А может?..
Шрифт:
— Я знаю, Йен, сейчас эта фраза прозвучит не к месту, — Пол говорил тихо, но уже более уверенно, — но жизнь на этом не закончилась. У вас ещё могут быть дети. Ты не должен хоронить себя. Просто вспомни, что я тебе говорил несколько месяцев назад, и представь, что бы ты сейчас чувствовал, если бы Нина… — поляк запнулся, пытаясь подобрать нужные слова. — Ушла, — выдохнул он, озвучив мысли Йена, которые не давали ему покоя эти несколько часов.
— Пол, — перебил Сомерхолдер. — Дай Бог, чтобы ты никогда не узнал, каково это — потерять ребёнка.
Он помолчал немного, а затем добавил:
— Пожалуйста, оставь меня.
Василевски не стал настаивать
Он был прав. Со стороны могло показаться, что Йену была безразлична Нина. Нет, конечно, это было не так! Он благодарил Бога за то, что она осталась жива и боялся подумать о том, что было бы с ним, если бы слова Пола оказались реальностью. Но боль от потери ребёнка была сильнее его, это выбило землю у него из-под ног, и ему действительно было нужно время, чтобы оправиться и стать для Нины опорой. Но где-то в глубине души он знал: он станет. Обязательно станет.
В эту ночь Йен не уезжал домой и ночевал в больнице, боясь отходить от реанимации, будто бы охраняя Нину и боясь, что, если он уйдёт, то с ней может случиться непоправимое. Он не сомкнул глаз ни на минуту, раз за разом прокручивал у себя в голове разговор с Полом и старался найти в себе силы, чтобы продолжить путь.
Как и говорил врач, болгарку уже ранним утром перевели в отделение интенсивной терапии, и теперь Сомерхолдеру можно было зайти к ней.
Когда он переступил порог палаты, то увидел, что Нина была уже в сознании и не спала. Она выглядела совершенно измотанной, бледной и такой хрупкой, что Йену хотелось прижать её к себе и больше никогда не отпускать, стать её щитом от ударов судьбы.
— Йен… — услышал он очень слабый, но такой родной голос и почувствовал, как по телу пробежали мурашки.
Вот она, его маленькая девочка… Она так отчаянно хваталась за жизнь, и она не подвела его… Она всё вынесла и сейчас была рядом с ним, полностью ослабленная, бледная, но живая.
И именно в этот момент, присев к ней на кушетку и сжав её холодные тонкие пальцы, а затем приложив её ладонь к губам, пытаясь согреть её своим теплом, он понял, насколько сильно его сердце привязано к этой девушке. Кажется, мысли о гибели ребёнка на мгновение отходили на второй план, когда он смотрел в её шоколадно-карие глаза.
Пол был прав. Только она была его лекарством.
— Я здесь, малыш, я рядом, — произнёс он. — Как ты?
— Сильно болит голова, — проговорила она. — Сколько я здесь провела?
В этот момент её рука непроизвольно дёрнулась к животу.
— Наш сын… — пролепетала она. — С ним ведь всё хорошо?
В её словах звучала такая надежда, что предательский ком встал в горле, и Сомерхолдер изо всех сил старался не заплакать.
— Нина, — прошептал он. — Пожалуйста…
Болгарка почувствовала дрожь в его голосе, и в какую-то секунду в её сознании, словно вспышка молнии, промелькнули те страшные мгновения автокатастрофы.
— Йен, скажи, что с ним? — в её глазах стояли слёзы, и Сомерхолдеру казалось, что в его сердце один за другим кто-то вонзает острые кинжалы.
— Врачам не удалось его спасти.
Пять слов, о которые в эту минуту разбился мир Нины.
Жадно хватая ртом воздух, она попыталась приподняться на локтях, но была ещё слишком слаба для этого. Йен поддержал её за плечи, и в следующее мгновение услышав её крик, прижал сильнее к себе.
— Боже, нет! Пожалуйста!
Сомерхолдер обнимал
девушку, прижимался губами к её щеке и ощущал привкус её солёных слёз, которые смешивались с его собственными — сдерживать их он был уже не в силах.Больше они не могли сказать друг другу ни слова.
За те восемь лет, что они были друг с другом, они вместе смеялись, мечтали, просто молчали.
В этот день они впервые вместе плакали.
Говорят, что, когда два человека плачут вместе, они понимают, как они любят друг друга. На самом деле, то, что чувствуют люди в такие моменты, гораздо сильнее. Они становятся неделимым целым, обнажая друг перед другом свои души и доверяя друг другу залечить свою боль. Это не любовь. Это что-то выше.
====== Глава 56 ======
Soundtrack: Westlife — Soledad
В жизни бывают такие моменты, когда человек осознаёт, насколько он на самом деле слаб. Причины у каждого свои: предательства близких людей, разочарование в своём идеале, ошибка, которую себе уже никогда не простишь и воспоминания о которой будут день за днём съедать душу, подобно яду, — всё это может стать кинжалами, которые кто-то один за другим вонзает тебе прямо в спину, когда такого удара совсем не ждёшь, и согнуться под ним может даже сильный духом человек. Тогда начинает казаться, что ты совсем один в мире, который против тебя, опускаются руки и ты начинаешь постепенно упускать из виду некий ориентир, который держит на плаву, — смысл жизни, если хотите. И порой бывает очень сложно найти путь к себе и, поняв, что в этом мире не всё раскрашено тёмно-серыми красками, вновь увидеть в нём что-то прекрасное.
Йен не мог назвать себя слабым человеком, а точнее — в его жизни ещё не происходило чего-то такого, что могло бы ярко показать его слабые места. Даже если на мгновение в какое-то трудное для него время ему могло показаться, что это конец и что подняться он не сможет, рядом с ним всегда оказывались люди, которые вселяли в него веру в себя и помогали найти в себе силы, чтобы двигаться дальше.
Только сейчас Йен осознавал, что в одночасье стал слабым и абсолютно безоружным перед всем тем, что происходило в его жизни. В нём самом в один момент остановилась жизнь, оставив лишь его внешнюю оболочку. В сердце же не было ничего, кроме боли, с которой, ему казалось, он стал единым целым.
— Что, Линкс, ждёшь Нину? — с горькой улыбкой спросил Йен, вернувшись домой из больницы от сына и увидев около порога кошку, которая пристально смотрела на дверь. С того дня она теперь встречала его только так, но Сомерхолдер хорошо знал повадки животных и понимал, что был совершенно не тем человеком, которого она хотела увидеть. Кошка скучала по своей хозяйке. — Знаешь, я ведь тоже до сих пор надеюсь, что она вернётся…
Сомерхолдер наскоро разделся, умылся, а затем покормил животных. Впервые за это время он смог вернуться домой раньше двенадцати часов ночи, но сюда он больше не тянулся. Он всё делал как будто на автомате, ни о чём не задумываясь и ничего не чувствуя.
В доме было тихо, и эта тишина угнетала. Без Нины он опустел, и всё тепло и уют, которые ещё недавно царили в нём, она словно бы забрала с собой.
Со дня автокатастрофы прошла всего неделя, но Йену казалось, что эти дни тянулись, как несколько лет. Он разрывался между работой и больницей, где врачи всё это время боролись за жизнь его маленького сына. Теперь жизни и здоровья мальчика ничего не угрожало, и Йен мог немного перевести дух: ему страшно было подумать, что было бы, если бы он потерял их обоих.