А может?..
Шрифт:
— Я понимаю, — ответила болгарка. — Но, Йен, сейчас для свадьбы уже не время. Совсем скоро у нас будут совершенно другие хлопоты. Помнишь, ты сам всегда говорил, что штамп в паспорте для отношений абсолютно не важен, если люди чувствуют, что стали друг другу родными.
Йен молча стоял перед Ниной, скрестив руки на груди и смотря куда-то сквозь неё.
— В таком случае я даже не смогу дать ребёнку свою фамилию, — наконец проговорил брюнет.
— Вот с этим точно как-нибудь разберёмся, — сказала девушка.
— Я просто хочу называть тебя своей женой, — произнёс Сомерхолдер, взглянув на возлюбленную.
Нина встала с софы и дотронулась рукой до его щеки, поняв, что немного перегнула палку и была слишком резка с ним.
— Я давно считаю тебя своим мужем, — прошептала она. — Посмотри, Йен: мы с тобой давно стали единым целым. И сейчас наши жизни оказались связаны
Брюнет хотел что-то ответить ей, но в этот момент Нину позвала Микаэла, и она поспешила уйти, чтобы помочь маме, оставив его наедине со своим тяжёлыми мыслями.
The end of the flashback
Нина озвучила то, о чём подумал Йен, когда только узнал о её беременности, но эти слова почему-то не успокоили его, и даже наоборот, вселили какое-то недоверие, потому что звучали, скорее, как отговорка, и напоминали фразу: «Я уже забеременела, куда я теперь от тебя денусь?» Ещё не раз Сомерхолдер прокручивал в голове этот разговор, пытаясь убедить себя в том, что Нина действительно просто хочет погулять на свадьбе, будучи независимой от своего физического состояния, но сомнения грызли душу всё сильнее, а задать напрямую вопрос «Ты боишься?» он не осмеливался, чтобы не поссориться вдрызг. С того самого дня Йен ощущал какое-то неприятное чувство, которое было сродни обиде: ему казалось, что Нина не была в нём достаточно уверена и именно поэтому откладывала свадьбу. Фраза её матери о том, что теперь они станут друг другу ещё ближе в их случае не оказалась правдивой: сами того не замечая, постепенно, день за днём, ребята начали друг от друга отдаляться.
====== Глава 50 ======
— Йен, ты не видел мой клатч? — собираясь на съёмки, Нина быстрыми шагами мерила комнату, озадачено заглядывая, кажется, в каждый её уголок, пока Сомерхолдер переписывался со своими коллегами по ISFoundation. Это утро в доме Добревых было суетным: Микаэла и Николай точно так же, как и Нина, со вчерашнего вечера постоянно искали какие-то вещи, которые уже несколько раз исчезали из виду в самый нужный момент: на выходные родители Нины планировали уехать в Скарборо — небольшой городок под Торонто, находящийся на берегу Северного моря и завораживающий своими видами первозданной, не тронутой человеком природы даже искушённых туристов, и поэтому сейчас находились на стадии сборов.
Йен окинул спальню взглядом и, как ни странно, его глаз практически сразу зацепился за потерянный девушкой аксессуар: он лежал на комоде среди бесчисленной косметики Нины и нескольких фотографий в рамках, но остался незамеченным ею, по всей видимости, из-за того, что она спешила.
— Этот? — спросил брюнет, встав с кровати и протянув клатч Нине.
— Именно! — звонко воскликнула она. — Что бы я без тебя делала? В последнее время я стала ужасно невнимательной. Спасибо, — быстро проговорила болгарка, чмокнув бойфренда в щёку, и уже хотела было выйти из спальни, но в этот момент вспомнила, что хотела предупредить Сомерхолдера о своих планах на вечер. — Слушай, Йен… — кажется, Нина на мгновение замялась и как-то оробела, будто бы боясь сказать ему то, что хотела. — Мы сегодня с ребятами договорились сходить в караоке-бар, развеяться. Наверное, я приду поздно.
Слова Николины ввели Йена в ступор. Он уже был в Торонто вторую неделю, но за это время они с Ниной ни разу не ходили в кафе или кино (такие походы были для них обычным даже спустя семь лет отношений) и виделись преимущественно утром, разговаривая в большей степени о каких-то бытовых вещах. Лишь пару раз, вечером, когда Добрев всё же удавалось вернуться домой со съёмок раньше обычного, они погуляли в Хай-парке. Конечно, Йена такое положение дел не устраивало: он приезжал в Канаду только ради Нины, устав от разлуки и для этой встречи отодвинув на второй план дела своего фонда. И, хоть он понимал, что сейчас девушка занята работой над новым фильмом, он всё же надеялся, что им удастся улучить минуту, чтобы побыть вместе, может быть, посетить музей или, если повезёт, съездить за город… Да даже просто посмотреть какой-нибудь фильм, обязательно его комментируя и смеясь до боли в животе, как раньше, устроившись на диване в объятиях друг друга. Однако неприятнее всего для Сомерхолдера было видеть, что Нина и сама не горит желанием предпринять что-то, чтобы изменить ситуацию: его обществу она всё чаще предпочитала общество своих коллег по фильму «Коматозники» и работу. Он никак не мог понять причину таких резких изменений в её поведении, и принимать его Йену становилось всё сложнее.
