21 интервью

Минчин: Если бы ты выбрал те годы, в которые хотел жить опять: 60-е, 70-е, 80-е, 90-е, – какие тебе ближе по психоэстетике?

Шуфутинский: Те, которые я прожил. Других я не знаю. Я жил в эти годы.

Минчин: Я бы с удовольствием вернулся в 70-е.

Шуфутинский: И жил бы всегда там?

Минчин: Не всегда. Но мне бы хотелось прожить их снова, потому что они были трогательными, чистыми.

Шуфутинский: Все, что касается тех лет, через которые прошла наша жизнь, все это близко ценными воспоминаниями, и всегда хотелось бы туда вернуться, чтобы оглядеться вокруг себя, а чисто психологически и морально мне бы хотелось пожить все-таки в будущем, но это, наверное, страшно, потому что через 50 лет – я не представляю себе. Если бы я оказался с сегодняшним сознанием в 2050-м – другая жизнь будет происходить, сложно, страшно, но чертовски интересно.

Минчин: У тебя есть все шансы. До 100 лет – обязан! Миша, вопрос, который ты бы хотел задать самому себе?

Шуфутинский: Что тебе надо? Езжай домой, ложись под зонтик у бассейна, попивай коктейли, загорай на солнышке, купайся, живи в уютном теплом месте. Зачем ты рвешься все время на куски, ездишь в какие-то города, перелетаешь два раза в день. Зачем тебе это все надо? А затем, что другой жизни я для себя не вижу и не представляю. Сегодня это для меня единственная форма существования. Пускай так сложнее, неуютнее. Меня окружают люди, которым нравится, что делаю я, а радовать их – это для меня большая честь и удовольствие. Поэтому, пока я нужен, пока меня принимают и ждут, я буду ехать и мчаться к ним и петь для них с удовольствием. Как только я почувствую, что я им не нужен, – вот тогда пойду и лягу под зонтик у бассейна. Пока я этого сделать не могу и не хочу.

Минчин: Внутри ты все-таки ощущаешь себя – или это неразделимо – музыкантом, певцом или аранжировщиком?

Шуфутинский: Я – музыкант.

Минчин: Есть что-то еще, что волнует тебя?

Шуфутинский: Меня волнует, что, когда я встречаюсь с людьми, с которыми связана часть жизни, я обнаруживаю вдруг, что мы не виделись шесть лет, хотя все это было как вчера, а прошел целый кусок жизни. Я думаю, неужели в следующий раз мы встретимся через шесть лет, а может, уже совсем не встретимся, потому что кто-нибудь из нас может уйти в мир иной. Это меня волнует, я очень переживаю из-за того, что мало и редко вижу своих знакомых и близких, даже свою семью. Мало могу уделить им времени. Хотелось бы отдать им всего себя, но времени не хватает. Разорваться невозможно, и это очень печально, потому что те люди, которые прошли рядом по жизни, они очень дороги. Это те воспоминания, какими мы живем, это наше самое главное богатство, а мы его теряем, потому что редко видимся. Но это сантименты.

Март, 2000, Москва

Интервью с самим собой Александр Минчин

Вопрос: Зачем вы это сделали – книгу интервью?

Ответ: Чтобы нажить мало друзей и много врагов. Шутка! О знаменитых людях ходит много легенд и сплетен, как правило, не соответствующих реалиям и реальности. Я хотел, чтобы творцы, достигшие великих высот в своем искусстве, сами рассказали о своей жизни. Девиз был прост: «Искусство в вашей жизни и ваша жизнь в искусстве». Кто-то открылся полностью, кого-то я не смог «расколоть».

Вопрос: Кто вы?

Ответ: Писатель. Я им и умру. А также драматург, сценарист, режиссер. И наверняка продюсер, люблю создавать и претворять.

Вопрос: Вы много уже написали?

Ответ: Десять романов, пять пьес, пять киносценариев и с дюжину рассказов.

Вопрос: В двух словах – о чем ваши романы?

Ответ: О любви, о жизни.

Вопрос: И больше ни о чем?

Ответ: А больше ничего не существует. Смерть? Это начало жизни, только другой.

Вопрос: О вашем детстве?

Ответ: Я родился в семье врачей, папа был профессор-уролог. Детство было почти счастливое: рос, дрался, играл в спортивные игры – все; любил театр и кино. Всегда мечтал стать актером, слава Богу, не стал. Не угодная Богу профессия, очень сильно за нее надо расплачиваться – как правило, головой и душой.

Вопрос: Что вас толкнуло взяться за перо? Не просто ж так?..

Ответ: Я прочитал тысячи книг, количество перешло в качество, и захотелось написать самому – только рассказ.

Вопрос: Какой был первый?

Ответ: «Джери», о тигрице в цирке.

Вопрос: А самый первый роман?

Ответ: «Псих».

Вопрос: О чем он?

Ответ: О любви к свободе и о сложности человеческих натур. Ведь в каждом из нас кто-то кроется. Не простой…

Вопрос: Какие были ощущения, когда взяли в руки свою первую книгу?

Ответ: В Анн-Арборе, в Мичиганском университете: недоумение, неприятие обложки и бумаги. Потом осознание и – слезы. Постепенное осознание того, что свершилось.

Вопрос: Из всех романов который вам ближе?

Ответ: Они как дети, я не могу их разделить и выбрать.

Вопрос: Что вам удается лучше всего в романах?

Ответ: Диалоги, как говорят мои издатели. Сетуют, что они лучше, чем у Толстого.

Вопрос: Толстой вообще, кажется, не был писателем?

Ответ: Ему просто нужна была эпопейная форма выразить все свои мысли и взгляды, от семьи до аграрных реформ. Японцы издали 90-томник. Художественный писатель не может написать столько.

Вопрос: Ваши любимые писатели?

Ответ: Платонов, Ильф и Петров. Из XIX века – Лермонтов и Тургенев.

Вопрос: А нерусские?

Ответ: Фицджеральд, Сэлинджер, Томас Вулф и Фолкнер. Меня вообще всегда интересовала Америка. И очень забавен Дюма, кстати, потрясающий плагиатор был. Все произведения молодых и неизвестных писателей под свое имя ставил. Его перу принадлежит 350 творений. Первое серьезное было опубликовано, когда ему было 27, прожил он всего 68 лет. За сорок лет написать, подготовить и издать 350 произведений, мы с вами знаем, физически невозможно. Когда-то мой первый покойный издатель говорил: для писателя норма – один роман в год. Если только не писать по готовым формулам детективчики короткого размера, как Жорж Сименон. Он строгал по штуке в месяц, иногда в неделю. «Деньги, господин Сакар, деньги». Отсюда и качество.

Вопрос: А из поэтов кто вам нравится?

Ответ: Бальмонт, Анненский, Северянин, Мандельштам.

Вопрос: Откуда взялись художественные образы в романах «Псих» и «Наталья»?

Ответ: Я пишу романы из реальной жизни. Естественно, воображение играет большую роль. Много гипербол, метафор, преувеличений, символов. Но потом надо доказать и убедить, что именно так было, хотя, возможно, так и не было. Я бы это назвал натуралистический реализм. Или физиологический, хотя реализм бывает только один – реальный. Я пытаюсь убедить и доказать, что выдуманное мною, назовите «сочиненное», – правда, реальность, что такое случилось с моими героями. Для этого мне не надо попадать в психушку, для этого мне не надо безумно влюбляться (хотя хотелось бы…) в какую-нибудь действительно «Наталию», чтобы создать идеал.