1977. Кошмар Чапелтауна

Магазины открыты, а не заколочены.

Люди живые, а не мертвые.

Полдень в другом мире.

Я думаю о Дженис:

Деревья черные.

Небо кровавое.

Магазины заколочены.

Люди мертвы.

Милгарт, Лидс.

Суббота, 4 июня 1977 года.

Полдень.

Все в сборе:

Олдман, Ноубл, Олдерман, Прентис, Гаскинс, Эванс вместе со своими отрядами.

И Крейвен.

Я ловлю его взгляд.

Он улыбается, потом подмигивает.

Я мог бы убить его прямо сейчас, здесь, в зале заседаний, до обеда.

Он наклоняется к Олдерману и шепчет ему что-то на ухо, похлопывая себя по нагрудному карману. Оба смеются.

Три секунды спустя Олдерман бросает на меня взгляд.

Я смотрю на него в упор.

Он отводит глаза с легкой улыбкой.

Черт.

Они все шепчутся между собой. Я теряю терпение:

Помойка, черное длинное бархатное платье на помойке.

Олдман заводит:

– Сегодня утром, без четверти семь, разносчик газет услышал крики о помощи, доносившиеся с помойки у храма Сикхов в переулке Боулинг Бэк, в брэдфордском микрорайоне Боулинг. Он обнаружил тяжело раненную Линду Кларк тридцати шести лет, лежавшую на земле. У нее был проломлен череп, а также имелись колотые ранения в области живота и спины. Предварительное заключение показало, что черепно-мозговые травмы были нанесены молотком. Она была немедленно доставлена в больницу Пиндерфилд в Уэйкфилде, где и находится в данный момент под круглосуточной полицейской охраной. Несмотря на тяжесть нанесенных ей ранений, миссис Кларк смогла дать нам кое-какую информацию. Пит.

Она лежит на животе на помойке, ее лифчик задран, трусы спущены, его штаны – тоже.

Ноубл встает:

– Миссис Кларк провела вечер пятницы в клубе «Мекка», в центре Брэдфорда. Покинув «Мекку», миссис Кларк направилась к стоянке такси и заняла очередь, она собиралась ехать домой, в Бирли. Поскольку очередь была очень длинной, миссис Кларк решила пойти пешком и попытаться поймать машину по дороге. Некоторое время спустя к обочине подъехала машина, и водитель предложил подвезти миссис Кларк до дома. Она согласилась.

Ноубл замолкает, оглядывается на Джорджа.

Он кончает себе в ладонь, потом режет ее.

– Господа, мы ищем автомобиль марки «Форд-кортина-2», седан, белый или желтый, с черной крышей.

Мы вскакиваем на ноги, почти бегом направляясь к выходу.

Треугольник кожи, кусочек плоти.

– Водитель – белый, лет тридцати пяти, крупного телосложения, ростом около шести футов, волосы светло-каштановые, до плеч, широкие брови и пухлые щеки. Очень большие кисти рук.

На потом.

Комната – в огне.

ПОПАЛСЯ, ГАД, ПОПАЛСЯ.

Я смотрю на Радкина, нервного, бесстрастного, за много миль, много лет отсюда.

Но что-то не так.

– В данный момент осматривается место преступления, проверяются отпечатки шин, наши брэдфордские коллеги ходят по домам, опрашивают потенциальных свидетелей, – говорит Олдерман.

Стук в дверь, тысячи раз в тысячи дверей, тысячи жен, косящихся на мужей, бледных, как простыни, тысячи простыней.

Снова Ноубл:

– Отчет судмедэкспертов будет готов в течение часа, но Фарли уже сказал, что это – наш клиент. Наш Потрошитель, –говорит он, последнее слово – сквозь зубы.

Бесконечно.

Олдман встает, на секунду замирает перед своими войсками, перед своей личной маленькой армией.

– Он облажался, ребята. Пора брать мудака.

Мы готовы, мы под напряжением.

Ноубл пытается перекричать электрические разряды:

– Так, распределение: старший следователь Олдерман и Прентис – в Брэдфорд, инспектор Радкин – наверх, Отдел по борьбе с проституцией и административная часть остаются здесь.

Я оборачиваюсь и вижу в дверях старшего следователя Джобсона, Сову;он выглядит вымотанным и постаревшим, под тяжелой оправой – покрасневшие глаза.

Я киваю, и он начинает пробираться ко мне против течения толпы.

– Как Билл? – спрашивает он, перекрикивая шум.

– Ничего хорошего, – отвечаю я.

Мы стоим в стороне.

Морис Джобсон держит меня за локоть:

– А как Луиза и малыш?

– Да все нормально.

– Я все собирался заехать, но со всеми этими… – он обводит взглядом комнату, полицейские торопятся к выходу, сотрудники Отдела по борьбе с проституцией на месте, Крейвен не спускает с нас глаз.

– Знаю, знаю.

Он смотрит на меня:

– Тебе, наверное, тяжело?

– Луизе еще тяжелее, она каждый день с Бобби, да еще в больницу приходится ездить.

– Хорошо хоть она из семьи полицейского, знает, как оно бывает.

– Ну да, – говорю я.

– Передавай им огромный привет, ладно? Я постараюсь заехать повидаться с Биллом в эти выходные. Если получится, – добавляет он.

– Спасибо.

Потом он еще раз смотрит на меня и говорит:

– Если тебе что надо – ты не стесняйся, ладно?

– Спасибо.

И мы расходимся: он – к Джорджу, я – наверх, думая:

Дядя Морис, Сова, мой ангел-хранитель.

Радкин и Эллис молча сидят в кабинете Ноубла и ждут.

Я вхожу – Эллис раскрывает варежку:

– Так что ты думаешь, нам теперь опять в Престон ехать?

– Хрен его знает, – говорю я, присаживаясь.

– А ты что думаешь, начальник? – продолжает он.

Радкин пожимает плечами и зевает.

Эллис:

– Я думаю, мы его к концу завтрашнего дня заметем.

Мы с Радкиным молчим.

Эллис продолжает разговаривать сам с собой:

– Может, они нас в «Мекку» пошлют. Было бы неплохо – выпить, телкам по ушам потереть…

Дверь открывается – входит Ноубл с протоколом в руках.

Он садится за свой стол и открывает папку:

– Значит, так. Донни Фэйрклоф, белый, тридцать шесть лет, живет в Падси со своей престарелой матерью. Таксист. Ездит на белом «Форде-кортина» с черной крышей.

– Е-мое, – говорит Эллис.

Ноубл кивает: