90-е: Шоу должно продолжаться 15
Шрифт:
Я сел на лавочку под платаном и вытянул ноги. Рядом со мной тут же плюхнулся Бельфегор и заговорщически спросил:
— Слушай, а вот эти ягоды, которые похожи на как будто черную малину, но на дереве, они съедобные?
— Это шелковица, — отозвался я. — И они…
— В смысле — шелковица? — удивился Бельфегор. — Это типа червяки их жрут, чтобы шелк делать?
— … съедобные, — закончил мысль я. — А червяки, насколько я знаю, жрут не ягоды, а листья. Но это не точно. Но ягоды вкусные, точно тебе говорю.
— Не, что-то я теперь не уверен, —
— Ты так говоришь, будто это плохо, — лениво произнесла Наташа, тоже усаживаясь рядом с нами. — Прикинь, замотаешься ты в кокон, проспишь там три месяца, а потом — хоба! — и у тебя крылья.
— Брр, крылья в октябре… — Бельфегор поежился.
— Кстати, Велиал, — Наташа вытянула длинные тонкие ноги и блаженно улыбнулась. — Хочу вынести тебе огроменную благодарность!
— Это за что еще? — удивился я.
— За вот этот пионерлагерь для взрослых, — сказала она, обводя руками окружающее пространство. — Я боялась, что мы будем реально в палатках на берегу жить.
— До моря далеко топать только… — вздохнул Бельфегор.
— С рыбами в бассейне искупаешься, — огрызнулась Наташа.
— Мне, кстати, уже рассказали, что этот бассейн на самом деле бездонный колодец, — Бельфегор хихикнул. — И что если нырнуть с аквалангом, то вынырнешь в другом таком же, только в пустыне Атакама… Кстати, я забыл. Атакама — это же где-то в Америке, да?
— Ага, в южной, — кивнул я. — А тебе еще не рассказали про туннели, по которым в Индию можно попасть?
— Нет пока, — Бельфегор помотал головой. — А что, правда можно?
На пороге полукруглой «радуги»-бочки появилась Кристина. Она уже переоделась в ярко-красный купальник и вместо юбки повязала шелковый платок. Ее молочно-белая кожа здесь смотрелась еще более белой, практически светилась.
Нам выделилили две «бочки» и один двухкомнатный домик. Уединения при таком расселении ни одной из парочек не грозило — все кровати были целомудренно-односпальными. Кроме кроватей, никаких удобств в домиках не было. Ну да, свет еще включался. Умываться нужно было ходить в специальный домик с кучей раковин, в душ — в отдельное кирпичное-серое здание. В туалет — в другой отдельный домик. На душе имелось расписание горячей воды.
Мне было интересно. Я эту базу и узнавал, и нет. В последний мой сюда визит от ее гигантской территории остался жалкий огрызок, открытый кинотеатр был заколочен, остались только стены. Роскошное здание столовой оказалось в той части, которую «отожрали» коттеджи, от бассейна с рыбами осталась только круглая блямба. Его засыпали и сначала превратили в клумбу, а потом забили.
Но сейчас база еще была, можно сказать, в полных силах. В детстве я здесь не жил, только заходил пару-тройку раз. Тогда мне, разумеется, показалось, что «это что-то на очень богатом». На деле — нет, конечно. База была вполне бюджетной, безо всяких особых претензий на элитность. Сколько, получается, лет прошло с того года, как я был здесь ребенком? Меньше десяти же?
«Ангелочки» бродили туда-сюда, заходили друг к другу в гости, громко делились впечатлениями, показывали иногда найденные «артефакты». Лариска с деловитым видом
и полотенцем прошествовала к желтому домику «умывальни».И уже через несколько секунд оттуда раздался оглушительный визг, практически на ультразвуке.
Я моментально сбросил блаженное ностальгическое оцепенение и помчал туда. Кроме Лариски в сумрачном помещении с десятком раковин никого не было.
— Что случилось? — спросил я, торопливо обшаривая окружающее пространство взглядом.
— Она там! — взвизгнула Лариска. — Она прямо в раковину упала! С потолка!
Я шагнул вперед. Да, тут было от чего заорать. По раковине ползла здоровенная, где-то с ладонь длиной сороконожка.
— Это сколопендра какая-то местная, — сказал я. — Мух жрет и прочих насекомых. Может укусить, но людей не ест.
— Ужас какой, зачем мы сюда приехали?! — Лариска закрыла лицо руками. Но тут ввалились Бельфегор с Бегемотом. А Макс и Кирюха мчали следом.
— Ого, ни фига себе!
— Надо ее поймать! Есть полотенце?
— Ага, а если она кусается!
— Надо банку какую-нибудь! У нас же банка была?
— Это же сколопендра! Она почти как кобра ядовитая!
— Сколопенрррра! — прорычал Бельфегор. — Слушайте, какое слово прикольное! Может название сменим, а? Рок-группа «Сколопендрррра». Ух!
— Фу! Как можно этим называть? Смотри, какая она мерзкая!
— Ага, а скорпионы так красивые, ага! И ничего, «скорпов» все знают!
— У скорпиона хвост…
— Ааа, она ползет! Блин! Лариска, это твое полотенце?
— Нет, не трогай ее!
Движ вокруг представителя местной фауны прервала Наташа, которая сообщила, что нас зовут на ужин в столовую.
И когда мы шли по тенистой аллее из платанов, удивительного дерева, которое выглядит так, будто с него сорвали кору, ощущение «пионерлагеря для взрослых» стало еще более отчетливым. Только что казалось, что турбаза почти пустая и безлюдная, как вдруг откуда-то взялось множество людей. Кто-то чинно шел по дорожкам, кто-то бежал, торопясь занять места. На нашу длинноволосую компанию глазели. То ли из-за того, что мы выбивались из общего тренда, то ли просто потому что мы тут были новыми людьми.
— Надо было инструменты взять, — вздохнул неожиданно Астарот.
— Тогда нам пришлось бы еще и Шемяку уговаривать, — хмыкнул я.
— Да ну, так бы довезли, в Питер же возили, — пожал плечами Астарот.
— А что это ты вдруг? — спросил я. — Уже по сцене соскучился?
— Да не, — Астарот тряхнул волосами. — Просто мы когда у Пегасова гостили, там ребята говорили, что зарабатывают здесь на курортах в сезон прямо бешеные деньги!
— Сколопендрррры! — раздался спереди голос Бельфегора.
— Фу, блин! — тут же отозвалась Лариска. — Вот и целуйся с этим своим чудищем…
— Эй, а тут надо какие-то талончики предъявлять! — крикнул с крыльца Бегемот, который, каким-то неведомым образом оказался самым первым.
Я оставил степенно шествующего Астарота и взбежал на крыльцо, извлекая из кармана наш «ужин» на всех.
Столики были уже накрыты. На ужин нам полагались голубцы, ватрушки с повидлом вместо творога, яблоки и компот, который вызвал среди остальных отдыхающих нездоровый какой-то ажиотаж.