что от внезапного прилива гнева он покраснел и заревел, как будто от боли, когда протянул руки, схватил льняное платье Женевьевы и разорвал его.

Женевьева закричала.

Крик только раззадорил графа. В нем закипели все обиды последних недель, и он мог думать только о том, как отомстить тем людям, что унизили его, а что может быть лучше, чем снять рога с собственной головы и водрузить их на голову Бастарда?

Он разорвал платье до самого низа, а Женевьева закричала во второй раз и отшатнулась. Ее сын ревел, и граф отвесил ему затрещину, а потом снова рванул платье Женевьевы.

Она прижала разорванную ткань к горлу.

– Глупая сука!
– заорал граф.
– Покажи мне свои титьки, тощая сука! Он наградил ее жгучим ударом, а следом в дверь вошли полдюжины мужчин.

– Прекрати!
– это кричал Роланд де Веррек.
– Прекрати!
– вновь воззвал он.
– Она моя заложница.

Всё больше людей входило в дверь. Среди них был Робби Дуглас, уставившийся на Женевьеву, которая теперь сжалась над плитами пола, пытаясь притянуть порванные куски платья к своей шее.

Скалли ухмылялся. Латники графа переводили взгляд с беснующегося Лабруйяда на спокойного Роланда, а отец Маршан оценил ситуацию и встал между ними.

– Девица, - сказал он графу, - пленница ордена, милорд.

Это заявление озадачило Роланда, которы полагал, что она его заложница, но он принял эти слова за выражение поддержки и не протестовал.

Граф тяжело дышал. Он был похож на загнанного в угол борова. На мгновение показалось, что благоразумие возьмет верх над гневом, но потом по нему как будто прошла волна, и ярость снова его переполнила.

– Убирайтесь, - приказал он вновь прибывшим.

– Милорд..., - успокаивающим тоном начал отец Маршан.

– Убирайтесь!
– зарычал граф.
– Этой мой замок!

Никто не сдвинулся с места.

– Ты!
– граф ткнул пальцем в Люка.
– Избавься от них.

Люк попытался оттеснить из зала Роланда, отца Маршана и других рыцарей ордена Рыбака, но Роланд твердо стоял на своем:

– Она моя заложница, - повторил он.

– Давайте устроим драку за девку, - весело произнес Скалли.

– Тише, - прошипел Робби. Робби вспомнил всю эту старую неразбериху, которую, как он полагал, успокоит орден Рыбака.

Он знал Женевьеву и полюбил ее в тот самый день, когда впервые увидел в темнице Кастийона д'Арбизон. Эта безответная любовь разрушила его дружбу с Томасом и привела к тому, что он нарушил клятву, к его спору с лордом Дугласом, и, как думал Робби, закончилась только когда он принял священные обязательства ордена Рыбака.

Теперь он видел, как Роланд положил ладонь на рукоять меча и страшился выбора, который ему предстояло сделать. Женевьева уставилась на него с удивлением и призывом в полных страдания глазах.

Граф увидел, как рука Роланда дотронулась до Дюрандаля, и сглупил, потянувшись к своему мечу. Отец Маршан стиснул руки.

– Во имя Господа!
– прокричал он и схватил за руку Роланда.
– Во имя Господа!
– повторил он и сделал предупреждующий жест в сторону графа.

– Милорд, - произнес он благоразумно, - ты прав. Это твой замок. Всё, что здесь происходит, происходит по твоему приказу и является твоей привилегией, мы не можем этого предотвратить.

Но, милорд, - и отец Маршан низко поклонился графу, - эта женщина должна кое-что нам рассказать. Этого требует его святейшество Папа, этого требует король Франции и, милорд, его святейшество и его величество будут благодарны, если ты позволишь мне, твоему скромному слуге, - и он снова поклонился Лабруйяду, - допросить эту несчастную.

Отец Маршан выдумал интерес Папы и короля, но это была вдохновляющая выдумка, достаточная, чтобы охладить ярость Лабруйяда.

– Так я прав?
– потребовал подтверждения граф.

– Полностью, и если кто-нибудь из нас тебе воспрепятствовал, милорд, если кто-нибудь из нс бросил вызов твоей несомненной власти, то прими наши нижайшие извинения.

– Но этим делом интересуются Папа и король?

– Как бы удивительным это ни казалось, милорд, да. Потому я здесь, посланный кардиналом Бессьером. Милорд, поскольку ты заслужил репутацию человека, который доблестно сражается за царствие небесное на земле, прошу тебя дать мне время с этим созданием.

– А когда ты с ней закончишь?

– Как я сказал, милорд, это твой замок.

– И твоим людям стоит это запомнить, - рявкнул граф.

– Несомненно, милорд.

– Тогда забирай ее, - великодушно разрешил граф.

– Церковь всегда будет у тебя в долгу, милорд, - сказал отец Маршан и сделал знак Скалли и Робби вывести Женевьеву. Он указал на Хью.
– Его тоже заберите.

И Робби вздохнул с облегчением.

Томас стоял на коленях на опушке.

– Что он сказал?
– спросил он в десятый раз.