A moongate in my wall: собрание стихотворений

[1985 г.]

476. Ночное [221]

Ночь бесконечная тащится. Ах, далеко до восхода… Звездное небо таращится, бликами падает в воду. Гаснут костры у становища, пахнет полынью и мятой. Из лесу вышли чудовища тенью ночною, косматой. Вот он, предел одиночества — эхо последнего стона! Давнему сбыться пророчеству здесь, на реках Вавилона.

221

Published in the almanac Vstrechi (Philadelphia), 1985, p. 79.

[1985 г.]

477. Поминки [222]

На равнине черной печали, что крылом задела война, полевые цветы молчали, и на них глядела луна. Где вчера корежились танки, там сегодня из-под земли красно-огненные саранки, будто капли крови взошли. А под ними — белые кости, где разгар атаки утих. Прилетайте, вороны, в гости — громким граем плачьте о них!

222

Published in the almanac Vstrechi (Philadelphia), 1985, p. 79. Саранки was a local Russian name for the wild tiger lilies that grow in the hills of North-F.ast China.

[1985 г.]

478. «Вставали облака с востока…»

Вставали облака с востока, темнели и на город шли — звезда сияла одиноко над краем дремлющей земли. Причалив, отдыхали боты пришедших с моря рыбаков, уставших от дневной работы, дневных усилий и оков.

7 февраля 1986 г.

479. Brahms Symphony No.1 inС-minor, opus 68 [223]

T. Zdorenko

na pamait'о konqerte 4.2.1987

Заперта, оставлена обитель. Тихо у кладбищенских ворот. Отошел последний посетитель, по домам разъехался народ. И никто не видел, отъезжая, — там, в углу, за розовым кустом,— что еще какая-то чужая, на коленях стоя под крестом, плакала одна фигура в белом, где цвела у камня резеда, и на камне начертала мелом: «Милый, помню и люблю всегда».

223

Two other manuscripts of this poem are dated 11 September 1985 and 19 November 1986. One has the notation: «Для Тани Здоренко.» Г. Здоренко: Tat'iana Zdorenko, nee Chernosvitova, wife of Pavel Zdorenko, a graduate of the Harbin Commercial Schools.

4 февраля 1987 г.

480. Биография («В Финляндии шумели сосны…») [224]

В Финляндии шумели сосны. Неслись куда-то поезда, летели мимо зимы, весны и не вернутся никогда, как те, давнишние года. Потом — снега Сибири дальней, где реже встретишь города, где небо шире и хрустальней. И снова мчатся поезда, и нам неведомо куда. Минуя поле гаоляна из давних лет, издалека другой приносит поезд рьяно в края, где Желтая река так неприветно широка. Что после? Горы. Сайт Невада. В долине редкий огонек. Стучат колеса, значит, надо в далекий путь, на долгий срок… Но вдруг… к какому-то вокзалу замедлил поезд. Вот перрон. И багажа как будто мало! Да впрочем нужен уж не он…

224

Гаолян: gaoliang (Chinese), sorghum. Желтая река: the Muanghe River

25 февраля 1987 г.

481. Налет [225]

Три самолета помчались в бой (Будь осторожен! Господь с тобой!) Вражеский город заснул давно. В городе всюду темным-темно. «Что же погибло в темноте?» «Тридцать пять человек детей…» Рядом с верфями был приют — Верфи всегда при налетах бьют. Два самолета вернулись домой. Только один не вернулся — мой.

225

Published in the almanac Vstrechi (Philadelphia), 1988, p. 101

[1987 г.]

482. «Был океан суровый цвета стали…» [226]

Был океан суровый цвета стали и низко чайки над водой летали, когда входили в бухту корабли. Лохматая вилась бурунов пена, гудела над фарватером сирена и серого тумана клочья шли. На кораблях веселые матросы последние сворачивали тросы — довольны, что закончился аврал. Был океан вечерний цвета стали и гавани огни уже блистали… А что сулила ночь — никто не знал.

226

Published in the almanac Vstrechi (Philadelphia), 1988, p. 102.

[1987 г.]

483. На заре («Шли тропой лесных извилин…») [227]

Шли тропой лесных извилин при луне. Грозно гукал черный филин на сосне. Только нас ничто не смело испугать — на опушку вышли смело через гать. А потом восход встречали у реки; пели песни на причале рыбаки. Розовел и золотился тихий плес… Нам тогда еще не снился омут слез.

227

Published in the almanac Vstrechi (Philadelphia), 1988, p. 103.

[1987 г.]

484. «В глухой и темной глубине…»

В глухой и темной глубине шевелятся немые рыбы, где водорослей лес на дне и розовых кораллов глыбы. Среди бессменной темноты в глуби своей беззвучной чаши округло разевают рты и круглые глаза таращат. Но не завидуй рыбам, нет! Пускай они не знают горя — нам ближе сердцу солнца свет и голубые блески моря.

[1980-е гг.]

485. «Строили дома на горной круче…»

Строили дома на горной круче, храмы, укрепленья, водоем — жили проще и, быть может, лучше, чем теперь мы в городе живем. Высекали памятников много, украшали фресками дворцы, поклонялись солнечному богу их великолепные жрецы. Но, блеснув в каком-то давнем миге, вдруг исчезли все с лица земли, не оставив нам открытой книги, где бы прочесть о них могли. И в конце немых тысячелетий мы глядим, неграмотные дети, их жилища заселили птицы, звери джунглей. Выступили слезы на ресницах бога солнца на стене дворца.

[1980-е гг.]

486. «Пусть никогда не поплыву…» [228]

Пусть никогда не поплыву в своей лодчонке я ни во сне, ни наяву по Амазонке, зато всегда, пока еще живу, я в памяти храню Неву на джонке.

3 февраля 1990 г.

487. «Ты тут была…»

Ты тут была — и больше нет… Перекрестила тебя во след. Будь же дорога твоя легка! Вспомни меня издалека. Ангел Господень тебя храни. Если желанье придет — черкни.

20 апреля 1991 г.

228

Variant in (he last lines in the manuscript: «Зато всегда / пока еще живу, / я помню и люблю Неву.»