2066

Выждав несколько секунд, пока клоны смолкнут, мет ударил плеткой по иверетской земле. Желтая пыль стройным столбом взвилась в горячий воздух шахты. Несколько громких вздохов просочилось из толпы к самому месту эшафота.

Следующий удар уже пришелся по моей спине, гладкой и черной от робы, никогда не видавшей стирки. Я стойко выдержал первые тридцать прикосновений плети. Но уже на тридцать первом ударе боль наконец-то дала о себе знать.

Мне показалось, что кожу мою содрали заживо, и теперь плеть гуляет лишь по оголенным белым костям. Я смотрел на детей, в их круглые глаза, в которых читался животный страх, перемешанный с нездоровым зверским любопытством. Они следили внимательно, следили, не отрываясь ни на миг, за этим мучеником, прощавшимся с жизнью прямо у них на глазах.

Я начал кричать, мне вдруг показалось, что крик сможет хотя бы на несколько мгновений заглушить эту непроходящую и все нарастающую боль.

– По – по – щадите! – прорвалось у меня из горла.

Среди клонов раздался чей-то дерзкий смешок.

– По-по-щади! – прорычал я, повернув голову к палачу.

Но тот продолжал равнодушно размахивать плетью. И вдруг откуда-то сверху, с самой крыши Красного интерната раздался чей-то тоненький, едва слышный голосок:

– Довольно! Пожалуйста, довольно!

Я, мет, а вместе с нами и вся толпа клонов подняли головы вверх. Из распахнутого настежь окна второго этажа на толпу смотрел маленький пятилетний ребенок. Его крошечные кулачки спешно вытирали слезы, лившиеся дружным потоком из испуганных глаз.

Палач в ярости отбросил в сторону почерневшую от крови плеть и недовольно прокричал воспитателю, стоявшему за спиной мальчика:

– Уведите ребенка! Спектакль окончен.

А затем также недовольно прошипел над самым моим ухом:

– Что ж, в кровь твою, Е02, видно были подмешаны счастливые гены. Благодари дурака-мальчишку за свое избавление. Только вот недолго тебе придется нежиться на камешке. Чтобы после завтрака вернулся в шахту и выполнил сегодня двойную норму, а иначе завтра получишь вдвое больше ударов!

Для меня, задыхавшегося от счастья, слова мета прозвучали в ушах победною песней. Я радостно покачал головою в ответ. Медленно и осторожно, будто опасаясь, что мои кости вот-вот рассыплются, я поднялся с земли и сел на камень.

Клоны, внезапно лишившиеся представления, разочарованно бродили по Лобному месту в ожидании завтрака. На меня уже никто не смотрел. Видимо, живой и почти здоровый, я никому из них не был нужен.

Через несколько минут двери Красного интерната растворись, и несколько метов-воспитателей, облаченных в серые засаленные халаты, вынесли на каменных подносах железные миски с вечно зеленой овсяной кашей, в которую словно колья были воткнуты такие же железные плоские ложки. Небрежно оставив их на пороге, они удалились обратно.

Кухня для маленьких клонов и их более старших собратьев была общей и располагалась в подвале темно-бордовых стен. Я обычно смиренно выжидал очереди и не спешил первым к тарелкам. Но сегодня, несмотря на боль, пронизывающую спину, я быстро подполз к еде и вырвал прямо из-под носа подоспевшего клона заветный завтрак.

С исступленной жадностью стал поглощать я холодную овсянку, сваренную еще неделю назад, не замечая терпкий запах плесени. Наконец, отправив последнюю ложку в изголодавшееся от волнения чрево, отбросил миску в сторону и отправился за компотом, который меты также оставляли возле двери.

Уже взяв в руки легкую стальную кружку, я вдруг вздумал снова посмотреть в то самое окно, из которого прозвучал мой спасительный приговор. Створки его были закрыты, но сквозь тусклое стекло я смог разглядеть те самые два пытливых зеленых глаза, выдернувшие меня из цепких лап смерти, уже витающей над эшафотом.

Я отбросил стакан в сторону, как какую-то совсем бесполезную вещь, и встав во весь рост сделал глубокий поясной поклон.

Мальчик поклонился в ответ и сейчас же скрылся из виду.

Глава 4

Я не знал точно, сколько времени он провел за работой. К концу дня кирка моя почти расплавилась в истерзанных мозолями руках, которые рабочие Иверета всегда старательно прятали под черными резиновыми перчатками. Влажные от постоянно проступающего пота волосы, вылезшие из-под такого же черного, как смоль платка, неприятно теребили уши и заставляли каждые десять минут обращать на себя внимание. Но более всего меня мучила в этот день непроходящая боль от ударов, врезающая острыми копьями в спину.

Выгрузив последнюю телегу с собранными наспех камнями, я присел на проходящие рядом рельсы и пустым, отсутствующим взглядом посмотрел на бесконечную железную цепь из переполненных слитками вагонов.

Года три назад, когда я еще умел мечтать, мне хотелось хотя бы раз украдкой ухватиться за самый край последней вагонетки, чтобы вместе с ней улететь в небесную высь. Мне почему-то казалось, что все поезда, покидающие их родной тоннель, непременно должны следовать наверх.

«Вот бы хотя бы одним краешком, да что там краешком, кусочком уголка, самой чуточкой посмотреть на небо», – мечтал я тогда и свято верил, что небесная голубая высь может сделать меня счастливым.

Но поезд с перегруженными вагонами каждый раз отходил без меня, оставляя в пыльном, удушающем все живое подземелье.

И вот сейчас, глядя на вагонетки, уплывающие в самую глубь туннеля, я почему-то вспомнил о своих прошлых мечтах, которые еще недавно казались такими близкими и осуществимыми. Сбросив с себя перчатки, я посмотрел на покрасневшие пальцы, покрытые черной несмывающейся пеленой из пыли, и тихо заплакал.

Жизнь моя, которую я с таким трудом вытащил из голодной пасти смерти, теперь казалась мне лишь длинной чередой вагонов, бесполезной и бессмысленной.

Я просидел бы так, возможно, до самой ночи, если бы не услышал позади себя громкий рык мета:

– Е02, почему ты не выполнил свою норму?

Наспех смахнув черным рукавом робы слезы, предательски застывшие на щеках, я повернул к нему голову и робко произнес:

– Я выгрузил все в вагон.

– Все? А, по-моему, мне было передано от твоего смотрящего, чтобы ты выполнил сегодня тройную норму. Е02, я вижу ты очень хочешь плети.

– Нет, я все сделаю, завтра, все как вы скажете, только не трогайте спину, – задыхаясь от страха перед витавшим в воздухе наказанием, залепетал я.

– Завтра? – усмехнулся мет. – Завтра тебя ждет очередная прилюдная порка и поверь мне, на этот раз тебе никто не крикнет: «Довольно!».

И улыбнувшись во весь свой частокол зубов, неровных и длинных, он довольный засеменил за удаляющимся поездом.

«Может это и к лучшему, конечно к лучшему, – вздохнул я про себя, опустив глаза на темно-красную землю шахты, – в конце концов, лучше уж потерпеть немного боль, чем вот так, как Е02, мучиться каждый день. Ах, Е02, я же совсем тебя оставил, совсем одного!».