1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского

И вот я святотатцем с замирающим сердцем переступил запретную черту и проник в сакральное место. Передо мной стоял высокий престол ^[44] , на нем лежал небрежно сдвинутый вбок, скомканный антиминс ^[45] , придавленный Евангелием. На свободной части столешницы — краюха хлеба, кусок мяса и яйца. Воздух дрожал над стаканом с горячим чаем. На самом краю скопилась счищенная с вареного яйца скорлупа. Само же яйцо застряло во рту удивленного батюшки, сидевшего подле престола как за обеденным столом.

44

стол в середине алтаря.

45

прямоугольный плат из шелка или льна с изображением положения во гроб Иисуса Христа.

— Приятной проскомидии ^[46] , — промолвил я.

Алтарь, как и положено, находился в восточной части храма. Давно взошедшее солнце отклонилось на юго-восток, и его лучи едва проникали через высокие, но чересчур узкие окна. Большая часть алтаря скрывалась в полумраке.

Тщедушный священник замахал руками и торопливо задвигал челюстями. Он хотел поскорее освободить рот, но вместо этого подавился и закашлялся. Желто-белые комочки пережеванного яйца исторглись наружу, обсыпали бороду, антиминс и даже попали в чай.

46

первая часть литургии, на которой совершается приготовление хлеба (просфор) и вина для совершения таинства Евхаристии.

Из-за иконостаса донесся топот и голоса. Решительные шаги приближались к алтарю. Я заметил на свободном стуле черную рясу, облачился в нее, сорвал и спрятал в карман рыжий парик, надел на голову парик с черными как смоль волосами, сверху напялил камилавку ^[47] и принялся колотить по спине давившегося от кашля батюшку.

В алтарь заглянул запыхавшийся Дурасов. Я удержал батюшку, надавив ему на плечо левой рукою, а правой воздел крест над головой полицеймейстера и страшным шепотом произнес:

47

Вид черной шапочки.

— Имя! Назови свое имя, бес!

— Я полковник Дурасов, — прогремел Егор Александрович.

Батюшка попытался вырваться, но я незаметно для полицеймейстера стиснул ему горло так, что он снова зашелся кашлем.

— Что тут происходит?! — воскликнул Дурасов.

— Отчитка ^[48] , сын мой, — страшным шепотом провозгласил я и, подняв крест над головой священника, произнес: — Покайся, страждущий от духа нечистого…

48

Экзорцизм в Православии.

В алтарь ввалились подручные Дурасова. Священник, не сумев встать на ноги, попытался опуститься на пол, потянувшись вперед руками. Чувствуя, что не удержу батюшку, я хотел было броситься на полицейских, ошеломить их внезапным нападением и попытать бежать. Но тут один из них закричал:

— Глядите-ка, подпол!

За престолом обнаружился люк. Дурасов нагнулся, схватил за железное кольцо и открыл проем. Его помощники подошли ближе и заглянули вниз. Я легонько ударил батюшку по горлу и страшным шепотом произнес:

— Вы открыли врата, ведущие на погибель! Бесы туда исходят!

— Какие бесы?! — зло спросил Дурасов.

— Маркиз Ориакс ^[49] с огненной головой леопарда только что канул… — успел прошептать я.

Полицеймейстер, услыхав об огненной голове леопарда, немедленно скомандовал:

— Живо! Туда! Свечи возьмите!

Оба помощника взяли по несколько свечей, зажгли их и спустились в подпол. Батюшка давился и пытался вырваться, впрочем, силы его совсем иссякли.

49

Демон, появляющийся в облике льва или леопарда с хвостом змеи.

— Вот это да! — раздался голос из подпола.

— Что там?! — нетерпеливо спросил Дурасов.

— Малюта Скуратов, — послышалось в ответ.

— Не понял?! — с изумлением воскликнул Егор Александрович.

— Малюта Скуратов, — повторил голос.

— Черт знает что, — пробормотал полицеймейстер, наклонившись к проему.

Я отпустил батюшку, подхватил Дурасова снизу за ноги, дернул на себя, одновременно поддав плечом по филейной части полицеймейстера, и он, вскрикнув, свалился в подпол. Я закрыл люк, выломал ножку стула и пропустил ее через кольцо.

— Э-эх, — выдохнул изумленный священник.

Я выволок его на улицу и усадил на землю, прислонив спиною к стене.

— Ну, батюшка, вы уж простите меня, грешного, и при случае помолитесь за меня, — попросил я на прощание.

Теперь было самое время нанести визит Карамзину.

Глава 21

— Любезный друг мой, вы приехали вовремя: мы как раз собираемся отобедать, — обрадовался моему появлению Николай Михайлович.

Он повел меня к столу. Екатерина Андреевна ^[50] поднялась навстречу. Я прикоснулся губами к ее руке. Не будь эта очаровательная женщина супругой уважаемого историографа, а также будь я и сам в иных обстоятельствах, так непременно приволокнулся бы за нею.

— Здесь сейчас тихо, — сказала Екатерина Андреевна. — Когда граф Ростопчин в Москве, в Сокольниках все замирает.

— Екатерина Петровна отдыхает, — добавил Николай Михайлович.

50

Екатерина Андреевна Карамзина (в девичестве Колыванова) — вторая жена Н.М. Карамзина, внебрачная дочь А. И. Вяземского.

Судя по его многозначительному тону, он подумал о том, что мне было бы неловко обедать в компании с графиней Ростопчиной после ночного вторжения в ее спальню.

Об утреннем нелицеприятном разговоре с генерал-губернатором Карамзин не знал. Я задумался: стоит ли рассказывать об этом самому? Я рассчитывал обрести в лице историографа помощника, но если он усомнится в моей искренности, вся затея пойдет прахом. А вечером, вернувшись на дачу в Сокольники, граф Ростопчин наверняка расскажет о том, что мы повздорили.

— Андрей Васильевич, любезный друг, как продвигается ваше расследование? — спросил Карамзин. — Что- нибудь слышно о мадам Арнье?

— Продвигается, Николай Михайлович. Медленнее, чем хотелось бы, но и на мертвой точке не стоит, — ответил я. — Беда в том, что в окружении Федора Васильевича имеются не только дельные люди, но и совершенно бестолковые…

— О, любезный друг! — воздел руки историограф. — Предвижу ваши следующие слова, ибо люди бесполезные всегда коварны.