21,55,01
Шрифт:
— Не предстало юной леди сидеть в кустах и подглядывать, — прогремел строгий голос надо мной.
На плечо упала грузная ладонь. Пальцы смяли ткань и кожу под ней. Меня подняли на ноги. Даже листья вокруг не успели затрещать, они лишь безмолвно задвигались.
Я в испуге бросила взгляд не на того, кто меня поймал, а на Евгения. Но парень смотрел на воображаемого друга. Его рот раскрывался, но до меня не долетало ни звука. Что? Не только листья возле меня и Евгений потеряли голос. Весь мир смолк, будто в ужасе перед кем-то или чем-то.
Медленно повернулась на того, кто застал меня за подглядыванием.
Мужчина смотрел на меня угрожающе. Одного взгляда на него хватало, чтобы понять: мне не сбежать. Какой бы быстрой я ни была, эта гора нагонит меня без труда. И схватит. Или раздавит. Или… Только сейчас я заметила саблю, что висела на ремне. Или заколет.
— Я… Эм… — замялась было я, но бегло придумала отмазку: — Я смотрела, чтобы хозяину не навредили.
— Не навредили, — повторил мужчина и кинул взгляд мне за спину. Затем вернул на меня, и я ощутила тяжесть, словно на плечи повесили железную цепь. — Ему ничего не угрожает. Не вижу никого, кроме него.
Я потупила взгляд. Не могла долго смотреть ему в «провалы». Черт дернул сказать:
— Он не один. Хозяин говорит… говорить… говорит с барабашкой.
Курам на смех. Ничего другого в голову не приходило.
— Так ты видишь их, — кивнул сам себе мужчина.
Так это семейное? У Вороновых безумие течет в крови? Жаль их детей, такое и злостному врагу не пожелаешь.
Но моя выходка спасла меня от наказания. Или отсрочила его. Я пока не поняла.
Мужчина неожиданно покачал головой и выдохнул. Его огромные губы изогнулись в широкой улыбке, приоткрывая желтые зубы.
— Невозможно. Девочка, тебе же десять лет от силы, — загромыхал он. — Ребенок бы давно погиб.
— Мне четырнадцать! — нашла в себе силы возразить я. — Почти пятнадцать.
Мужчина рассмеялся. Его хохот затряс листья и содрогнул землю. На секунду почудилось, будто мир шелохнулся от страха перед ним.
«Как матушка в разговоре с отцом», — подумала я.
Но Евгений Воронов как стоял в кругу и говорил с невидимкой, так и стоит.
Листья надо мной не удержались на ветках, посыпались, как при сильном ветре поздней осенью. Когда один из них пролетел у самого носа, когда заслонил собой грозного мужчину, мне показалось, что лицо того покрывали глубокие шрамы. Они показались всего на миг, но я разглядела зажившую рану, что ползла с подбородка на лоб, проходя левый глаз насквозь.
Листок пролетел, и шрамы исчезли. Я попятилась. Рука на плече придержала меня на месте. От следующей мысли меня коснулся мороз, словно после купания в речке:
«Он бес!»
Все сошлось! Евгений Воронов не лишился ума и говорил отнюдь не с невидимкой. Незримым гость был только для меня! А грозный дяденька отвернул меня от наследника, чтобы не мешала.
В своем несчастье я углядела возможность. По преданиям нечисть забирала ненужных детей от родителей. Прятала
между половиц и за печкой. И обучала тайнам и древним обрядам. Чудища превращали беспризорников в себе подобных или в колдунов и ведьм.Этот мужчина размером с гору мог забрать меня у отца и матушки. Научить магии, какую творил Евгений Воронов. Ведь за разговором с невидимкой явно стояло некое волшебство. Как-то он видел незримое! Соприкасался с той, неведомой, обратной стороной.
Я смяла подол сарафана и опустила взгляд в землю. Щеки предательски залились краской. Во рту пересохло. Я выдавила из себя жалкий писк, какой издает птенец, прося еду, и он перерос в шепот:
— Возьмите меня с собой.
С лица великана пропала веселость. Он улыбался, но не так, как прежде.
— Нет.
— Прошу! Я… Я буду покорной!
— Покорные девочки не отлынивают от боярщины, — возразил он. — Твое место в поместье или возле него.
— Я… Эм… — пыталась придумать иную причину, но в голову не лезло ничего дельного. Все мысли сводились к несбыточным обещаниям, да хрупким клятвам.
Что маленькая девочка могла предложить бесу? Нечисти, что живет столетиями и прислуживает темнейшим силам. Разве что, саму себя. Свое юное тело. Я глубоко вздохнула. Долго не решалась произнести вслух, и великан не стерпел моей передышки.
— Ты, девочка, зажгла во мне искру, — прогремел он. — В нашем мире царствует закон равного обмена. Хочешь что-то получить, отдай нечто столь же ценное. Подумай и скажи, какую цену ты заплатишь за мою благосклонность. Даю три попытки. Удивишь, и я соглашусь.
Я выпалила, не думая:
— Мое тело!
Великан покачал головой.
— Обмен не равен. Да и твоя жизнь тут же оборвется. Осталось две попытки.
Равный обмен. Что равно побегу от родителей и обучению волшебству? Я отмела этот вопрос в ту же секунду. В мире не найдется драгоценности, равной такому счастью. Поэтому подумала о другом.
Что могло удивить великана? Нечто невозможное.
— Я достану для вас звезду с неба.
Но он снова помотал головой.
— Звезда не принадлежит тебе, девочка. И свергнуть ее с небосвода не в твоих силах. Подумай о том, что имеешь. Чем владеешь только ты и никто другой. Осталась одна попытка.
Я задумалась. Хотелось отойти в сторону, но громадная ладонь великана лежала на моем плече, удерживая меня на месте. Руки скрестились на груди сами собой. Закрывать глаза, дабы погрузиться в раздумья, я не решилась — от затеи потерять великана из виду кожа покрывалась мурашками, а коленки невольно подрагивали.
Как удивить нелюдя?
«Предложить неожиданное», — пришел ответ.
Неожиданное, чем владела я и никто другой. Бес отверг мое тело, значит, он не радовался плотским удовольствиям. Думается мне, он нацелился на бесплотное. На мою душу.
Я открыла рот, чтобы выдать мысль, но помедлила. Без души меня заберет смерть.
Молчание затянулось. Великан стоял неподвижно, как изба. Его черные провалы вместо глаз не моргали. Все то время, что я раздумывала над ответом, пара белых огоньков неустанно смотрели на меня. Он ждал. Казалось, мое молчание распаляло ту искру любопытства. Но со временем любое пламя затухает, бревна обращаются пеплом, а воздух прованивается гарью.