21,55,01

— Нет, — прохрипел я. — Время утекает. Нам нужна угроза, чтобы заключать сделки. Нужен вес. Нужны союзники. Пока мы бедные, никто не обратит на нас внимание. Никто не хочет водиться с зелеными новичками. Доверься мне. Я знаю, что делаю.

— Ага. Мы росли в одних условиях. Неужели думаешь, что куплюсь?

Я цокнул. Черт.

Взгляд упал на землю, переполз на круг с треугольником и медленно вернулся на Надю. Она плотно прижимала книгу к груди. Русые волосы трепал буйный ветер, как злобный родитель, что пытался вдолбить в голову ребенка непреложную истину. Плечи сестры едва заметно дрожали. Надя смотрел в сторону. Мои провалы в создании круга смутили ее, а плохая погода подбросила бревен в огонь сомнения. Но, возможно, намеки мира не были первопричиной. Что, если она боялась отнюдь не провала?

Я открыл рот. Хотел возразить, найти отговорку, но Надя сказала то, от чего мое сердце пропустило удар:

— Ты не должен быть таким. В детстве ты всегда был осторожным. Не выходил из дома без обдумывания плана. Ты… не похож на себя, Тео.

Ее слова звонко щелкнули в глубине души. И вновь одна шестеренка столкнулась с другой, и вновь сотни искр озарили изнутри механизм под названием «Теодор Рязанов». Чутье, мой верный напарник, убеждало меня в необходимости «мертвой руки». Ведь иначе я не выживу. В то же время тихий и забитый Тео из детства шептал обратное — выход есть, нужно остановиться и подумать. Нужно сбежать. Моя роль спорила с естеством. Моя роль? А кто я такой? Кто такой Теодор Рязанов?

Ответ пришел изнутри. Нечто из глубин выплюнуло его с неподдельной ненавистью и злобой:

— Ты выживальщик, — прохрипело оно голосом этой женщины. — Выжить любой ценой. Принимай любые решения. Совершай любое зло во имя выживания. Убивай. Грабь. Насилуй. Извращай и завоевывай. Иначе Надю не спасти. Умрешь ты, умрет и она. Поэтому делай, что хочешь. В конце концов, цель оправдывает средства.

А затем оно добавило:

— Я не буду просить прощения за содеянное. Меня нельзя оправдать. Нельзя простить. Но все же, если ты когда-нибудь это услышишь. Мне правда жаль, Денис.

Широко раскрыв глаза, я жадно заглотал воздух, как пловец, что надолго погрузился под воду и еле вынырнул.

Что это было? Видение? Обман разума? Воспоминание?

— Тео? — спросила Надя. Она шагнула в мою сторону, но тут же отступила и вернулась обратно. — Ты как? Что случилось?

— Ничего, — неосознанно соврал я. — На секунду показалось, что падаю. Как во время сна.

Надя приподняла бровь, но ничего не сказала.

Такое со мной происходило второй раз. Тогда, в пятиэтажке, слова этой женщины показались мне наваждением черта. Хитроумным обманом, чтобы сломить меня и заставить согласится на рабство. Но, что если я ошибался? Что, если в глубинах памяти покоились воспоминания, а в них и ответ, который я так искал? Точно! Вот он последний пазл головоломки этой женщины! Ее сложного плана! Он сокрыт во мне, а не в смертях родни. Осталось только вспомнить.

Из груди поднимался жар. Пальцы сжались в кулак сами по себе. Эта женщина играла с моей памятью. Сколько она изменила? Сколько спрятала? Был ли побег из дома вообще моим решением?

Я отмел чувства в сторону. Гневом делу не поможешь. Холодным ум — вот, что выручало меня все время. Обдумаю воспоминания позже.

— Тео? — вновь спросила Надя. — Ты опять застыл. Что с тобой происходит? В тебя пытается кто-то вселится?

— Нет, — помотал я головой и поднял с земли палку. — Скажи имя ангела. Пора заканчивать с ритуалом.

