90-е: Шоу должно продолжаться 15

Света, старательно все посчитавшая, сказала, что по билетам мы не то, чтобы в прибыли, но они реально покрыли примерно семьдесят процентов расходов. Ну, там, выпивка и закусон на столах, свадебный торт, вот это все.

Рекламное предложение продавалось чуть хуже. Все-таки, нужно было не настолько впопыхах сочинять коммерческое предложение. Но все равно нашлось целых пятеро спонсоров.

Пятеро, блин! Это ровно на пять больше, чем я рассчитывал. Прикольно.

В общем, проект «прибыльная свадьба» нас изрядно повеселил. Настолько, что мы задумались, а не включить ли проведение подобных мероприятий в список наших дел. Ну, как один из видов деятельности.

А что?

«Устроим из вашей днюхи мероприятие городского масштаба». И тщеславие заказчиков потешить, и прибыль получить…

— У меня в школе была подружка, — задумчиво проговорила Наташа. — Ну как, подружка… Не скажу, что мы прямо дружили. Просто она была новенькая, ее посадили рядом со мной. Ну вот и пришлось…

— В смысле, ты взяла над ней шефство? — спросила Света.

— Да ну, какое там шефство, — дернула плечом Наташа. — Вообще я не поэтому ее вспомнила. А из-за билетов.

— Каких билетов? — заинтересовался Жан.

— На ее день рождения, прикинь! — всплеснула руками Наташа. — В общем, у нас класс был не особенно дружелюбный, и когда эта новенькая пришла… Какое-то у нее имя было еще такое странное… Похожее на Веронику, но не Вероника. Ай, да неважно! Короче, нам с ней было ходить по дороге. Ну вот она меня и начала пытать про наш класс. Кто, да как, да с кем, да когда. А я не сказать, чтобы была слишком популярной девочкой. В общем, я сказала, что одноклассники все дебилы и общаться с ними я не буду. А подружка говорит, что так нельзя. И что она сейчас устроит так, что все будут вокруг хороводы водить. И еще и уговаривать дружить. Оказалось, она придумала продавать билеты на свой день рождения.

— Продавать прямо? — уточнил Жан. — Не просто вручать?

— Неа, — мотнула головой Наташа.

— Прямо по ценнику? — фыркнула Света. — Ни фига себе. У нас бы в школе ей бы за такое по ушам надавали. Тоже мне, бизнес-вумен.

— Ну, там не совсем так плохо, — Наташа задумчиво уставилась на потолок, глаза ее затуманились воспоминаниями. — Просто сейчас я как будто иначе акценты расставляю. Она пришла в школу, подняла руку, вышла в центр класса, когда училка ей разрешила. И рассказала, какой у нее будет офигительный день рождения, что там будет огромный заказной торт, будут выступать клоуны, будет лотерея с призами. И что она… Да как же ее звали-то?! Блин, не помню. В общем, поскольку пока мы все мало знакомы, она готова пригласить на свой день рождения любого из нас. Вот у нее тут есть билеты. И она отдаст любой в обмен на что-нибудь символическое. Типа, как знак серьезных намерений, потому что она… Черт, уже не помню точно формулировку. Но суть была как раз такая.

— И что? Билеты раскупили? — спросил я.

— Ага, — кивнула Наташа. — Где-то половина класса купили. Когда один из билетов забрала Машка Пронина. Наша принцесса-королевна. Ну и следом за ней…

— Погоди, а по сколько вам тогда было лет? — спросил Жан.

— По восемь, — ответила Наташа. — Кажется. Во втором классе дело было.

— Ну офигеть теперь! — заржал Жан. — Я думал, это уже где-то в старших классах было! Ты бы еще про детский сад вспомнила!

— А чем кончилось? — спросила Света. — Ну, у этой девочки получилось со всеми подружиться?

— Неа, — мотнула головой Наташа. — Она все наврала насчет клоунов и лотереи. Так что Пронина до ее дня рождения ходила за ней практически хвостом, дружить предлагала. А потом все пришли, а у нее дом в самом конце Промышленной, частный. Во дворе поставили стол со сладостями, но клоунов и лотереи не было. И разговор был такой неприятный, я почему-то на всю жизнь запомнила. Все посидели за столом, пожрали конфет. Родители у нее такие еще… Будто бабушка с дедушкой. Добрые, старенькие. А потом Пронина и говорит: «А где клоуны?» А эта девочка весело так отвечает, что про клоунов она все придумала, но все равно ведь было весело! А все сразу скисли. И вот стоит эта девочка, рядом с ней — родители. А мои одноклассники по очереди подходят, суют ей в руки билет и говорят: «Вруша!» Мне так стыдно было. И так ее родителей жалко. Они переглядывались так печально.

