2 наверху
Шрифт:
В памяти не осталось подробностей, каким образом они оказались на последней площадке под крышей.
Впрочем, Лия курила – и это оправдывало местонахождение.
В промежутки между затяжками Панин целовал ее умелые губы.
Но его руки, шарящие по кофточке, не успели по-настоящему оценить Лиину грудь.
Сейчас Лия Львовна стала Дроздовой, выйдя замуж за сокурсника Егора, работала в колледже статистики и имела дочь-школьницу.
А здесь ничего не изменилось.
Разве что вместо красных жестянок из-под кофе «Пеле»,
– И что мы тут будем делать? – спросила Вера, насмешливо глядя на него.
– Ничего, – ответил Панин и двумя руками взял ее за самое притягательное место.
Сквозь тонкую ткань блузки ощущались ребра бюстгальтера – равномерно многочисленные, как швы на носовом элементе самолета.
– У тебя приятная грудь и я тебя хочу, – честно сказал он.
– Ничем не могу помочь, Дима, – голос ассистентки звучал ровно. – Я девственница.
Где-то снизу – на пятом этаже, пролетом ниже – вспыхнули молодые голоса.
Там бродили абитуриенты, которым жизнь казалась сплошным весельем.
А тут воняло застарелым табаком.
Девственниц в его жизни оказалось ненужно много.
– Пошли отсюда, – отрезвев, сказал Панин и первым пошел вниз.
Матфаковский этаж таял в летнем сумраке.
– Будь здорова, Вера, – проговорил он. – Я не буду возвращаться. Устал, как собака. А ты развлекайся шампанским, пей и веселись. Извини, что погорячился.
– Ничего страшного, Дима, – спокойно ответила Гагатька. – От жары еще и не то случается. Поезжай домой и встань под холодный душ. Все как рукой снимет.
– Спасибо за совет, – Панин улыбнулся и сухо поцеловал ее в лоб.
В дальнем конце коридора мелькнули черные ноги под светлым платьем, но он не обратил внимания.
Он слишком устал от всего: от жары, от экзамена, от неудовлетворенности, от недописанной докторской, от того, что до сих пор не стал доцентом, от чего-то еще – гнетущего и темного, лишающего сил.
Хотелось скорее оказаться дома, в самом деле принять душ, выпить водки и отключиться от злобы дня.
Глава вторая
1
– …Дмитрий Викентьевич!
Панин обернулся.
По пологому тридцатиметровому крыльцу физматкорпуса – на которое, по слухам, университет списал миллион рублей – спускался доцент Куценко.
– Я, Федя, я! – ответил он, останавливаясь.
Шаляпина некоторые недолюбливали из-за хохляцкой манеры подтрунивать, но Панину он нравился.
– Ты домой?
– Нет, к цыганкам в «Яр», – он отер пот со лба. – Домой, Федор Иваныч, куда же еще? А что?
– Поехали, подвезу, – предложил Куценко, качая на пальце брелок в форме тигриного клыка. – Чем на автобусе час париться.
– Федя, я в Сипайлове живу, – возразил Панин. – А ты вроде в Зеленой Роще, нам разве по пути?
– Ну да, я в Зеленке…
Доцент нажал кнопку – стоящая в ряду других серебристая корейская
машина узбекского производства мигнула фарами, проскрежетала и завелась.–…Но сейчас мне надо в твою Сипуху. Так что поехали.
– И что ты там забыл? Хотя догадываюсь. Не «что», а «кого».
– Мастерство не пропьешь! – Шаляпин ухмыльнулся. – Правильно мыслишь, Дмитрий Викентич.
Куценко и в студенческие времена был отъявленным бабником, хотя, в отличие от Горюхина, всегда действовал аккуратно.
Обузданный семьей и двумя детьми, он не бросил привычек.
– Ну если правильно, то подвези, – согласился Панин. – Буду тебе очень благодарен.
Ехать даже в крошечной машинке, напоминающей унитаз на колесиках, было лучше, чем провести час среди людей, которые моются раз в неделю.
– Немного поторопился заводить, – вздохнул Куценко, когда они спустились на стоянку. – Жара и душно, придется постоять с открытыми дверьми. В этом пидарасном «Матизе» нет даже кондиционера, следующую тачку буду брать с климат-контролем.
– Ты молодец, Федя, – сказал Панин, бросив свой портфель вслед за куценкинским на заднее сиденье. – Своя машина – это своя машина. Куда захотел, туда поехал.
Вздохнув, он подумал, что, имей транспорт, мог бы время от времени уговаривать Галину Сергеевну на визит.
– Ну а ты что отстаешь? – спросил Куценко. – Ездишь пешком? Давно бы мог купить, тем более, у тебя и семьи нет.
– Куплю, Федя, через год. Все спланировано и все под контролем. Еще одна приемная кампания – и мне хватит на машину. Думаю взять что-нибудь вроде «Джетты», с автоматом и всеми опциями.
– Уважаю, Викентьич, – Куценко кивнул. – Только долго не тяни. Говорят, в будущем году приемные экзамены отменят, ЕГЭ будет одновременно выпускным и вступительным.
– Как, уже в девятом? Вроде разговоры шли, что с тринадцатого? И мы еще успеем обзавестись машинами и поменять квартиры.
– Не знаю, Дима, не знаю. За что купил, за то и продаю. Но в отделе образования о том говорят всерьез. И если так сделают, мы будем лапу сосать, а машины и квартиры станут менять школьные учителя.
– Да, уж, эти сеятели разумного-доброго-вечного…
Школьных учителей Панин не любил.
Его постоянно назначали в оргкомитет областной математической олимпиады школьников – заниматься работой утомительной и, как всегда, бесплатной.
Было противно вспоминать, к каким ухищрениям прибегали «сеятели», чтобы протащить своих учеников в призеры лишь с целью заработать себе очки и получать звание «методиста».
– Думаю, конечно, все как-то переиграется, – сказал Куценко. – Для тех, кто не смог купить хороший ЕГЭ устроят возможность сделать то же самое при поступлении.
– Хочется надеяться. Иначе работать в ВУЗе не останется смысла.
– Смысл, Дима, найдется по-любому. Помнишь анекдот про американца и русского?