2066

Громкий монотонный голос произнес знакомую фразу. Я кликнул по зеленой кнопке и открыл глаза. Каждое возвращение в подземный мир, где мне довелось не просто родиться, но и почти дожить до своего совершеннолетия, стоило больших сердечных усилий. В этот самый момент я ощущал себя младенцем, нагло отнятым от материнской груди. И хотя мне никогда не приходилось видеть своей родительницы, я всегда почему-то думал, что именно так, а не иначе должен себя чувствовать человек, когда его забирают из материнских рук. Над моими догадками о собственном происхождении часто смеялись остальные насельники Иверетской шахты.

Особенно же преуспел в этом неблаговидном деле мой сосед – Е02. Капсула его находится прямо у меня под боком.

Оба мы, появившиеся на свет из Великой Матки, унаследовали весьма странную внешность. Виновником ее, по словам метов, стала некая ошибка в общем для всех жителей шахты генетическом коде. Дело в том, что все остальные работники были точными копиями друг друга и отличались разве что набором цифр, небрежно вышитых на нагрудном кармане робы. Эти живые клоны имели пшенично-русые волосы, низкий лоб, тонкий, расширенный книзу нос и такие же тонкие, вечно сжатые губы, хорошо сочетавшиеся с четко очерченным остроугольным подбородком.

Я лишь в последние несколько лет смог привыкнуть к своей неклонированной внешности. Когда мы с Е02 жили еще в стенах Красного интерната, где кроме нас подрастало еще несколько тысяч детей, то уже испытывали на себе постоянные любопытные взгляды, от которых каждый раз сильно смущались.

Высвободившись из капсулы, я взглянул на часы, впечатанные в стену умелой рукой Е02. Они показывали без четверти восемь. Менее, чем через полчаса заступала на работу моя смена, поэтому мне нужно было поторопиться. В отличие от меня, Е02 продолжал лежать в закрытой капсуле и судя по безмятежно-равнодушному выражению лица, вовсе не торопился выйти из игры.

Я тихо подошел к ложу соседа, напоминающему огромный каменный гроб, и осторожно постучал по такой же огромной крышке из керамического стекла.

С громким стуком она откинулась в сторону, и из широкого чрева капсулы показался наконец-то наружу мой сосед, похожий на меня как две капли воды. Тот, кто впервые бы увидел нас воочию, возможно, поразился бы нашим необычайным сходством. У Е02 были такие же темно-каштановые волосы, постоянно свисавшие черными неухоженными паклями на бледный высокий лоб. Благодаря маленькому носу, немного вздернутому кверху и таким же маленьким пухлым губам, соседствовавшим рядом с круглыми щеками, он казался намного младше своих восемнадцати лет. Однако еще большую детскость придавали ему крошечные, чуть больше горошины, ямочки, которые проглядывали наружу всякий раз, когда он улыбался (а случалось это в последнее время с ним совсем не часто). Точно такие же ямочки можно было встретить и у меня на щеках.

Можно сказать, что нас было почти не отличить друг от друга. Но тот, кто внимательно пригляделся бы к лицу Е02, сразу заметил бы на нем серо-желтые пятна, какие обычно можно встретить на лицах у чахоточных больных. И действительно, сосед мой вот уже три месяца мучился от болезни, знакомой для всех обитателей Иверетской шахты. От этого тяжелого недуга каждый день у нас умирали десять, а то и двадцать юных работников.

Мне казалось, что Е02 уже смирился со своей горькой участью. Но в последние две недели его стали мучить ко всему прочему боли в глазах. Из-за них он не мог играть, а значит и не мог охотиться на крагиботов в любимом «Цаяде». Бескрайние просторы солнечной Цаядесской долины, где каждый день он ловил грубую и непокорную дичь, так согревали глаза, привыкшие лишь к сумеречному подземельному свету. Игра заставляла его хотя бы на несколько часов забыть о той каторжной невыносимой работе, которую каждый день выполняли мы, жители гигантского Иверета.