— А ты? — спросила Ирина. — Ты тоже назвала ее врушей?

— А у меня не было билета, — пожала плечами Наташа. — Она меня просто так позвала.

— Хм… Интересно, — Света подперла подбородок кулаком. — А вот интересно. Если все поступают одинаково, почему хочется сделать точно так же?

— «Какого цвета пирамидки?» — пробормотал я.

— Какие пирамидки? — встрепенулся Жан.

— Да я как-то смотрел по телевизору про эксперимент один, — сказал я. — Там детей посадили вокруг стола и поставили две пирамидки. Черную и белую. Эксперимент проводился только над одним ребенком. Все остальные должны были ответить на вопрос «какого цвета пирамидки» одинаково. Они должны были сказать: «Обе белые». Ну и когда очередь доходила до того, кому оставили свободную волю, он тоже ответил «обе белые».

— И что, прямо все-все-все так отвечают? — спросила Света.

— Уверен, что нет, — усмехнулся я. — Но вроде как большинство.

— Обе белые… — задумчиво проговорила Наташа. — Обе белые…

* * *

— Мамочки, я боюсь! — прокричала Ева. Ветер свистел такой, что обычные слова слышно не было. Нам остался только один пролет до вершины. Но самый страшный, конечно. Да и руки-ноги уже утомились взбираться по металлическим скобам. Снизу элеватор кажется нереально высоким. А когда ты начинаешь сюда взбираться, то понимаешь, что ни разу не кажется! Действительно, нереально высоко. А в конце — еще и ветренно. И это прямо странно, потому что внизу сегодня ветра вообще нет. А здесь свистит такой, что аж уши закладывает.

Камеру у Стаса я отобрал еще пролетов семь назад. Его физической подготовки не хватало, и он с каждой ступенькой дышал все тяжелее. Так что я забрал у него сумку и повесил себе за спину. Не сказать, чтобы мне было прямо легко… Но явно лучше, чем Стасу. Ну и мне, кажется, единственному это приключение по-настоящему нравилось.

— Я боюсь, — повторила Ева и прижала руки к груди.

— Можем все отменить, — сказал я.

— Что? — крикнула Ева. — Я тебя не слышу из–за ветра.

— Можем все отменить! — прокричал я. — Спускаемся?

— Нет! — Ева упрямо мотнула головой и сжала металлическую скобу последнего пролета. Посмотрела на Стаса.

— Ты как? — спросил я у оператора.

— Полезли, — после паузы ответил он.

И мы полезли.

Уууух, как нас трепало! Ветер налетал, кажется, со всех сторон сразу. Он был холодным, почти ледяным. Эдакое, дыхание Снежной Королевы, напоминание, что «Зима близко!»

Этот пролет был еще и, как назло, длиннее всех остальных. Ева карабкалась первой, я следом, как бы подстраховывая. А ниже — Стас. Перед тем, как мы полезли, я ему сказал, что тот в любой момент может спуститься. Ну, если вдруг что. Горная болезнь, там. Или еще какие неприятности. Если просто станет неохота лезть, тоже нормально, мы не обидимся. Но я не смотрел, забирается ли он за мной следом. Испытание высотой и ветром оказалось даже для меня не таким уж простым. Требовало собранности и концентрации, так что посмотреть вниз, как там Стас, я не мог.

Так что смотрел вверх. Как ветер треплет клетчатую фланелевую рубашку Евы, практически срывая ее со спины.

В голове независимо от всего вспыхивали идеи о том, что забираться на эту верхотуру в свадебном платье — такая себе идея. Его придется сложить в рюкзак, как и костюм с лакированными ботинками. И переодеваться уже там, на верхней площадке.

Мы карабкались. Я волновался за Еву, которая двигалась все медленнее. И остановилась пару раз. Но вниз она не смотрела. Замирала на несколько секунд, потом упрямо лезла дальше. Камера с каждым движением становилась все тяжелее. Ремень болезненно врезался в плечо.