50 оттенков рассвета

Детские ладошки обхватывают щеки и яркие голубые глаза смотрят прямиком в душу.

— Верю, конечно. Ты папе рассказала про вашу Вадимовну?

— Нет. — Мелкая вздыхает и отворачивается, берясь за ложку. — Жаловаться плохо. Ябедам первый гнус.

— Кнут.

— Кто?

— Гнус — это комар. А кнут — это когда по попе веревкой специальной.

— Веревкоооой? Я думала, это зверек, который пахнет.

— Зверек скунс, Даш.

Дашка еще ворчит, но отвлекается на торт с чаем, а потом Давид забирает её собирать новый конструктор. Они раскладывают его на полу у дивана и весело переговариваются.

— А ты что сегодня филонишь?

Саша присаживается напротив и пристально смотрит на меня.

— Настроения нет.

Если честно, Лихацкий после очередного сегодняшнего заседания провального затащил к себе выпить и отвлечься.

— Опять Инна?

— Опять. Новая версия, что я её чуть ли не бил и не принуждал, поэтому она на стороне искала утешение.

— Ты и бил? Неужели судья поверит в такой бред?

— Нет, конечно. Тем более, с нашей стороны много доказательств, а с их домашние заготовки и обмороки. Актриса из неё хорошая бы вышла.

— Хорошая. Мне она нравилась. Ну не как Ксюша, не обижайся, ладно? Но она другая была в отличии…

Вижу, как Саше неприятно говорить про прошлое Давида и торопливо киваю:

— Я понял. Были звоночки, но я всё не придавал значения. Знаешь, хотелось верить. Плюс её истерики. Искренние же, думал. Плакала она настоящими слезами.

— Сам говоришь, актриса. Почему так? Тем, кто очень хочет, не получается. А кто даже не хочет — пожалуйста, получайте?

Я знаю, о чём она. Протягиваю руку и кладу поверх маленького кулачка.

— У вас тоже получится. Ты не зацикливайся только. И не убегай больше.

— Не собиралась, — она улыбается, но как-то вымучено. Что-то случилось, и не хочет говорить? Потом аккуратно Давида спрошу.

— Вот и правильно. Медицина сейчас как развивается.

— Давай не будем про это? — Девчонка мягко убирает руку. — Сейчас мясо достану. Новый рецепт испытывала, будешь?

— Конечно.

Дожидаюсь порцию и от всего сердца хвалю жену друга. Она в самом деле молодец. И за Лихацкого я искренне рад. Он расцвел. Глаза горят, постоянно на подъеме. Идеями фонтанирует — новую локацию планирует. Арт—кафе с зонами из популярных игр и фильмов для фотосъемок. Не знаю, что получится. Но судя по наброскам — будет бомба.

— Саш, нереально вкусно.

— Мне приятно. — Она снова занимает своё место. — Но ты мне лучше расскажи, нашёл девочку ту?

— Какую?

— Еву—Лину, — улыбается. — Мне кажется, ты не просто так про неё спрашивал?

Хрен знает, что находит на меня. Усталость ли, или общее напряжение последних месяцев, или проблемы на работе и непонимание в семье из-за развода. А, может, всё вместе. Но я делаю то, что в трезвом уме не сделал бы никогда. Я рассказываю Сашке всё. Начиная с больницы, когда мы приехали к Жанне, и заканчивая неожиданной встречей в ресторане её мужа, кстати

— Саш, Сашуль? — Зову шёпотом, потому что она сидит и вытирает пальцами слезы. Если Давид увидит, а он уже поглядывает на нас, меня тут не будет. Самостоятельно закапываться буду.

— Сейчас. Подожди, сейчас.

Она запрокидывает голову, а ругаю себя, что нагрузил хрупкую девочку своими проблемами. Будто у неё их мало.

— Артур, когда ты понял, что Давид в меня влюблен?

Ни хрена себе скачок во времени! Задумываюсь, потирая подбородок.

— Наверное, в тот день, когда мы и познакомились. Та слепому ясно было, что между вами что-то есть. У него точно. По взглядам, мимике… ты не видела, но он в одну секунду побелел, когда тебя увидел с разбитой головой.

— Но он ничего не говорил тебе?

— Нет. Мы сами догадались. Это было очевидно.

— Тогда я тебя не понимаю.

— Вот сейчас мне придется повторить твою фразу. Ты о чём?

18.

Лина.

Надежды женщин сотканы из солнечных лучей;

тень уничтожает их. (Джордж Элиот)

***

Надежда и терпение…

две самые мягкие подушки,

на которые мы можем

в лишениях преклонить голову. (Р. Бёртон)

Что происходит в мыслях человека, когда он находится на грани? Время моей свободы истекает и с ним же тает надежда на благополучный исход. У меня нет возможности узнать, нашла ли письмо бабуля, и получилось ли у Аришки осуществить то, о чём я просила.

Дядя категорически против моих выездов куба бы то ни было. Всё время нахождения в его доме я заперта в комнате. Они не боятся, что я убегу: по периметру охрана, сил выломать дверь у меня нет. Окно забрано красивой решёткой. Весь дом со стороны кажется милым и уютным. Кто бы только знал, что внутри располагается резиденция самого Дьявола.

Пару раз пытаюсь попросить телефон у девушки, приносящей мне еду. Она молчит и не поднимает глаз. Видит же, что я здесь на правах пленницы. Я не сразу понимаю — не с первого раза — что она глухонемая. И ведь не поленились, нашли такую. Языка для общения с этими людьми я не знаю, а записку подсовывать боюсь. Что в голове у зверя, которого загнали в западню? А Николая Евгеньевича точно загнали. Крики каждый вечер разносятся по дому. А сквозь кованые прутья мне видно, как он строит охрану и как несколько раз толкнул свою жену.

Псих и маньяк. Ему место в больнице или где похуже, но не среди людей. Самое поганое — свою дочь Марину он растит полной копией себе самому. Не девочка, а настоящая Сатана в юбке.

Губы искусаны в кровь, а костяшки пальцев содраны. Каждое утро я луплю стену, чтобы привыкнуть к боли в руках. Готовлюсь. Чем дольше продержусь, тем больше шансов. Странно, да? Знаю, что меня ждёт, но всё равно надеюсь на лучшее.

Надежда и вера все-таки есть в каждом человеке. И чем ближе неизбежное, тем сильнее эти два чувства обостряются. И ещё одно. То чувство, о котором мне нельзя думать и даже мечтать. Но я всё равно мечтаю.О нём…

О том парне из клуба. Моём первом. Об Артуре.

Мои знания о нем сводятся к двум банальным строчкам: красив, мрачен, взглядом пробирает до самой сердцевины. А ещё у него голос, сводящий с ума, и аромат, сбивающий с ног. И он умеет быть ласковым. Его губы умеют дарить настоящее блаженство.

Не потому, что он первый. А потому что он — это он. Он такой один.

Когда я смотрела на него в ресторане в нашу последнюю встречу, старалась запомнить каждую мелочь, каждую деталь его образа. Если представляешь лицо любимого, даже умирать не так страшно. В фильмах и книгах именно так. Пусть фильмы мне сейчас недоступны, но книг в комнате много. На любой вкус. Я люблю запах страниц, люблю их шелест… люблю погружаться в сюжет и представлять героев на страницах. Бегущих, спасающих, любящих.