72 часа
Шрифт:
Я слышу, как он топает позади меня.
Слезы текут по моему лицу, когда я набираю темп. Я не могу вернуться в пещеру, я должна попытаться спрятаться. Если он не сможет выследить меня, то не сможет найти. Я пробираюсь мимо деревьев, которые становятся все гуще. Спотыкаюсь о камни, но не останавливаюсь. Пот стекает по моему лбу, и адреналин просто зашкаливает, заставляя меня набирать скорость.
Я оборачиваюсь и смотрю назад, и это огромная ошибка. Я врезаюсь в дерево и отлетаю назад, приземляюсь на землю с глухим стуком и сдавленным криком. Переворачиваюсь так быстро, как только могу, и начинаю отчаянно ползти к самой густой части леса, прочь от тропы. Я рискну всем, что есть, если смогу спрятаться.
Но
Брайс появляется из ниоткуда, как будто даже не гнался за мной. Наклоняется и хватает меня за лодыжку.
Я кричу.
Так громко, как только могу.
Затем пинаю его — раз, два, даже не глядя, снова и снова, пытаясь освободить лодыжку.
— Я мог бы убить тебя так легко, но я дал обещание. Я сказал, что буду убивать тебя медленно. Хотя если ты немного успокоишься, я убью тебя быстро, Лара.
— Иди на хер! — рычу я, поворачиваюсь и ударяю его ногой в лицо.
Он опрокидывается назад, и я вскакиваю, разворачиваясь, чтобы снова бежать. Он бросает нож, как какой-то чертов спецназовец. Нож летит ко мне и пронзает мою руку, и лезвие рассекает мою кожу так же просто, как если бы оно скользило по маслу. В глазах темнеет, боль пронзает тело. Кровь хлещет из раны, стекая и капая на мои пальцы.
Беги, Лара.
Беги.
Я заставляю свои ноги сдвинуться с места; каким-то усилием воли заставляю их передвигаться, хотя все внутри меня хочет свернуться в клубок и умереть. Кровь течет по моим пальцам, я зажимаю рану и бросаюсь вниз по тропинке. Смех следует за мной вместе с шагами. Он не должен поймать меня. Я должна спрятаться. Я бегу быстрее, так быстро, что мои легкие горят, а дыхание едва не останавливается.
Пот обжигает мне глаза, но я не останавливаюсь. Не отпускаю руку. Я думаю о Ноа. Я думаю о свободе. Я должна пройти через это. Мне придется. Не знаю, в какой момент он отстает, я просто слышу, что шаги становятся тише. Я бегу и бегу, пока мое тело не кричит в агонии. Я останавливаюсь на долю секунды и оглядываюсь. Лес густой, глубокий, дикий по обе стороны от меня — то, что мне нужно. Я не уйду далеко, здесь слишком густая чаща, но я готова попробовать.
Я больше не могу бежать.
Схожу с дорожки и протискиваюсь между двумя массивными деревьями. Ветки качаются, перекрещиваясь над головой, и мне приходится использовать последние силы, чтобы поднять их. Кустов и деревьев так много, они так сплетены, что я едва могу сделать и пару шагов за пределы тропы. Ноа был прав, мы не смогли бы здесь пройти. И тем не менее я продолжаю двигаться, пока не оказываюсь примерно в двух метрах от тропы.
Я вижу пышный куст и, измученная, вжимаюсь в него так глубоко, как только могу. Ветки царапают мне руки и путаются в волосах, но я сажусь на корточки, опускаю голову и пытаюсь успокоить дыхание. Через несколько минут слышу его шаги, заполняющие тихое пространство. Я опередила его больше, чем думала. Закрываю глаза, зажмуриваюсь и жду. Он идет медленно, почти бесшумно.
Я задерживаю дыхание.
Не особенно осталось во мне дыхания, чтобы задерживать, но тем не менее.
— Лара? — зовет он, и голос его звучит почти мелодично. — Выходи, выходи, где бы ты ни была. Мы еще не закончили игру.
Я не двигаюсь.
— Ноа был прав насчет камер, так намного веселее.
Не. Двигайся.
— Знаешь, если хочешь поиграть, я отлично играю в прятки.
