6:0 в пользу жизни

В исковом заявлении было написано, что истец, получив письмо из института, обнаружил в нем извещение о годовом собрании акционеров и ксерокопию договора, согласно которому институт продает по очень смешной цене свое здание этому пермскому обществу. Поскольку истец считает, что данный договор был заключен с нарушением порядка совершения крупных сделок, то истец просит суд спорную сделку признать недействительной.

Расин закончил читать и возвратил письмо Лазареву. Тот взял его в руку, поднялся из кресла и продолжил разговор, расхаживая по своему кабинету.

— И как вы прикажете к этому надо относиться, — спросил он Дмитрия Сергеевича, — Вы ведь понимаете, что никаких договоров я ни с кем не заключал?

— Это я знаю, но им и не надо, чтобы суд удовлетворил этот иск, — ответил Расин, — у них весь расчет основан на принятии судом мер по обеспечению иска. Поэтому иск и был подан не здесь, а в провинции. Как известно чем дальше от Питера и Москвы, тем проще решить в суде вопрос за некоторую сумму денег.

— О каких мерах по обеспечению иска вы говорите? — Лазарев удивленно взглянул на Расина.

— А Вы посмотрите на перечень документов, приложенных к исковому заявлению. Вы видите там под номером три указано ходатайство о мерах по обеспечению иска? — ответил Расин, — Вот в этом документе и заключен смысл всего иска. А сейчас вы получите по полной программе — и арест имущества института, и арест его банковского счета.

Евгений Иванович с досадой отшвырнул от себя исковое заявление.

— Вот он, ваш долбаный капитализм, сэр, — с сарказмом сказал он, — все — милиция, ФСБ, суды, все — на службе у того, кто платит деньги. И никакой управы на них нет.

— Вы ошибаетесь, уважаемый Евгений Иванович, — стараясь быть услышанным, произнес Расин, — капитализм — это общество, в котором все покупается и продается, кроме судебных решений. Если покупаются и продаются судебные решения, то это не капитализм, это — беспредел …

— То, что мы с вами и видим сейчас, — перебил Лазарев, на что Расин кивнул и продолжил:

— Беспредел, которым надо переболеть, как ветрянкой: следы могут остаться на всю жизнь, но и иммунитет сохранится. Детская болезнь, которой мы должны переболеть и со временем преодолеть.

— Боюсь, что нам с вами жить в этом прекрасном будущем уже не придется.

— Ну, во-первых, это не нам решать: кому жить и сколько. А, во-вторых, я что, предлагаю вам поднять лапки кверху и капитулировать? Я говорю, что в том мире, в котором нам суждено жить, мире несовершенном и весьма далеком от идеала, надо использовать те правила, по которым этот мир устроен. Однако, при этом, надо оставаться людьми и поступать по совести, если, конечно, обстоятельства нам позволяют поступать именно так.

— А в это время наши противники будут делать все, что им захочется, точнее все, на что у них хватит денег?

— Не беспокойтесь, Евгений Иванович, за все содеянное надо платить. Если не на земле, то потом, там, где мы оказываемся, закончив наш земной путь. Но чаще, все же, на земле. Посмотрите внимательно вокруг, ведь каждый получает по делам своим.

— Глядя на этот документ, — Евгений Иванович потряс в воздухе текстом судебного определения, — не подумаешь, что каждый получает по заслугам.

— Но мы ведь ждали нечто подобного? Кстати, вы выполнили мою рекомендацию воздержаться от денежных расчетов через свой банковский счет и хотя бы временно поработать распорядительными письмами?

— Да, счет пуст, налоги мы вчера оплатили.

— Ну, вот и чудненько, — сказал Расин, — что, собственно, такого неожиданного произошло? Мы получили ожидаемый ход противника в виде искового заявления. Следующее, что надо ждать — это появление судебного пристава для наложения ареста. Сколько дней назад они отправили исковое заявление в наш адрес?

Лазарев посмотрел на конверт.

— Восемь дней, сегодня — девятый.

— Вот видите, самое время появиться судебному приставу.

В дверь постучали и, не дожидаясь приглашения, в кабинет вбежал Ефим Абрамович.

— Евгений Иванович, — взволнованно заговорил вошедший, — там судебные приставы пришли, требуют, чтобы их к вам пропустили.

Лазарев, а, за ним, и Расин засмеялись. Ефим Абрамович, не поняв причины неуместного веселья, растерянно замолчал. Лазарев, заметив растерянность Ефима Абрамовича, прервал смех и сказал:

— Вы их задержите пока, пусть начальник охраны проверит у всех документы, впишет всех в журнал, а, когда он это сделает, сообщите, что генеральный приедет, — Лазарев взглянул на часы, — к часу дня и попросите их внизу подождать. Не забудьте извиниться. — Евгений Иванович посмотрел на Расина и пояснил, — надо в банке уточнить, не появились ли там деньги и успеть их убрать со счета.

Расин понимающе кивнул, а Ефим Абрамович, окрыленной полученной задачей, выбежал из кабинета генерального директора.

Через десять минут в кабинет генерального директора заглянула испуганная секретарь.

— Там в фойе на первом этаже народ собирается. Говорят, что не желают, чтобы судебные приставы прошли в институт, — сообщила она.

Лазарев усмехнулся и закрутил головой.

— Ну, Ефим, ну шебутной мужик. Я думаю, что сейчас наши работники под руководством Ефима Абрамовича кинутся свои акции защищать под лозунгом «Вся власть Советам!». Просто потому, что иначе не умеют, — заметил Лазарев, — я то их хорошо знаю, всю жизнь вместе работаем.

— Вы правы. Советские люди годами ходили на демонстрации и учили, что булыжник- это оружие пролетариата. Комизм этой ситуации в том, что революционными методами защищается то, что революция уничтожала в первую очередь — право частной собственности. Но теперь вам уже точно нельзя появляться в фойе, иначе всю ответственность за неправомерные действия повесят на вас, — после паузы добавил Расин, — давайте, подождем развития событий.

Судебный пристав, намеревающийся поначалу пройти на второй этаж института в сопровождении трех своих коллег и представителя «Центрменеджмента», оставался внизу перед лестницей, ведущей на второй этаж.