Сегодня же лицо Е02 было особенно мучительно-бледным. Он уже неделю не появлялся в шахте. А за любой свой прогул работник Мертвого каньона получал три удара плетью как провинившийся перед Великой Маткой ребенок.

Тяжело прокашлявшись, Е02 подошел к железной кружке, встречавшей его каждое утро на широком плоском камне, что был расположен между капсулами. Последний заменял нам полностью стол. Встав на колени, Е02 протянул дрожащие руки к посуде и, взяв ее тонкими жилистыми пальцами, которые были также скрючены недугом, тихо прислонил ко рту. В следующую секунду раздалось истошное хриплое рычание. Я быстро отвернулся к двери. Страдания соседа всегда переживались мною тяжело и мучительно.

Я дождался с привычным терпением окончания приступа, и, подоспев к Е02, вытер краем робы, в которой иверетские шахтеры не только работали, но и проводили ночь, его окровавленные губы.

– Оставь, оставь и иди, – нервно прошептал Е02, отодвигая в сторону мои заботливые руки, – ты же знаешь, я – покойник. Дело лишь в одном-двух днях. Или я умру от чахотки или буду забит до смерти плетью.

Я присел возле него, этого покалеченного болезнью подобия человека, и прижал к себе его хрупкое тело, от которого остались лишь одни торчащие в разные стороны ребра.

– Послушай, – обратился я к нему, – зачем ты каждый день говоришь о смерти. Если ее постоянно звать, она тебя и вправду когда-нибудь услышит. Зови лучше жизнь и тогда…

– Прекрати, – простонал мой сосед, – прекрати, ты говоришь ерунду. Еще две недели назад я не хотел, слышишь, не хотел уходить из этого проклятого мира. Но когда уже из глаз потекла кровь, я понял, что все, моя песня спета, окончательно и бесповоротно.

– Просто оставь на несколько дней игру, – проговорил я тихим голосом, пытаясь его успокоить.

– Ты хочешь, чтобы я лежал целый день в капсуле и ждал плети? Я – охотник, понимаешь, охотник! Этот проклятый серый мир, эти проклятые клоны! Знаешь, знаешь, где они у меня уже все сидят? Я не могу здесь даже слово сказать, чтобы себя защитить. А там, там, все так красочно и светло, там я чувствую свое достоинство, понимаешь, мое достоинство! Здесь, в этом мире нас каждый день втаптывают в грязь эти меты, эти ничтожества в масках, а там я сам втаптываю всех в грязь. Всех, всех, слышишь? Даже самого короля крагиботов!

И вскинув руки над головою, он угрожающе помахал ими в воздухе, будто пытаясь показать свое величие, задавленное суровыми стражниками.

– Тихо, тихо, друг!

Я испугался, что нас могут услышать, и снова крепко прижал к холодному мертвецкому телу свой теплый бок, в котором билась всеми красками жизнь.

А затем, словно о чем-то вспомнив, едва слышно, прошелестел:

– Ты знаешь, я тоже иногда чувствую, что есть другой мир. Мне почему-то кажется, что он совсем не рядом, не в этой каменной коробке, а там, где-то наверху, под небесными сводами. Мне кажется, вопреки всем рассказам метов, там есть жизнь, такая же, какую мы видим в игре, и даже намного ярче и богаче.

– Твои слова, ты знаешь, в них нет истины. Они – одна сплошная фантазия, – горестно вздохнул несчастный мученик. – С самого детства ты любил больше всего на свете воображать. Помню, ты когда-то рассказывал клонам, что мы произошли с тобой от человеческой матери. Теперь ты говоришь, что там наверху есть жизнь. Тебе так же, как и мне, известно все. Земля разрушена. А там, там осталась одна лишь лава. Планета мертва. Мы вынуждены жить здесь, чтобы спастись. Только вот я не знаю точно, что было бы для меня лучше – родиться и мучиться здесь в темноте или сразу же потонуть в жарком пламени.