37-й пост

– Смотрите, встречная колонна идет, - кричит один из молодых солдат.

Навстречу шла большая колонна бронетранспортеров и грузовых машин. На БТРах сидят солдаты с автоматами на изготовку. С первого бронетранспортера машут рукой.

– Стой, - кричу я водителю.

Наша колонна останавливается, к машине подъезжает встречный головной БТР и тоже застывает. За ним колонна тоже останавливается.

– Бекетов, никак ты?

– Здорово Бандорян, - восторженно ору я.

С Давидом Бандоряном мы вместе кончали училище. Потом наши дороги разошлись и вот, первая трогательная встреча в Афгане.

– Ты куда?

– На 37.

– Паскудное место. А мы в Кабул, проводили операцию под Гератом, теперь обратно...

– Как дорога?

– От Герата до северного шоссе два раза попадали в переделку. А здесь уже рай.

– Потери есть?

– Один убитый, трое раненых. Больше присматривай за южной стороной шоссе. Они в основном засады делают там, против солнца, плохо видно...

– Как Саша? Дети то есть?

– У меня дочка, Настенька. Пока все хорошо. Я их оставил в Ростове у мамы. А ты все так же холост и воинственен. Сколько здесь времени служишь?

– Три года.

– Вай, вай, вай. А я только восемь месяцев.

– Давид, давай встретимся после войны в Ростове у ваших.

– Пойдет. Как шесть часов вечера после войны. Пока, Юрка. Трогаемся, ребята.

Машина дернулась и поплыла мимо нас. Проезжающие солдаты желали нам удачи.

Первый блок -пост, встретил приветливо. Только мы спустились на землю, чтобы размять косточки и сходить в туалет, как капитан, командир поста, отозвал меня к себе в землянку и сразу предупредил.

– Сейчас у духов начались изменения в структуре военного управления. Чувствуют, мерзавцы, что мы скоро уходим, вот и решили изменить тактику.

– Так это точно или ходят слухи, что мы уходим?

– Точно, старший лейтенант. Сейчас разрабатывается поэтапный план вывода войск. Но тебе считай не повезло, 37 пост теперь будет как кость в горле у духов. Он теперь наверняка поменяет свои охранные функции на оборонительные и будет сдерживать их наступление на Кабул.

– А что там за изменения в их тактике?

– Во первых, переход к крупномасштабным операциям, во вторых, полевые командиры усиливаются наступательным вооружением и соответственно техническими кадрами.

– Черт, как мне не везет.

– В их ряды вливается масса добровольцев из Пакистана и других арабских стран и теперь помимо бронетранспортеров появятся танки, системы залпового огня, зенитные комплексы и возможно самолеты.

– Неужели весь арабский мир против нас?

– Он давно против нас. Когда выезжаешь?

– До второго поста дотяну к ночи?

– Дотянешь. Если поедешь сейчас.

– Тогда постараюсь побыстрей накормить свою команду и тронусь.

– Желаю тебе выжить, старлей.

Самое прекрасное пожелание в этой глупой войне.

Мои солдаты сидят под колесами машин и едят из котелков кашу. Даже врачиха, присела на камни, под тень танка и еле-еле перемещает ложку, давясь гречкой. Я подхожу и присаживаюсь к ней.

– Ну как, себя чувствуете?

– Паршиво. Чувствую, что мои нервы после такой поездки совсем расшатаются. Я ведь понимаю, что самое страшное впереди и уже сейчас не могу отделаться от чувства страха.

– Мы все так, не вы одна. Это ребята при вас еще держаться, а так... Я уже здесь за время службы такое насмотрелся... Провожу колонну, а все молчат, от страха молчат. Сегодня же хорохорятся, разговаривают даже.

– Говорят, у вас с командиром части не очень хорошие отношения. Он вас в самые паршивые операции первым посылает.

– Правильно говорят. Полковник подонок.

Она пристально смотрит на меня.

– Про вас идет очень много слухов... А в этот раз вы в чем провинились?

– Набил рожу замполиту полка...

– Боже мой, но вас же могли отдать под трибунал. Ведь замполит порядочная сволочь, это я сама знаю.

– Могли, но слишком уж я был прав и потом бил я его не в служебное время.

– А разве на войне есть неслужебное время?

– Есть. Я его бил в кровати.

Врачиха улыбается. Я догадываюсь, что она давно все знает, но лишний раз хочет убедится в правдивости истории.

– Как в кровати?

– Так. Пришел вечером, когда он спал у шл..., у одной женщины, сорвал одеяло и несколько раз врезал.

– Действительно с вами не соскучаешься.

Ко мне подскакивает сержант Джафаров.

– Товарищ старший лейтенант, колонна готова к отправлению.

– Хорошо. Мы сейчас идем. Выкиньте вы эту кашу, товарищ лейтенант, прошу я врачиху, - запейте компотом и поехали. Нас ждет 37 пост.

Опять все сидят на броне в большом напряжении. Колона ползет вдоль реки, которая крутится между гор.

– Товарищ старший лейтенант, - ко мне оборачивается Коцюбинский, - а здесь на этом посту, который мы проехали, все готовятся к отправке на родину. Я говорил с ребятами, они утверждают, что приказ подписан и уже первые части своим ходом пошли к границе.

– Я говорил с командиром поста, он мне сказал тоже самое.

– Значит и нас того..., скоро в Союз.

– Не знаю. Но зато вижу одно, нас посылают совсем в другую от родины сторону, на 37 пост.

– Мать твою, - взрывается сержант, - почему так не везет. Осталось три месяца до дембеля, а тут... полезли в эту дыру.

– Неужели нами хотят пожертвовать, чтобы спасти всю армию, недоумевает Коцюбинский.
– На 37 посту только два взвода.

– А кто сказал, что линия фронта на 37 посту? Пока в Герате и других местах стоят наши части, мы будем выполнять свой долг, - решил ему ответить я.

– Долг, в гробу я видел этот долг, - уже шипит Джафаров.
– Мы пришли сюда исполнять свой этот интернациональный долг, а против нас выступил почти весь народ Афганистана. Может тогда это слово запихнем в одно место.

– Чего расшумелся. Замполита на тебя нет. Слышал бы он, голову бы точно оторвал.

– Нашего замполита в такую дыру не пошлют, - сообщил какой то салага.

– А за что вы набили ему рожу?
– неожиданно успокоился сержант и задал мне этот коварный вопрос.

– Ребята, можно на этот вопрос не отвечать?