… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Игорь очень удивился и никак не мог поверить, что в Киеве у меня нет других целей кроме как навестить его.
Четыре часа в электричке ради разговора с шурином, с которым не знаю о чём говорить.
Если б я ему сказал, что у меня имелся, таки, свой интерес и за эти четыре часа я наконец-то прочитал «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева ему полегчало бы?
Потом пришлось долго рассказывать тёще как выглядит её сын, а выглядел он вполне нормально, но как монах.
В этом офицерском госпитале всем выдают длинные
Особый орден: монахи-фуражканцы.
Но наибольшее доверие мне оказали при покраске полов квартиры красной краской.
Не в один присест, конечно, потому что и во время ремонта где-то надо жить.
Так, за пару приездов.
А кухню и прихожую Иван Алексеевич красил в моё отсутствие.
Он мне очень помог, когда я решил сделать книжные полки в виде широкой этажерки, которая полностью бы разбиралась; для нашей будущей семейной библиотеки.
В ней уже собрались десять томов Словаря Украинской Мовы. Его продавали только подписчикам, но многие потом не захотели деньги тратить и магазин выставлял тома отказников на продажу. А на четырёхтомник Квитки-Основьяненко я успел подписаться.
Кроме того имелись книги на английском и просто разнобой из книжных магазинов.
В СМП-615 подходящего материала для полок не оказалось и тогда я попросил тестя, чтоб в мастерской его хлебокомбината мне прострогали рейки по списку с размерами.
Он когда привёз их в связке и поставил в прихожей, то начал мне доказывать, что ничего не выйдет; потом ещё и Иру позвал, говорит:
– Сама посмотри – разве из такого полки получатся?
Действительно, они казались слишком тонкими, но, прежде чем дать заказ, я долго обдумывал, чтоб полки получились лёгкими и прочными.
Те заготовки я, конечно, отвёз на Декабристов 13 – в Нежине нет ни условий, ни инструмента для такого дела.
И когда я нарезал шипы на рейках, выдолбил гнёзда и посадил на казеиновый клей, а потом ещё прошкурил и лаком покрыл, то полки даже моему отцу понравились.
Вот только Ира, когда в Конотоп приезжала никак не отреагировала – ну, полки, как полки.
А Иван Алексеевич не виноват, что ошибся в прогнозах – ему, наверно, рабочий в той строгальной мастерской сказал, что невозможно из такого полки делать, вот он и начал повторять.
Но потом мой маршрут в доме родителей Иры стал ещё короче.
Один раз тесть мне долго не открывал и, заходя в в прихожую, я услышал шум скандала.
В семьях они случаются.
Вон Ваня на повышенных тонах звучит в гостиной; Тоня с заплаканным лицом промелькнула на кухню и обратно; ещё голоса вмешиваются. Ира выглянула из-за двери:
– Я хлеб поставила, остальное сам положи.
И скрылась опять – пререкаться с Ваней.
Ради моего появления театр боевых действий передвинулся в спальню Тониной семьи.
В гостиной только слышалось, что Ваня там в углу занял круговую оборону,
а тёща, тесть и золовка, то по отдельности, то хором выкрикивают ему у кого что наболело.К словам я не прислушивался, но различил, что Ваня отвечает короткими очередями, по бандеровски.
Иногда атакующие выбегали в гостиную – вспомнить чего ещё не высказали, и снова броситься в гущу боя.
За исключением Тони, которая спальню не покидала, а монотонно долбила там своё.
Я хоть туда не заглядывал, но всё и так понятно было – семейные скандалы не блещут разнообразием диспозиции.
И всё это бурлило на фоне воплей бунтующих дехкан в Центральной Азии, потому что по телевизору шёл сериал «Человек меняет кожу», где они метались от одного края экрана к другому. Отсюда и голоса.
Потом они настолько обнаглели, что выскочили из телевизора и продолжили свою беготню по клеёнке стола. Воспользовались моментом, пока зрители отвлеклись на личные разборки в спальне.
Но мне-то известно, что от этого телевизора чего угодно можно ожидать.
Однажды в воскресенье тёща приготовила суп из голой кости и мою тарелку рядом с ним поставила, а там тогда какой-то мафиозный клан заставил судью с собой покончить.
Вот он пулю себе в висок пустил и мозги мне прямо в тарелку – плюх!
А тёща рядом стоит для контроля – проявлю ли я правильное уважение к её стряпне.
Куда денешься? Пришлось хлебать с пылу, с жару.
Но никто не уйдёт от возмездия и теперь, безнаказанно пользуясь моментом, что мы с ним один на один, я – щёлк! – и на другой канал его.
Оказалось самое оно – скрипичный квартет камерной музыки.
Но тут тесть из спальни выскочил на подзарядку. И чует – что-то оно его не стимулирует, как ожидалось.
Ему не сразу дошло, что это виолончель.
Но причём виолончель к Центральной Азии?
А когда понял – на прежний канал перебросил.
Дехкане ему оттуда дружным хором:
– Ала-ла-а!!!
Он вдохнул, как живящий глоток, и, с пополненным боезапасом – снова ринулся в бой.
Вот с тех пор, после прихожей и ванной, я прямиком на кухню. Сам себе положу и ужинаю.
В холодильник не заглядываю, чтобы Гаина Михайловна потом Ире тихие выговоры не делала.
По ходу ужина и ты на кухню прибегаешь, начинаешь что-то говорить на своём, пока ещё не очень понятном языке…
Впрочем, это я опять вперёд забежал.
Чтобы удержать Иру, мою Иру, чтобы она оставалась моей и только моей, я ступил на путь праведной жизни.
( … кодекс праведника в киоске на купишь, но он мне и не нужен был.
Любой человек и без кодексов знает когда он правильно поступил, а когда нет.
Даже если твоему неправильному поступку есть тонны оправданий и обоснований, или даже писаных законов, и даже если все вокруг поддержат: «молодец! хорошо и делаешь!», ты всё же знаешь, про себя, что так совсем не надо, и в этом будешь прав, потому что себя не обманешь – уж ты-то знаешь, что правильно, а что нет.