К горлу подступает желчь.
— О, Лара.
Я молюсь, чтобы кустов вокруг было достаточно, и он не смог увидеть меня. Я сижу на корточках и слушаю, как он мучает меня, кажется, несколько часов кряду. Медленно, но верно, его шаги
удаляются в другом направлении и затихают. Я не двигаюсь. Остаюсь на корточках, дыша так тихо, что в какой-то момент даже не понимаю, дышу ли я вообще. Тело буквально умоляет меня о движении. Мышцы сводит судорогой, спина болит, а ноги пульсируют.А моя рука.
Агония почти невыносима. Так много крови.
Наконец я решаю сдвинуться с места и медленно выбираюсь из кустов. Я жду, что Брайс выскочит из кустов, но его нет. Я не знаю, как далеко он ушел и где будет ждать меня, но знаю, что теперь игра стала серьезнее. Теперь он охотится по-настоящему, и я не знаю, как, черт возьми, мы его победим.
Я стою там, посреди этих кустов, еще минут десять или около того, просто смотрю, жду, не веря, что я одна. Через некоторое время становится ясно, что это так, и я с большим трудом выбираюсь наружу. Вернувшись на тропу, я наклоняюсь, и меня тошнит. Желудок пуст, но он все равно выворачивается наизнанку. Больно. Мне так больно. Ноа был прав, мне не следовало уходить, но я ушла и теперь расплачиваюсь за это.
Я не знаю, где нахожусь.
Не знаю, в какую сторону мне бежать.
Не знаю, как вернуться к Ноа, и я не знаю, все ли с ним хорошо.
Я просто знаю, что я одна.
Совсем одна. И я в ужасе.
ГЛАВА 22
Боль слишком сильна.
Я иду в направлении пещеры — мне кажется, что иду туда, — но на самом деле я могу сейчас уходить от нее все дальше. Все кажется таким знакомым. Это может быть неверным решением, мне наверняка не стоит возвращаться туда, где мы прятались, потому что он может сидеть там и ждать, притаившись, но я не хочу потеряться в лесу, ведь тогда я потеряю и Ноа, а вдвоем мы сильнее. Но кровь из раны остановилась — это уже что-то. Она не так глубока, как я подумала поначалу, но наверняка доктора настояли бы на швах, если бы я была в больнице.
Я начинаю двигаться, медленно, осторожно, стараясь производить как можно меньше шума на случай, если Псих ждет, готовый напасть. До сих пор я ничего не слышала и не видела, но все мое тело находится в состоянии боевой готовности; каждый шаг вызывает панику.
Я дура.
Я должна была послушать Ноа. Должно быть, он уже проснулся, и я знаю, что он сходит с ума. Он будет искать меня, мы можем разойтись, и это самое худшее, что может случиться. Но я понимаю, что не могу продолжать корить себя за попытку делать то, что правильно. В этой ситуации нет верного или неверного; все, что вы делаете, — это выбор, и чаще всего он неправильный.
Я не могу позволить мыслям ослабить меня. Я сделала то же самое, когда погибла Ба, и когда потеряла Ноа. Я не могу потерять его снова.
Не знаю, как долго я иду, но по положению солнца кажется, что уже за полдень. Если не найду Ноа до заката, мне придется провести здесь ночь. Ничто не пугает меня больше, чем ночь в одиночестве. Я смотрю сквозь деревья на подозрительно темные тучи, нависающие, угрожающие. Прекрасно — я осталась одна в дождь, без защиты.
Паника сжимает мое сердце.
Я продолжаю идти.
Еще через час я добираюсь до забора, и мое сердце болезненно сжимается. Я подошла к границе, к одному из его электрифицированных заборов. Не помню, чтобы рядом с пещерой был забор. Все мое тело начинает дрожать, когда я поворачиваюсь и смотрю на деревья, из которых только что выбралась. Я могу вернуться, но я даже не знаю, где находится ручей. Я найду его, конечно, но сколько времени это займет?
Болезненный всхлип вырывается из моего горла, и я опускаюсь на землю, прислонившись к стволу дерева, пытаясь успокоить дыхание. Бесполезно. Я плачу так сильно, что меня трясет. Нога болит, рука болит, все болит.