50 оттенков рассвета

Про Дейва не думаю особо. У него свои чувства, и они куда глубже, чем кто-либо из нас может знать. Если бы я был поэтом или романтиком, то сказал бы, что Давид шёл к своей Саше через тьму на свет. Но я далеко не поэт и просто радуюсь за друга.

В детстве любил мечтать. Лежал на крыше дедова сарая и смотрел на небо. Или звезды. Родители постоянно в работе, а дед с бабкой жили в деревне и не соглашались переезжать в более комфортные условия. Я обожал проводить у них время. И обожал представлять себя, каким буду, когда вырасту.

Хотел бы я, как у друзей? Если не врать себе, — да. На пороге тридцатилетия хочется стабильности, веры в свою спутницу. Лина? Могла бы она стать той, к которой ведут все дороги?

Черт его знает. Наверное, да. Наверное, могла бы. Учитывая, что девчонка сейчас занимает львиную долю моих мыслей. Я даже от проблем с разводом отвлекся, пытаясь разгадать загадку этой девочки.

Что толкнуло её на подобный шаг? Принцессы типа неё хранят себя до единственного и неповторимого, а не отдаются первому встречному. И это один из первых вопросов, которые бы я хотел задать ей.

Бросаю взгляд на часы. Десять минут третьего. Повторяю попытку дозвона. Все остальные оказались провальными. Абонент снова не абонент.

Если бы номер сменила, я бы уже знал.

Ну Лихацкая, твою мать. Надо было дать ей промыть мозги, что теперь не уснуть? Надеюсь, она тоже не спит. Щелкаю зажигалкой у открытого окна: наверняка не спит, судя по нетерпению Давида запереться в спальне.

Открываю файлы, полученные от Северьянова, и читаю ещё раз. Старательно выделяю моменты, которые кажутся странными. К утру, выбросив пустую пачку и влив очередную порцию кофе, прихожу к выводу, что мне нужна встреча с подругой Евангелины. Раз уж сама она временно недоступна. Есть вероятность, что я смогу застать их обеих.

В университет, где учатся подруги, смысла соваться нет. Поэтому в обеденный перерыв планирую навестить некую Арину по месту регистрации.

— Не спал что ли? — Друг, вытирая волосы полотенцем, спускается вниз. Передо мной батарея кружек и чашек. Лень было споласкивать, а посудомойку я не нашел.

— Да. Умеет твоя жена загрузить на ночь глядя.

— Талаааант, — тянет Дейв с усмешкой. — Двигайся давай. Тоже кофе хлебну. Найди пока в сети рецепт блинов.

Откашливаюсь.

— Блинов? Ты?

— Долг чести. Дашке вчера проспорил. А Саша встала на сторону зла.

— Чем не угодил?

— Там целый список претензий. Не отвлекайся, ищи рецепт.

Со смехом и с шестой попытки, но мы это сделали. Разбудили своим ржачем недовольную «темную силу», которая ехидно посмеиваясь над нашими попытками, устроилась за столом.

— Можешь же, когда хочешь, — откусывая блинчик, бормочет жена друга, пока он нежно гладит её шею.

Хрен его знает, почему я так пристально смотрю на привычную, в общем-то, картину. Ловлю за хвост дикую мысль.

Хотел бы я вот также печь блины с утра Лине и потом массировать хрупкие плечики, откидывая в сторону длинные волосы?

Определённо, да.

И утром ответ уже не кажется странным.

Похоже, я вполне созрел влюбиться в непонятную девочку Еву-Лину. Осталось только выяснить, нужно ли это ей и нужно ли это мне на самом деле, а не под влиянием момента?!

20.

Лина.

Не свергнуть дух – пока мы живы,

Пока пыл сердца не угас,

Пока душевные порывы

Рождают в нас победный глас.

Пусть в сердце боль, пусть жилы в кровь.

Лишь бы не тлеть во мгле,

Ведь лишь уверовав в любовь –

Спасешься на земле!

(Владимир Казарян)

— Здесь нет никаких отметок.

Дядя перелистывает каталог платьев во второй раз.

— Нет. Мне без разницы, во что вы упакуете свой подарок. Хотя нет, не подарок. Товар. Можешь перевязать меня лентой. Чёрной.

На эмоциональную реплику родственник ничего не отвечает, а только молча сверлит своими тёмными глазами. Как же он похож на моего папу внешне… как похож! И какой гнилой внутри! Ну почему так случается в жизни? Почему?

— Если бы он выбрал Марину, тоже отдал бы?

Этот вопрос мучает давно. Но сейчас мне нечего терять. Все шаги, которые я пыталась предпринять, оказались бесполезными. Девочка не может бороться с мужчинами, особенно, когда на их стороне власть, физическая сила, деньги. А на моей стороне только я. Мне б только знать, что с бабулей и Аришкой всё в порядке. Верить словам уродов, что при моем хорошем поведении их не тронут… это утопия. Звери ищут слабое место и бьют по нему. Мои родные люди — мой крючок, на котором меня держат. Не будь их, меня бы здесь уже не было.

— Закрой рот, Лина. И готовься к завтрашней встрече.

Очередной прием богатых и знаменитых мудаков под строгим конвоем.

Ненавижу.

Ни ужин, ни визит мучителя не заставляют меня повернуть головы. Я сижу застывшей статуей и смотрю в окно. Слезы текут по щекам, подбородку, но мне плевать. Я оплакиваю своё детство и свои воспоминания о том хорошем, что было в моей жизни.

Чем чернее за окном ночь, тем яснее становится моя голова. Я, как заведенная, до утра рисую счастливые моменты своей жизни, расстилая на полу листы бумаги. Выпускной в детском саду, шары в небе, колесо обозрения, рыжий котёнок… торт—мороженое, в котором я испачкала нарядное платье, а папа хохотал… школа, тетради, первые оценки… первая двойка и мамины теплые объятия… Помню, как боялась того, что станут ругать. Но мама купила любимое пирожное, чтобы отметить событие. Я все моменты помню. Все—все. И сейчас на меня смотрят карандашные родные и любимые лица.

И светлые — прозрачные почти — глаза ещё одного очень значимого человека. Пусть мы были близки лишь раз, мне хватило смелости понять, что он с первого же мгновения стал значить очень много.

Отодвинув поднос с завтраком, засыпаю с улыбкой: на вечерний приём у меня есть план.

***

Чёрное глухое длинное платье с широким ремнем подчеркивает невысокий рост и тонкую талию. Забранные наверх волосы фиксирую невидимками. Массивный браслет, подаренный отцом, серьги—гвоздики, оставшиеся от мамы, и никакого макияжа. Улыбаюсь своему отражению в зеркале. Я готова. И мне наплевать, что скажут Тигран и дядя.