— Эм…

— Ангел может не прийти, — снова соврал я. Если она боялась успеха авантюры, проще убедить в провале, чем убеждать в безопасности обратного. — Ритуал срабатывает не всегда. Может, один раз из двадцати. Поэтому так мало мистиков-теургов.

На самом деле, теургия — крайне затратная дисциплина. Услуги и дары ангелов стоили не мало. Одному мистику не хватит и полжизни, чтобы окупить один дар слабейшего ангела. Поэтому не существовало теургов-одиночек. Желающие познать таинства общения с сущностями творения примыкали к влиятельным династиям теургов. А таких было не много. Иначе мистики соприкасались с ангелами через жречество. Не можешь связать — подчинись. Всех привлекало беспорядочное созидание. Но у всего есть цена.

Когда ангелы заполняли пробелы, появлялся долг, который выплачивали демоны. Иными словами, за каждое творение первых вторые разрушали нечто равноценное. Каждая частичка света, что источал ангел, когда-то умерла в чреве демона. Белые и черные дыры. Иначе и не скажешь.

— Не помню таких чисел, — возразила Надя.

— Не нужно было перескакивать с абзаца на абзац в поисках чего-то интересного, — пожал я плечами.

— Ладно. Но скажи мне в чем суть «мертвой руки». Пока я вижу только ловушку для ангела.

Я окинул взглядом круг с треугольником. Она права. Это только ловушка. Клетка.

— Достань из сумки хлопушку с таймером.

— Поняла, — кивнула она. — Вот зачем ты попросил сломать мамин таймер.

Надя достала мешочек. Таймер в виде яйца крепился с помощью скотча, который обматывал всю хлопушку целиком. На корпусе таймера виднелись трещины и порезы от ножа. Эта женщина использовала его для готовки. Маленький механизм не ждал дольше часа и затем срывался на раздражающий треск, когда подходило отмеренное время. Надя вмешалась в него и сильно замедлила. Теперь он терпел до двенадцати часов.

— Я сама поставлю, — обошла она меня и опустила на землю хлопушку.

Белое яйцо усеивали черные дырки. Еще одно изменение. «Мертвая рука» бесполезна, если обезвредить ее может кто угодно.

Надя присела у границы круга, выкопал руками неглубокую ямку, вытащила из сумки проволоку и засунула в одну из дыр на таймере. Внутри щелкнул «замок», и она прокрутила верхнюю часть яйца до предела. Вложила хлопушку в ямку, присыпала землей.

— Скажу по правде, я ожидала чего-то сложного, — отряхнула она руки и проверила время на телефоне. — Полдесятого. Я заведу таймер перед сном.

— Чем проще, тем лучше.

— Согласна. Продолжим?

В ее голосе прибавилось уверенности. Надю не волновал ни успех, ни провал. Похоже, ее душу терзало что-то другое. И я не понимал, что именно. Почему она успокоилась, стоило узнать устройство «мертвой руки»?

— Продолжим? — с большим нажимом повторила Надя. — Мы теряем время.

И мы вернулись на свои «места». Она — нетерпеливая и энергичная. А я — осторожный и нервный. Ее неловких ужимок и увиливаний как не бывало. Даже не верилось, что она и «Надя пять минут назад» — один человек.

— Хорошо, — сдался я. — Напомни его имя, а лучше покажи, как оно пишется.

Она повернула ко мне раскрытую книгу. На середине страницы жирным шрифтом выводились закорючки незнакомого языка. Не то японские иероглифы, не то латинские буквы. Судя по пробелам, имя состояло из двенадцати слов. И, похоже, было чем-то вроде стиха или короткой прозы. Я хотел заучить приветствия на енохианском, но дальше алфавита не зашел. Надя и вовсе отказалась прикасаться к «этой хренотени».

Я выцарапал на пепельной земле, вдоль ребер треугольника, «имя». Старался уместить на каждом по слову. Благо слов было двенадцать, а не, например, восемь.