… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Не ясно, что ли? Кто бежит при петушином крике?
С ним у меня не то, чтобы противостояния, но трения случались.
Один раз когда у заднего хода общежития ссыпали самосвал угля на зиму и я весь тот антрацит в кочегарку перебросил. А он по окончанию работы приехал из Вапнярки и так высокомерно спрашивает:
– Ну, что тебе заплатить? Троячки хватит?
Меня тут заело – полдня под солнцем карячился, а он, как ханыге какому-то три рубля предлагает.
Ты, конечно, князь тьмы,
– Нет, пусть мне заплатят по расценкам.
– По расценкам ты и этого не получишь.
Я ему не поверил, на следующий день взял отгул и поехал в шахтуправление. Мне показали где сидит главный бухгалтер Вицман.
Только я шагнул в кабинет – у него зазвонил телефон.
Он трубку снял:
– Вас слушают.
( … именно так, слово в слово – «вас слушают».
Чисто, гладко, описательно. Ни с какого боку не уколупнут.
Вот что значит Вицман!..)
Я изложил ему суть дела, он сразу понял и достал толстую книгу в мягкой серой обложке «Единые нормы и расценки»; нашёл где там про погрузку-выгрузку сыпучего угля сказано и дал мне почитать.
Там чёрным по белому стоит, что даже если бы тот уголь я разгружал за Полярным кругом, по самым высоким северным коэффициентам, и каждую лопату угля, прежде чем заброшу в кочегарку, три раза обносил бы вокруг общежития, то по расценкам тем мне полагается 1 руб. 20 коп.
( … и открылось мне, не ведавшему истины доселе, что в ножки поклониться надлежит мастерам, прорабам, инженерам и прочему т. д., за их приписки и туфту в нарядах на выполнение работ.
Без них рабочий класс давно бы вымер вместе с семьями.
Кормильцы они и благодетели.
Вот только какая падла те расценки составляла? Я б с ним по-братски лопатой поделился …)
А в другой раз выплату аванса задержали и я к главному инженеру на дом пошёл, в Одессу.
По случаю субботы отгул не понадобился.
Он возле Горбатого моста окопался в собственном доме с женой и сыном пятиклассником.
Угостил меня томатным соком домашнего приготовления.
Ага…
Всё, как положено – красная, густая, солоноватая жидкость.
А куда денешься? Маргарита тоже пила.
Зато чёрный чай я до сих пор по его рецепту завариваю, как он объяснял.
В тот вечер он ещё воспоминанием поделился про трудовую деятельность в Заполярье, где он после работы клал пару кирпичей на электроплитку и сверху жену свою усаживал для приведения в рабочее состояние на ночь.
Один раз нечистые путч затеяли, хотели поменять расклад устройства мира.
Накануне инженер Пугачов приехал и в общежитии одну из запертых дверей открыл, под видом раздачи продовольственных продуктов до зарплаты.
Я по коридору проходил, Славик Аксянов мне кричит:
– Иди и ты получай!
В комнате человек пять махновцев и на столе
ящик с пачками «Примы». Пугачов им по 5-10 пачек раздаёт.Продукты, да? Боеприпасами снабжает!
– Спасибо, но я «Беломор» курю.
На выходе я ещё услышал, как Славик Аксянов чертяк подбадривает:
– Ничего! Молодость всё спишет!
На следующий день в Одессе не работал ни один светофор. Весь день творился полный бедлам. Троллейбусы прыгали как угорелые.
Стрельбы, конечно, не было; ведь путч шёл на ином уровне, но, по моим оценкам, провалился, потому что я успел купить «Атлас мира» в мягкой нежно-зелёной обложке.
В Одессе той поры самым устойчивым и общеупотребительным выражением одобрения было «то, шо любишь!».
– Как вам Сонечкин жених?
– То, шо любишь!
А вместо «нет» говорили «хуй маме!», но поскольку вокруг была Одесса-мама это звучало даже патриотично.
– Так «Черноморец» выиграл, или что?
– Хуй маме!
В сквере на Дерибасовской деревья непонятные, как будто сами с себя кору сбросили, а вечером на танцплощадке там духовой оркестр играл, почти как при Иоганне Штраусе, но редко.
А в каком-то парке, но уже днём, я прыгнул в бассейн с пятиметровой вышки. При полёте аж в ушах свистело.
Чуть погодя два парня прыгнули, держась за руки, но они ногами вниз летели; один в чёрных носках.
Так они мой след заметали.
В переговорном на Пушкинской меня не слабо подкололи.
Я заказ сделал, подождал, потом на тротуар вышел и стою возле открытой двери. Только я закурил, в динамик кричат:
– Нежин! Кто-нибудь ожидает Нежин?!
Я папиросу в урну, вбегаю обратно:
– Я! Я ожидаю!
А телефонистка в микрофон:
– Ну, вот и ждите!
Весь зал так и грохнул.
Это тоже меня от чего-то уберегали.
Мужик там один стоял. Его номер соединили:
– Челябинск на линии! Зайдите в пятую кабину!
А мужик так разочарованно:
– Э-э!..
И пошёл куда сказано.
Вот это – просвещённый! По одному лишь номеру кабины знает наперёд чем разговор закончится.
С Одессой я тогда хорошо познакомился. В основном пешком.
Нашёл публичную библиотеку № 2.
И Привоз нашёл, где грузчики в синих халатах толкают перед собой вокзальные тележки и кричат «ноги! ноги!», чтоб им дорогу уступали.
Там, на Привозе, старая цыганка на меня заклятье наложила по своим обрядам, когда я ел гроздь винограда.
Не знаю за что, но ей виднее.
«Фабрика желудочного сока» – я и не представлял, что такие предприятия бывают.
Когда я проходил через дворы пятиэтажек, забивающие «козла» мужики сильнее грохали костяшками об стол – отпугивали кошек, чтоб те мне тротуар не перебегали.