1977. Кошмар Чапелтауна
Шрифт:
– Точно. Его имя уже всплывало в прошлом году в связи с делом Джоан Ричардс.
– Любит кусаться, – добавляю я, думая: голая и искусанная, красные полосы на груди, на животе, на заднице,
– Так, хорошо, – говорит Ноубл, он кажется довольным. – Мы его уже пару раз задерживали…
Радкин поднимает глаза:
– Группа крови?
– Третья.
Мы паркуемся на Монреаль-авеню, не доезжая ста метров до стоянки такси.
Стук в окно.
Радкин опускает стекло.
Урод из Отдела по борьбе с проституцией заглядывает
Я вижу, как он трахает Дженис на полу фургона, как фотографирует, как сосет ее грудь…
– Он только что вошел.
Я подхожу к нему сзади, оттаскиваю его за волосы и распарываю ему горло «розочкой»…
– Что еще? – спрашивает Радкин.
– Да все, что ты хочешь, е-мое.
Я выволакиваю его из фургона, штаны болтаются у него на пятках, я достаю фотоаппарат…
– Надо повязать мудака на месте. И выбить из него все, что надо, – говорит Эллис.
– Ты с нами? – спрашивает Радкин, оборачиваясь ко мне.
Мужик из Отдела по борьбе с проституцией смотрит на меня, потом бросает на заднее сиденье ключи.
– Коричневый «датсун» за углом, на Калгари.
– По крайней мере, нас долго упрашивать не придется, – ржет Эллис.
– Давай, пошел, – улыбается Радкин.
– Я, что ли? – переспрашивает Эллис.
– Дай ему ключи, – говорит мне Радкин.
Я передаю их вперед, мужик из Отдела по борьбе с проституцией все еще смотрит на меня не отрываясь.
– Я что, тебе нравлюсь?
Он улыбается:
– Ты ведь – Боб Фрейзер?
Я держу руку на ручке.
– Да, а в чем дело?
– Боб, не надо, – говорит Радкин.
Мудак из Отдела по борьбе с проституцией пятится от машины с обычным для таких случаев текстом:
– А че за проблема-то?
Радкин выходит и что-то говорит ему, оглядываясь. Эллис оборачивается, вздыхает:
– Вот черт, – и выходит из машины.
Я сижу на заднем сиденье «ровера» и наблюдаю за ними.
Мужик удаляется вместе с Эллисом.
Радкин снова садится в машину.
– Как его зовут? – спрашиваю я.
Радкин смотрит на меня в зеркало заднего обзора.
– Ты что, не можешь мне сказать, как его зовут?
– Спроси лучше Крейвена, – говорит он. Потом:
– Черт, пересаживайся вперед. Он уходит.
Я сажусь вперед, он заводит мотор, и мы срываемся с места.
Я беру рацию, пытаюсь связаться с Эллисом.
Без результата.
– Этот мудак все еще тявкает, – бросает Радкин сквозь зубы.
– Надо было мне пойти одному, – говорю я.
– Не надо. Один ты уже достаточно напортачил.
Мы стоим на перекрестке с Хэйрхиллс.
Белая «кортина» Фэйрлофа с черной крышей поворачивает налево, в сторону Лидса.
Я снова пытаюсь связаться с Эллисом.
Он отвечает.
– Вытащи, бля, свой долбаный палец из задницы! – кричу я. – Он едет в Лидс.
Я прерываю связь прежде, чем он успевает рассердить Радкина еще больше.
Фэйрклоф поворачивает направо на Раундхей-роуд.
Я пишу:
04.06.77, 16:18, переулок Хэйрхиллс, правый поворот на Раундхей-роуд.
Он выжимает газ, я пишу дальше:
Бэйзуотер Кресент.
Бэйзуотер Террес.
Бэйзуотер Pay.
Бэйзуотер Гроув.
Бэйзуотер Маунт.
Бэйзуотер Плейс.
Бэйзуотер-авеню.
Бэйзуотер-роуд.
Он поворачивает направо на Баррак-роуд, мы едем прямо.
– Правый поворот на Баррак-роуд! – кричит Радкин мне, я – в рацию Эллису.
Я вижу Эллиса в зеркало заднего обзора, он включает правый поворотник.
– Он у него на хвосте, – говорю я.
Голос Эллиса скрежещет в нашей машине:
– Он паркуется у клиники.
Мы поворачиваем направо и съезжаем к обочине за перекрестком с Чапелтаун-роуд.
– Подбирает жирную пакистанскую сучку с кучей барахла, видно, затарилась в магазинах, – говорит Эллис. – Движется в вашем направлении.
Мы смотрим, как «кортина» проезжает мимо нас и выворачивает обратно на Раундхей-роуд.
– Мы едем за ним, – говорю я в рацию.
Радкин отъезжает от обочины.
– Скажи Эллису, чтобы подхватил его у следующего светофора, – говорит Радкин.
Я выполняю команду.
Радкин паркуется.
Мы стоим у въезда на Спенсер Плейс, у входа в дом Дженис.
Я смотрю на него.
– Тебе надо доделать свои дела, – говорит он, наклоняясь через мое сиденье и открывая мне дверь.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ничего. Будь здесь в семь.
– А что с Фэйрклофом?
– Мы сами справимся.
– Спасибо, Скип, – говорю я и выхожу из машины. Он закрывает дверь и уезжает по Раундхей-роуд
с рацией в руке. Я смотрю ему вслед.
Я смотрю на часы.
Полпятого.
Два с половиной часа.
Я стучу в дверь и жду.
Ничего.
Я поворачиваю ручку.
Дверь открывается.
Я вхожу.
Окно открыто, ящики вытащены из комода, с кровати снято белье, по радио – «Горячий Шоколад»: «Ты снова победил»…
Шкафы пусты.
Я беру с туалетного столика письмо.
Бобу.
Ячитаю.
Она ушла.
Звонок в студию: А дело-то в том, что на половине домов британские флаги висят вверх ногами, черт побери.
Джон Шар к: Как можно!
Слушатель: Конечно, вы, Джон, можете смеяться, но представьте, каково это, если повсюду будут висеть перевернутые распятия.
Джон Шарк: Ну, перевернутый флаг и перевернутое распятие – это все-таки не одно и то же.
Слушатель: Разумеется, одно и то же, глупый ты мудак. На флаге-то что? Крест. Так ведь?