— Нин, какой бар? — только и смог, словно
в забытьи, пробормотать он. — Через три дня я возвращаюсь в Ковингтон, а мы с тобой за всё то время, что я здесь, даже никуда толком не ходили вместе. Я думал, что хотя бы этим вечером у нас что-то получится… Тем более, твои родители уезжают на все выходные за город, и…— Йен, я понимаю, — перебила его болгарка. — Но ты же сам видишь, я целыми днями на съёмках и спать-то иногда не успеваю, — девушка нервно усмехнулась. — А сегодня выдалась прекрасная возможность провести время с кастом вне съёмочной площадки.
— Это здорово, — кивнул Сомерхолдер, — только можно задать тебе вопрос? Почему ты теперь избегаешь времяпрепровождения со мной? Что произошло?
Нина внимательно посмотрела на брюнета. За быстрой сменой суетных дней, когда она с головой окуналась в работу и новые знакомства, дико уставала, но, тем не менее, ощущала себя комфортно, живя в таком ритме, болгарка и сама порой не замечала, как ранит любимого человека своим безразличием и тем, что она никогда не ставила их отношения, их семью на первое место. Возможно, она сама пока не замечала изменений в себе, но Йен, зная её уже столько лет и наблюдая за ней со стороны, не видеть их не мог. После того, как стало известно о беременности Нины, её будто подменили: она словно бы боялась надолго оставаться дома, каждый раз спеша на съёмочную площадку и окунаясь в жизнь в свете софитов, где не было места теплу и семейному уюту. На самом деле, Нине было действительно страшно. Больше всего на свете она не хотела в свои двадцать восемь с рождением малыша выпасть из жизни, стать домохозяйкой и начать жить лишь интересами своего мужа и ребёнка. В глубине души она по-прежнему не могла преодолеть тот барьер, который мешал ей перестать ассоциировать создание семьи с концом жизни, к которой она привыкла. Болгарка всегда была счастлива возвращаться в город детства, проводить тихие вечера с Йеном, родителями и братом, но всё это ей нужно было, скорее, для перезагрузки, чтобы уже спустя время вновь улететь в другой, шумный, когда-то бывший чужим, а теперь уже вроде бы ставший привычным мегаполис, чтобы работать на износ, шаг за шагом одолевая свой путь к достижению цели — завоеванию любви поклонников и своего «места под солнцем» в мире современного кинематографа, развитию актёрских способностей, испытанию самой себя на прочность. Нина мечтала о детях, ей было легко представить семью с Йеном, потому что она была в нём уверена, так как всегда ощущала с его стороны колоссальную поддержку и чувствовала себя рядом с ним защищённой. Но сейчас, когда всё это уже совсем скоро должно было воплотиться в реальность, она была к этому не очень готова и то ли боялась себе в этом признаться, то ли сама пока этого не понимала.
— Ты преувеличиваешь, — примирительным тоном, но очень несмело произнесла Нина. — Всё то время, что мы не могли провести с тобой вместе, у меня уходило на работу.
Девушка немного помолчала, не зная, как ещё объясниться перед Сомерхолдером, а затем добавила:
— На этих выходных у нас запланировано отснять гораздо меньше сцен, поэтому эти дни мы с тобой могли бы…
— В этот раз, держу пари, у вас опять появится какая-то внеплановая работа, или на пустяковую сцену будет уходить по сорок дублей, и ты снова придёшь домой глубоко за полночь. Я знаю, Нина, — раздражённо ответил Йен. — За эти две недели я уже успел выучить все особенности твоего рабочего графика.
Девушку разозлили слова жениха, и, чтобы не повышать тон, сделала глубокий вдох, но всё, что она сказала ему, прозвучало с не меньшей злостью, чем у Сомерхолдера.
— Съёмки фильма, если он действительно создаётся для того, чтобы порадовать зрителя, а не срубить побольше денег, всегда отнимают много времени и сил. Ты сам актёр, тебе ли этого не знать? — с недоумением воскликнула она. — Этот год с самого начала обещал быть сложным для нас: мы с тобой не бухгалтера и не преподаватели, наша профессия подразумевает сумасшедший график и постоянные разъезды. Я, правда, очень устала. Мне нужно расслабиться. Хотя бы на один вечер. И, если честно, я была уверена, что ты поймёшь меня.
— Нина, у меня никогда не было в мыслях как-то ограничивать тебя в плане работы. Но сейчас ты действительно перегибаешь палку, — произнёс Йен. — Сейчас ты отвечаешь не только за себя, но, по-моему, забываешь об этом.
В его последней фразе послышался упрёк, который читался и в его взгляде и который остро почувствовала Нина.
— Я ещё раз повторю: своему ребёнку я не враг, — как можно сдержаннее проговорила она, хотя слова Йена сильно задели её. — И, поверь, если бы я почувствовала какое-то недомогание, то незамедлительно обратилась бы к врачу.